Затерянный мир Кинтана-Роо - Мишель Пессель

— Тебя не укачало?

— Нет, — ответил я.

От страха мой голос прозвучал очень уверенно. Все трое пассажиров сразу же обернулись в мою сторону, и больше я уже не решался раскрывать рот. Всеми силами стараясь как-то убить время, я то опускал руку за борт, бороздя воду, то нащупывал в своем хенекеновом мешке твердые ножны двух маленьких мачете. Это меня несколько успокаивало, и я начинал думать, что как-нибудь смогу отбиться от врага.

К пяти часам ветер стих, а берег казался все таким же далеким, как и прежде. В общей сложности поездка наша должна была длиться восемь часов. Около шести часов вечера побережье, занимавшее последнее время весь горизонт и вроде бы совсем не приближавшееся, вдруг оказалось прямо перед нами. Прежде чем я успел хоть что-нибудь сообразить, нас закрутил водоворот высоких волн, разбивавшихся о коралловый риф, через который мы теперь шли узким проходом. Волна за волной со страшным грохотом обрушивалась на желтые и бурые зубчатые скалы. Я благодарил бога, когда мы наконец оказались в спокойных водах за рифом. Теперь наша лодка направилась на юг, следуя вдоль самого берега, временами всего лишь в нескольких футах от него. Мы плыли, словно по широкой дороге, окаймленной с одной стороны высоким ревущим барьером пенистого рифа, с другой — стеною густого леса.

Берег сейчас казался мне совсем не таким, как день назад, когда я смотрел на него с «Марии Фиделии». Теперь в этой зеленой стене я мог ясно разглядеть каждое дерево, каждый куст. Вот веерные пальмы вздымают к небу свои изящные листья, качающиеся в вечернем ветерке. А вот на общем зеленом фоне выделяются блестящие красные стволы сейбы. Песчаные пляжи сменялись участками светлых скал, покрытых пятнами серого и зеленого мха. У самой воды скалы приобретали желтоватый или бурый оттенок.

Меня заворожила пустынность диких пляжей. Они были совершенно чистые, и только у самой воды лежали небольшие кучки красных водорослей, выброшенных волнами, тихо набегавшими на песок. Кое-где на ровной гладкой поверхности молочно-белых пляжей виднелись стволы поваленных деревьев, наполовину засыпанных песком.

Непрерывная стена джунглей — сплошная зеленая масса, где все деревья были разные и все же очень похожие друг на друга, вызывала во мне необычное ощущение таинственности. Хотя видна мне была всего лишь кромка джунглей, я как-то понимал или, вернее, чувствовал, что они бесконечны, что они составляют единую необъятную массу, срезанную вдруг, морем, — словно неожиданно прерванная фраза. Здесь вы невольно ждете еще чего-то и ясно понимаете, насколько море и джунгли чужды друг другу и что джунгли поглотили бы море, если б это было возможно.

В тех местах, где берег изгибался крутым полумесяцем, мы удалялись от него и шли по прямой, а потом вдруг оказывались почти у самых скал, замыкавших концы полукружия. От берега нас отделяли какие-нибудь несколько футов, и можно было ясно рассмотреть поверхность обветренных скал, покрытых мелкими рачками и прядями морских водорослей. Меня, конечно, потрясала вся эта красота, хотя я и сознавал, что в таком заброшенном пустынном месте природой некому восхищаться. Должно быть, на некоторые из этих пейзажей человеческий взор был обращен всего лишь однажды.

И тут у меня невольно появилась мысль, что это был мой берег, мои джунгли, и я смотрел на них как на свою собственность со смешанным чувством страха, восхищения и любви.

Солнце стало клониться к западу, а мы все еще плыли и плыли вдоль берега. Не имея понятия, куда мы направляемся, я пытался мысленно представить себе дом двух молодых индейцев.

Когда солнце медленно ушло за горизонт, джунгли стали просто черным зубчатым контуром где-то у нас над головой. Они отзывались эхом на рев рифа, который с наступлением темноты превратился в изумительный фейерверк фосфорисцирующих волн, разбивавшихся о скалы. За кормой «Лидии» тоже тянулся светящийся шлейф. Временами, прорезая грохот рифа, из джунглей доносился странный крик испуганной птицы.

На «Лидии» все было тихо. Старший индеец теперь уже стоял, так же как его брат, и вглядывался в смутные очертания берега. По-прежнему придерживая румпель ногой, он искусно вел судно между скалами.

Вдруг среди тишины раздался очень знакомый звук — лай собаки. Услышав его, оба брата одновременно издали какой-то протяжный гортанный крик, нечто вроде «у-угх». Так на Юкатане в джунглях люди окликают друг друга или подают знак о себе. В ответ на этот возглас откуда-то с берега из густой листвы донесся такой же низкий гортанный крик. Кто там жил, я не знаю. Оставив позади этот одинокий голос, «Лидия» продолжала свой путь. Вероятно, мы прошли мимо кокаля, где жил какой-нибудь индеец или же бедняк с Косумеля.

Темь стояла непроглядная. Едва различая неясные очертания джунглей, я просто не мог вообразить, как же мы сумеем отыскать нужное нам на побережье место, хотя теперь я уже доверял рулевому, который отлично справлялся с «Лидией» и вполне доказал, что знает свое дело.

Примерно через час оба индейца опять повторили свой протяжный крик, но на него никто не ответил, только эхо откликнулось в джунглях. Они принялись кричать снова, и наконец я уловил едва слышный ответ. Он был чуть глуше, чем эхо. Пока все эти странные звуки носились над водой, темноту вдруг прорезал луч света, и я увидел, как по берегу движется маленький желтый огонек. Мы прибыли на место.

Индеец, стоявший на носу, бросил якорь, «Лидия» повернулась и медленно пошла к берегу кормой вперед.

Кругом по-прежнему царила темнота, и только маленькое пламя лампы бросало призрачный свет на болтавшийся парус. Теперь я уже рассмотрел, что лампу держит высоко над головой женщина. В пятне света у ее ног можно было различить фигурки трех прижавшихся к ней ребятишек. Где-то совсем поблизости раздался низкий мужской голос, и я увидел, что к нам прямо по воде направляется мужчина. Когда он подошел к лодке, высоко подымая локти, вода доходила ему до груди. Две узловатые руки вцепились в борт, потом над ними показалась голова старого индейца. Он о чем-то переговорил на языке майя со старшим из братьев. Тем временем трое наших пассажиров, закатав до колен штаны, перемахнули друг за другом через борт лодки и направились к берегу, держа над головой мачете и небольшую поклажу. Старик дал мне понять, что может на спине перетащить меня к берегу, однако мне не захотелось воспользоваться такой привилегией. Я только передал старику свои вещи и прыгнул в воду.

Когда я, весь мокрый, выбрался на берег, ко мне подошла женщина, поднесла к моему лицу керосиновую лампу и произнесла только одно слово: «Ховен» (молодой). Потом она приказала всем четверым следовать за нею и повела нас через пальмовую рощу. Мерцающий свет лампы падал на серые стволы и огромные листья пальм.