Категории и законы марксистско-ленинской диалектики и язык - А. М. Кузнецов

пространство слога, семантическое пространство, поэтическое пространство, ономастическое пространство и т.д., – все это термины, в употреблении которых часто нет единства, но явственно ощущается многими лингвистами потребность в опоре на эти понятия, облегчающие освещение многих сложных лингвистических проблем. Вполне очевидно, что некоторые из пространственных понятий современной физики были перенесены в область лингвистики.

Понятие о выражении пространственной ориентации с помощью языковых средств давно существует в языкознании и в логике. Аристотель в «Категориях» выделяет совокупность предикатов, которые можно высказать о бытии, и стремится определить логический статус каждого из них, хотя на самом деле речь идет о языковых категориях. Так, выделяется класс пространственных обозначений (греч. που «где?»), в который входят наречия места или падежные обороты с локативом (5, с. 6. См. также комментарии к этому положению Аристотеля у Э. Бенвениста – 11, с. 106 – 107).

Из современных теорий в этой связи отметим представления Ю.С. Степанова о трех типах абстракции, характеризующих грамматику, а через нее и язык в целом: номинация, предикация и локация, причем под номинацией понимается абстракция предметов, признаков и действий, под предикацией, соответственно, – абстракция связей между предметами, а под локацией – абстракция отношений человека к месту и времени речи (50, с. 122). Как видно, все эти три типа грамматической абстракции в различной степени связаны с пространственными представлениями. Взгляды Ю.С. Степанова близки к Пражской лингвистической школе. В семиотическом смысле номинация представляется как ядро семантики, предикация – как ядро синтактики, локация – как ядро прагматики (57, с. 353).

Пространственные представления находят свое выражение на всех уровнях языка, кроме, вероятно, фонологического уровня. Правда, В.З. Панфилов, говоря об определенных отношениях между значениями языковых единиц и материальной стороной этих языковых единиц, указывает, что в некоторых языках большая степень удаленности какого-либо объекта выражается посредством удлинения гласного соответствующего указательного местоимения (38, с. 53).

Рассматривая пространственные значения лексики языка, прежде всего следует обратиться к старой философской, логической и лингвистической проблеме «слова и вещи», к проблеме языковой номинации в широком смысле слова. Г. Шухардт, в особенности разрабатывавший проблему «слов и вещей», считал, что

«между действительностью и языком стоит мировоззрение… О непосредственном и точном отражении в языке реальных вещей и процессов не может быть и речи» (55, с. 107).

Однако развитие теории ономасиологии и семасиологии показало, что в прошлом, особенно на ранних этапах становления языка, на формирование языка оказывала влияние естественная классификация всего вещного мира, окружающего человека, и проявлений его внутреннего мира.

«Многие этимологии слов показывают, что связи мира вещей и мира слов были в те времена более прямолинейными и даже более наглядными» (30, с. 19).

Так, легшие в основу формирующихся частей речи общие категории были близки самой «физике мира» и совпадали с категориями натуральной логики познания мира (30, с. 26).

Номинация включает в себя элемент пространственных представлений. Лексика и семантика отражают вещи реального мира, связи вещей между собой (здесь категория пространства тесно смыкается с категорией отношения), соположение вещей в пространстве.

Например, в языке отражается такая важная количественная пространственная характеристика, как соразмерность материальных объектов по их протяженности. С.П. Островская на материале немецкого художественного текста показывает различные модели обозначения длины языковыми средствами (37). Протяженность также выражается понятиями высоты, глубины, ширины, толщины, площади, объема, для которых в языке существует разветвленная сеть обозначений. Л.И. Иванова, рассматривая особенности употребления прилагательных пространственного значения во фразеосочетаниях (25), анализирует три антонимические пары прилагательных пространственного измерения: глубокий – мелкий, высокий – низкий, широкий – узкий. Они делятся на две группы: непредельные (глубокий, широкий, высокий) и предельные (мелкий, узкий, низкий). Это разграничение обусловлено тем фактом, что высоту, ширину, глубину объекта можно увеличивать безгранично, в то время как безгранично их уменьшать нельзя: соответствующие свойства исчезают. Для пространственных прилагательных характерно большое количество производно-номинативных значений, образующихся в результате либо метонимического, либо метафорического переноса. При метонимическом переносе пространственные прилагательные дают характеристику действия по его результату или по месту, где оно совершается. Чаще всего такие прилагательные встречаются в сочетании с отглагольными существительными (широкий шаг, походка, жест), реже в сочетании с конкретными и абстрактными существительными (высокий – низкий потолок, звезда, облако, небо). Метафорический перенос прилагательных наблюдается в сочетании с конкретными существительными, также допускающими измерение в пространстве (высокий – низкий стол, лоб, талия) (25, с. 102 – 103).

Тропы вообще играют существенную роль при актуализации отношений «слово – вещь». Употребление слова в переносном значении соотносит последнее с прямым значением на основе сходства или контраста сопоставляемых явлений (метафора), на их смежности (метонимия) или на соотношении части и целого (синекдоха). Г. Пауль указывает пример метафоры: нем. Kamm «гребень» и Kamm для обозначения петушиного гребешка, черенка виноградной кисти (39, с. 115). Метафорический перенос названий может происходить на основе пространственных, временных и причинных связей.

Л. Блумфилд приводит пример метонимии (ассоциация по смежности в пространстве): др.-англ. ceace «челюсть» – англ. cheek «щека», ст.-франц. joue «щека» – англ. jaw «челюсть» (13, с. 467). Метонимические отношения в языке осуществляются благодаря наличию концептуальных связей, фиксирующих, в свою очередь, связи и отношения между реальными предметами действительности. Этот вопрос является предметом рассмотрения в работе Э.В. Васильевой (15), которая исследует модель «емкость – то, что ее заполняет» на материале русских говоров Сибири.

Пример синекдохи (значение соотносится как целое и часть): итал. porta «створки» вместо porta «отверстие в стене и приспособление для его закрытия» (41, с. 148). Или прагерм.*ʼtu:naz «изгородь» (как и до сих пор нем. Zaun), англ. town «город» (13, с. 467). Эти и другие семантические изменения типа иррадиации, сцепления и т.д. хорошо известны этимологам. Г. Пауль придавал большое значение пространственным отношениям в области семантических изменений. Он отмечал, например, что

«аналогия между протяжением в пространстве и протяжением во времени делает возможным перенос слов, выражающих пространственные отношения в каком-либо одном измерении, на временные отношения, ср. длинный (день), короткий (срок)… мера, часть, половина и т.п., конец, предел… Пространственные отношения и процессы могут переноситься в сферы не пространственных отношений. Так, все психическое представляется нам покоящимся внутри нас то ли в отдельных частях тела, то ли в душе, которой в этом случае приписываются пространственные атрибуты, ср. мне пришла в голову мысль, до глубины души и т.д. Состояния могут также восприниматься как нечто протяженное в пространстве, ср. „погруженный в мысли“» (39, с. 116).

На метафорических переносах основаны и многие термины ориентации в ряде языков мира, что убедительно показывают Г.М. Василевич (14) и Л.И. Сем