Собственность Короля (СИ) - Субботина Айя

— Владислав Александрович, это совершенно точно моя падчерица, — скрипит зубами Рогов. — Какого…?

— Это — моя девочка, — грубо и резко перебивает его Влад. — Анечка, девочка Короля. Так понятнее, старый ты долбоёб?

Мои внутренности от страха сворачиваются в тройной морской узел.

Значит, он все-таки бандит. Несмотря на то, что абсолютно все на это указывает, я до последнего не хотела верить, что ради спасения жизни сестры, придется буквально прыгнуть из огня да в полымя.

Когда и где я успела столько нагрешить, чтобы вляпаться во всю эту историю?!

Единственное, что хоть как-то поддерживает во мне моральный дух — рожа моего отчима. Потому что она белёсо-серой, как еще немного влажная побелка на стенах.

И выглядит так же паршиво, как если бы ее нанесли впопыхах старым растрепанным валиком.

Глава одиннадцатая: Аня

— Я не понимаю, — невнятно шамкает губами Рогов.

Даже у его охранников слегка вытягиваются лица.

Только я одна тут не понимаю, что за волшебные слова только что прозвучали?

— Все ты понимаешь, Рогов. Это, — неприлично и грубо тычет пальцем в мою сторону, — моя девочка, а девочка Короля, как икона в церкви — смотреть можно только с моего разрешения, трогать вообще нельзя. И даже дышать на девочку Короля нельзя, а то дыхалка может заглохнуть.

После этих слов я окончательно чувствую себя его вещью. Как будто его слова материализовались на моем лбу здоровенным клеймом с надписью: «Собственность Владислава Грея!»

Рогов тупо кивает, и становится еще бледнее.

— Хорошо, — милостиво отмахивается Влад. — Продолжаем разговор. Объясни-ка мне, старый пидар, какого хрена происходит?

И снова пауза, на этот раз еще более напряженная.

Влад встает, берет меня за руку и резко тянет на себя. Перехватывает подбородок двумя пальцами, но каким-то образом не задевает ни единого синяка или царапины. Разворачивает лицом к отчиму, и тихо, даже как будто шепотом, спрашивает:

— Какого хуя моя девочка выглядит вот так?

Если бы меня спрашивали что-то вот таким тоном, я бы созналась даже в том, чего не знаю и взяла бы на себя все смертные грехи, потому что в эту секунду я забываю и о его сексуальном теле, и о том, как красиво звучит хрипотца в его низком голосе.

Ничего из этого и близко нет. Я бы даже поклялась, что никогда и не существовало и все это время мистер Грей мастерски дурачил меня маской этакого удалого дурачка, который только и может, что уводить из-под венца чужую добычу.

Сейчас ничего этого и близко нет.

Есть только большой, злой и чертовски опасный мужик.

Полностью, наглухо отбитый.

Вообще без тормозов и ремней безопасности.

И, кажется, я малодушно готова еще раз рассмотреть сделку с Шубинским, чем стать девочкой этого сумасшедшего.

Я вижу, что Рогов пытается что-то сказать в свое оправдание. Точнее — придумать какое-то вранье, которое поможет ему сберечь свою шкуру целой, потому что, очевидно Влад не собирается спускать историю на тормозах. Отмолчаться не получится, потому что по мере того, как нарастает пауза — сокращается его терпение. Я чувствую это буквально на кончиках пальцев, которыми он продолжает держать мой подбородок.

— Владислав… Александрович, — Рогов снова поправляет воротник рубашки, но на этот раз делает это характерным нервным рывком. — Я полагаю, произошло какое-то недоразумение. Анна просто… у нас бывают некоторые… сложные моменты и… изредка…

— Бла… бла… бла… — перебивает его Влад, отпускает меня и этой же свободной рукой изображает «голову говорящей утки». Вроде бы ничего такого, но пока его «утиная голова» крякает в сторону моего отчима, его лицо несколько раз успевает изменить цвет. — Вот скажи мне, кусок дерьмового дерьма, почему говоришь ты — а стыдно мне?

Рогов нервно проводит языком по сухим губам.

Бьет себя по карманам в поисках сигарет. Достает новую пачку, но когда начинает срывать с нее фольгу, его пальцы так трясутся, что в конечном итоге он просто роняет ее на пол.

Влад молча следит за всем этим. Сейчас он стоит ровно передо мной, как бы закрывая своей спиной т возможных последствий этого неприятного и, пока что, совершенно непонятного мне разговора. Хотя с другой стороны — если нас тут превратят в решето, то это будет целиком и полностью его «заслуга».

— А знаешь, почему мне так неебически стыдно, Рогов? — Влад прищелкивает языком. — Потому что история, которую я сегодня узнал, сильно попахивает… как бы это правильно сказать? Как будто ты, собака сутулая, решил меня поиметь.

— Нет! — слишком громко и слишком трусливо выкрикивает отчим.

— Хлеборезку прикрой! — резко, как выстрел, рявкает Влад.

Клянусь, я только что слышала, как от звука его голоса задребезжала каждая хрустальная капля на люстре под потолком.

— У тебя, тварь плешивая, была возможность тявкать. Ты зассал, значит, говорить буду я, а ты будешь молчать, пока тебе, гнида, не разрешат тявкнуть в свое оправдание. Откроешь рот без отмашки — заткну его тебе твоими же тухлыми яйцами.

Я морально готовлюсь к тому, что после настолько неприкрытой угрозы Рогов точно даст отмашку от нас избавиться, но и на этот раз ничего не происходит. Хотя кое-что все-таки меняется — охранники за его спинами выглядят встревоженными.

Четыре здоровых лба, некоторые из которых (а скорее всего все) работают на Шубинского, перед которым мой лебезил мой отчим.

Еще один его личный дуболом слева от нас.

Сам Рогов.

В комнате как минимум шесть здоровых мужчин, большинство из которых с оружием — но никто из них даже не рискует сказать моему «спасителю» хоть слово поперек.

Он точно какой-то криминальный авторитет.

Господи, если бы в наше время каждый мало-мальски симпатичный качок из зала не превращал свое тело в картину из татуировок, я бы точно сразу поняла, с кем имею дело. Но как это делать сейчас, когда даже брат моей американской подруги, круглый отличник и надежда всей семьи, забил себе два «рукава» вплоть до пальцев?

— Смотри, какая история получается. Есть моя девочка, на которую смотреть и дышать могу только я, потому что такие правила и ты, собака сутулая, их прекрасно знаешь. Но! — Влад громко щелкает пальцами и похожий на выстрел звук заставляет меня по-черепашьи втянуть голову в плечи. — С какого-то хуя ты решил меня поиметь, замахнуться на святое — на мою девочку.

Словосочетание «моя девочка» как будто наделено каким-то особенным колдовством, потому что с довольной и упитанной физиономии отчима окончательно сползает весь его лоск. Взамен, он покрывается крупной испариной, словно на него одного дует невидимая турбина раскаленного воздуха.

— Но и это, блядь, не все! — Влад снова щелкает пальцами, и на этот раз нервно дергаются даже головы охранников. — Прикинь, оказывается, что ты не просто обидел мою девочку, поднял руку на мою собственность — тебе этого оказалось мало и ты решил подложить мою малышку под старого импотента Шубу. Мою девочку. Под этого конченого уебана. Знаешь, как я сейчас себя чувствую? Как будто ты, пидар, решил выебать меня самого!

Рогов в третий раз дергает воротник рубашки, но на этот раз так сильно, что отлетает сразу несколько пуговиц.

— Нет! — Влад тычет в него пальцем, пресекая попытку заговорить. — Забыл мое предупреждение? Или хочешь взять меня на слабо?

Отчим так энергично мотает головой, что на это почти больно смотреть.

Но только «почти», потому что несмотря на страх и полную непредсказуемость ситуации, мне приятно смотреть на то, как Грей буквально каждым словом вколачивает гвоздь в крышку гроба его самоуверенности.

— И вот что у нас получается, гнида. — Влад не сбавляет обороты, и теперь его голос похож на тихий вкрадчивый свист плетки, который все равно звучит воинственным маршем, — во всех бедах моей малышки, виноват… ты. Ты довел ее до слез, забрал у моей девочки ее младшую сестру и, блядь, шантажируешь беспомощным ребенком. Рогов, я чё-то реально не вдупляюсь — у тебя есть запасная башка, хер и яйца, что ты такой охуевший?!