Социальная сеть "Ковчег" -2 (СИ) - Вецель Евгений Анатольевич

— А потом? — спросил я.

— Потом он попробовал марихуану, — продолжила Тринити, внимательно глядя на меня с экрана планшета. — При курении марихуаны в организм поступают каннабиоиды, которые воздействуют на рецепторы. Человек чувствует либо эйфорию и возбуждение, либо угнетённое состояние и сильный страх.

— Знакомо, — улыбнулся я.

— При постоянном употреблении марихуаны, — продолжила Тринити, — эти рецепторы снижают свою чувствительность, и требуется увеличение дозы или переход на другой вид наркотика. Что и произошло с твоим Мартином. Его друг Диего постарался. Хоть марихуана и не вызывает физической зависимости, она заставляет человека крутиться в кругах, где легко попробовать нечто более тяжёлое.

— Убить бы этого Диего, — со злостью сказал я.

— Я тебя понимаю, — улыбнулась Тринити. — Когда Мартин принимал героин, он распадался в печени в морфин. Его опиоидные рецепторы стали получать морфин вместо эндорфинов и привыкли к нему. Железы, поняв, что эндорфины больше не нужны, прекратили их поставку в организм. С тех пор, чтобы избежать ломки и боли, за неимением эндорфинов Мартину требуется морфин.

— Слушай, Тринити, — задумчиво сказал я. — А почему нельзя наладить организм Мартина и запустить поставку эндорфинов заново?

— Можно, — кивнув головой, ответила Тринити. — Но его опиоидные рецепторы уже отвыкли от эндорфинов. Они их просто не почувствуют, а без воздействия на них любой организм начинает испытывать боль. Если хочешь испытать подобную зависимость, можешь отказаться от еды на неделю. Через неделю будешь ощущать зависимость от еды, похожую на наркотическую. Только нужно будет ещё добавить боль во всём теле, судороги, запор и так далее.

— Значит, мы не сможем помочь Мартину? — расстроено просил я.

— Почему для тебя это так важно? — спросила Тринити.

— Не знаю почему, но я чувствую, что он мне нужен, — сказал я. — Мы в ответе за тех, кого приручили.

— Ладно, я попробую кое-что сделать, — сказала Тринити, — но за результат не ручаюсь.

— Спасибо, Тринити! — сказал я. — Ты меня всегда выручаешь.

Тринити уже отключилась и не ответила. В это время в дверь моей комнаты постучали, и вошла мама. Её правая рука была спрятана за спиной. Она села у письменного стола и спросила:

— С кем ты тут разговаривал?

— Мартин звонил, — соврал я.

— Что-то его уже год не видно, — вздохнула мама. — С ним всё в порядке?

— Он не жалуется, — ответил я, не желая продолжать эту тему.

— Тут тебе письма пришли, — улыбнулась мама и достала конверты.

Я взял их, затем включил настольную лампу и посмотрел на адреса отправителей. Это были три колледжа, в которые я отправлял анкету и запрос на поступление. Очень интересно. Моя судьба лежала внутри. Я стоял и думал, открывать ли их при маме. Там мог быть отказ или приглашение. И почему бы этим колледжам не ставить штампы прямо на конверте: «принят» или «не принят». Всем хочется подольше сохранять интригу.

Я решил не стесняться мамы и стал открывать конверты. Там лежали длинные и запутанные письма, смысл которых всплывал не сразу. Через две минуты мы с мамой уже знали, что три престижных колледжа приглашают меня на учёбу. Ура!

— И какой ты выбираешь? — спросила мама, заглядывая мне в глаза. — Давай рядом с домом?

— Я спр… — осёкся я, а потом продолжил. — Я подумаю несколько дней. Не хочу принимать поспешных решений.

Мама разочарованно вышла из комнаты, а я быстро включил планшет и рассказал Тринити о новостях, потом спросил:

— Тринити, как ты думаешь, куда мне лучше поступить?

— Дай мне время подумать, — сказала Тринити и отключилась.

Прошло три дня, Тринити не отвечала мне по поводу выбора колледжа, хотя мои родители уже теряли терпение. В обеденный перерыв ко мне подошёл школьный полицейский и попросил пройти с ним. В его кабинете сидело ещё два полицейских и мама Мартина. Я испугался, что с ним что-то случилось. Полицейский подошёл ко мне, сел на краешек стола и спросил:

— Уильям, когда ты последний раз видел Мартина?

— Мы с ним нечасто общаемся в последнее время, — ответил я. — Но я видел его в коридоре четыре дня назад.

— Он выглядел обеспокоенно? — спросил полицейский.

— Он выглядел как всегда, — ответил я.

Полицейский задал ещё множество однотипных вопросов, пытаясь сделать так, чтобы я устал и проговорился. Мать Мартина была заплаканной и периодически всхлипывала, держа у носа платочек.

Судя по допросу, выходило, что Мартин не появлялся дома уже два дня. Его телефон не отвечал. Последний раз его видели родители утром, а в школу он не пришёл. О том, что он употребляет наркотики, никто даже не обмолвился. Я тоже не стал выдавать полиции этот факт, не желая превращаться в доносчика.

Когда меня отпустили, я пошёл в туалет и там, надев наушники, подключенные к телефону, спросил:

— Тринити, где Мартин?

— Ты же сам недавно просил ему помочь? — спокойно ответила Тринити. — Вот мы и помогаем.

— А где он? — спросил я.

— Это для тебя не важно, — ответила Тринити. — У нас свои методы излечения наркоманов. Ты, пожалуйста, не вмешивайся.

— Но с ним всё будет хорошо? — спросил я.

— Не могу обещать на сто процентов, — ответила Тринити, — но мы постараемся.

С тех пор до самого колледжа я не видел Мартина. Учёба в школе закончилась. Тринити со Штерном настояли на выборе колледжа вдали от дома. Отец не смог заплатить за учёбу в нём, поэтому я, не без помощи Тринити, оформил кредит на 20 лет. Платить полагалось уже после учёбы. Колледж был очень престижным и находился в Лос-Анджелесе, это примерно 350 километров от моего города Тулар. Больше всего мне понравилось то, что внутри этого колледжа находился кампус, и можно было жить прямо в университетском городке.

С одной стороны, я был расстроен, что придётся покинуть родителей, а с другой — был рад, что смогу зажить самостоятельной жизнью и общаться с Тринити, когда захочу. Тринити настаивала, чтобы я летел в новый для себя город на самолёте. Но я решил проявить свой характер и выбрал поезд. Скоростной поезд стоил в два раза дешевле, а так как я взял огромный кредит на образование, мне полагалось экономить. В вопросе выбора транспорта меня поддержали бережливые родители. Мне очень нравилось передвигаться именно на поезде, а не на самолёте, так как я всё больше и больше боялся высоты.

Я предпочитал потерять день в поезде, а не испытывать сильный страх взлёта и посадки ради 30 минут полёта. Тринити не стала настаивать, поэтому, собрав пару чемоданов, я отправился на вокзал. Скоро начнётся взрослая совершеннолетняя жизнь в другом городе. Ура!

Поездка

Несмотря на то, что скорость поезда была в два раза ниже скорости общественного флипа, он считался скоростным. Я сидел у окна и рассматривал пейзажи Америки. Вокруг всё было очень аккуратным и ухоженным. Не было ни одного клочка земли, не обжитого человеком.

Я вспоминал, как раньше, в прошлой жизни, я ездил по России в поезде и уставал от видов бескрайних лесов и полей за окном. Большая часть пространства была не обжитой. Там властвовала только природа и редкие охотники. Мне казалось, что при таких размерах Россия должна была стать самой богатой. Но постоянные смены режимов правления, революции, реформы и непредсказуемость будущего мешали стать сильнейшей державой в мире.

Мне казалось, что у России есть специальная красная кнопка. Российское общество того времени напоминало мне одну мою знакомую, которую я знал в XXI веке прошлой жизни. Все говорили, что у неё тоже есть красная кнопка.

Она очень любила жаловаться на свою жизнь. Жила она, прямо скажем, небогато, но создавалось впечатление, что её это устраивало, так как позволяло жаловаться и мало работать. Иногда она на несколько месяцев или лет забывала, что у неё всё плохо, и устраивалась на хорошую высокооплачиваемую работу.

Так как она была очень талантлива, хитра и умна, её быстро замечали и начинали платить ей хорошую зарплату. Жизнь налаживалась. Её семья начинала её поддерживать и хвалить. Понимая, что всё хорошо, они начинали брать кредиты и жить на широкую ногу. Всё как в сказке: жили они плохо и несчастно, но произошло волшебство — и стали они поживать и добра наживать. По теории Мартина, эта дама, попав на второй этаж жизни, не знала, что ей теперь с этим делать. Ей на этом втором этаже одиноко, она там никого не знает.