Бомбар-1 - Антон Геращенко

- Капроновый шнур с тобой? - спросил он друга. Сашка захлопал руками по карманам.

- Да, - ответил он кратко. Он теперь не говорил лишнего, не спешил, подчиняясь приказам, готов был идти с другом в огонь и воду.

- Хорошо, - проговорил Колька, вспоминая, что альпинистские замки-собачки у них сохранились. Кивнул головой на плавни: - Рано они радуются!.. Мы им еще устроим... катавасию!

КАТАВАСИЯ

Металлическую "кошку" на конце шнура Сашка лихо, по-ковбойски, зацепил за перила колокольни с первого броска. Натянув шнур до звона, мальчишки привязали другой его конец за дерево, которое росло далеко от церкви. Теперь от колокольной башни по наклонной протягивалась как бы подвесная дорога. Набросив на шнур замки-собачки, Колька и Сашка в случае опасности смогут съехать на землю.

Что грозит им, они знали.

Знали очень хорошо.

Четко и ясно Колька и Сашка предвидели все, что будет происходить сейчас. Лишь только зазвонят колокола, начнут сбегаться казаки из каменных домов, что окружают площадь.

Но нужно бить и бить в набат до тех пор, пока вся площадь не заполнится людьми и на взмыленных конях не появятся те белогвардейцы, что сейчас стреляют в плавнях.

Когда казаки Павла вылетят на площадь, нужно рассказать хуторянам о них все: и о том, что они подожгли окраину и что стреляют в женщин и детей.

Возможно, их, Кольку и Сашку, схватят, начнут бить, может, даже убьют, но нужно держаться до тех пор, пока на площади не появятся конники из плавней.

Первым делом натащили в колокольную башню старых колес, бочек и всякой рухляди, которая нашлась во дворе церкви. Завалили всем этим ход изнутри. Сашка придумал привязать остаток шнура к щеколде двери так, что, дернув его, можно устроить в башне западню.

Шаги в винтовой лестнице отдавались гулким эхом. Даже шум дыхания здесь усиливался, как в трубе, и слышен был, вероятно, и наверху под крышей, откуда свешивались колокола. Тьма в башне такая густая, что казалось вот-вот наткнешься на что-либо острое.

Наконец, они выбрались на площадку звонницы. Наверху их обдуло холодным и сырым ветром. Разобрали веревки. Раскачав "языки", мальчишки ударили враз в колокола.

Первые удары прозвучали коротко, невнятно и тотчас погасли. Но когда, освоившись, Колька и Сашка стали спина к спине и, раскачиваясь с ноги на ногу, начали одновременно дергать веревки с оттяжкой, они тотчас оглохли.

"Бом! Бомм!! Бом! Вомм!!"-тревожным набатом загудели колокола.

Собаки во дворах на площади отозвались переполошным лаем. На земле тут и там в сумерках вспыхивали огоньки. Вот уже светятся сквозь прорези в ставнях окна во всех домах: огни везде!.. Огни стронулись с места, двинулись со всех сторон к площади!

Сверху Колька и Сашка видели, что это бегут люди с фонарями в руках, охватывают церковь со всех сторон кольцом. Машут руками, что-то кричат, но наверху невозможно что-либо услышать.

Собрав в руки все веревки, какие свешивались от больших и малых колоколов, мальчишки подняли уже такой трезвон, что голуби, которые до этого летали вокруг башни, испуганно сбились в кучу и метнулись от колокольни прочь. А народ внизу все прибывал!.. Провал в лестницу осветился. Разобрали-таки завал, бегут с фонарями наверх! Сашка дернул шнур, который протянул от щеколды наверх, и закрыл дверь. Попляшете, попляшете вы еще у нас, богатеи!..

Пора!.. Пригодились-таки дустовые шашки, которые мальчишки так долго сберегали.

Размахнувшись, Колька швырнул их одну за другой в лестничный проем. Там тотчас все заволоклось белой мутью.

Свет фонарей теперь был едва виден. Как в тумане! Послышалось чиханье, кашель, рев!..

Мальчишки кинулись к парапету, которым между столбами огораживалась площадка звонницы, и увидели, что на площадь галопом влетает конница. Удалось, удалось! Спасен Гаврила Охримович!

Лестница за их спиной гудела от криков:

- Газы пущают! Га-а-зы!!

Из проема, как из пробуждающегося вулкана, валил белый дым. Продвигался настойчиво вверх чей-то фонарь. Под сводами башни светлело.

На земле у колокольни колыхалась огромная толпа.

- Люди-и!.. Това-а-рищи!..-закричали одновременно Колька и Сашка.

Голоса мальчишек, отдавшись эхом в колокольных зевах, раскатились над площадью металлическим звоном, и толпа замерла.

Шум нарастал. Нужно было говорить быстро, емко, сжато. Говорить, не теряя даром ни одной секунды, что-то самое главное! Какие-то звонкие, прекрасные слова, в которых бы было все-и призыв к борьбе, и вера в победу. Но таких, именно таких слов ни Колька, ни Сашка сейчас не могли найти. И потому, когда под колоколами первым показался хуторской атаман со вскинутым над головой горящим фонарем, они закричали первое, что пришло на ум.

- Това-а-рищи!.. Вот они, вот! - указывая на белогвардейских конников, закричали Колька и Сашка. - Это они сожгли окраину! Стреляли в детей и женщин!.. Бейте их! Карайте! Боритесь с богачами! Поднимайтесь все на борьбу!.. Вы победите!..

От проема лестницы к ним бежал хуторской атаман, а за ним - его прихвостни. Белые! Их будто с головы до ног обсыпали мукой!.. Они чихали, кашляли, слезы ручьями текли из глаз. Запутавшись в веревках, что свешивались с колоколов, они бились в них и не могли выбраться. Как мухи из паутины!

- А-а!!-вырвавшись, наконец, из веревок и размазывая по лицу слезы, взревел Мирон Матвеевич. - Большевистское семя! Уже проросло, народ баламутит! - и, навалившись на Кольку брюхатой тушей, облапил его ручищами, зажал ему рот.

Схватили и Сашку.

"Правды боятся!.. - думал Колька, отбиваясь от атамана руками. - Нас, мальчишек, боятся!"

Их хотели оттащить от парапета, но они цеплялись за него, ногами упирались, и все, что происходило наверху, видел народ, собравшийся на площади.

- Погодьте, сынки, погодьте! - всхлипывали богачи над Колькой и Сашкой, кашляя и отплевываясь от дуста. - Мы счас вам... встроим! И за скачки, и за газы, за все!

- Хозяйства меня лишить собрались?! Быков позабирать?! Сундуки по-раструсить?! Мало вам сына, шо задницу изрубили?!-задыхаясь, с присвистом шипел Мирон Матвеевич. - Ах вы ж гниды! Загоруйкинские выкормыши! Семя большевистское! Вырастили вас, а?

Внизу зашумели.

- Так это хлопчики митинговали?!-послышался удивленный голос Шкоды. - Так они ж правду, правду сказали!

- Схватили! Сдужали! - загудели в толпе возмущенные голоса. - Рты позажимали хлопцам!

- А как же - правда глаза ест!

- Уже с детьми воюют, казаки называется, лыцари!

- Озверели. А ну брось!!

- Бросьте хлопцев!!!-взорвалась единым воплем вся площадь.

Кольку и Сашку отпустили. Не раздумывая ни секунды, мальчишки кинулись через площадку колокольни к перилам, где у них был зацеплен шнур.

Хуторские богачи, выпучив глаза, смотрели, как они перешагивают на ту сторону ограждения и защелкивают на натянутом шнуре замки. Шнур белой ниточкой тянулся от колокольни вниз и виден был лишь мальчишкам.

- Пошел! -скомандовал Колька.

Сашка ухватился за шнур у замка, испугавшись высоты, помедлил с секунду и... бросился "солдатиком" с колокольни в пропасть. Канатная дорога прогнулась под его тяжестью. Сашка, со свистом рассекая воздух, полетел, как планирующий голубь, над площадью. Рубаха вздувалась, полы ее трепало ветром, он летел, как на крыльях.

Отлично! Через несколько секунд Сашка был на земле.

Увидев это, атаман взвыл, растопырив руки, он бросился к Колыке, но тот уже летел с колокольни вслед за своим другом.

КАЖДОМУ СВОЕ

Вот они и вновь с Гаврилой Охримовичем. Сидят, привалившись спиной к стогу.

Перед ними до чащобы камышей расстилалась широкая луговина, заросшая цветущей мятой, фиолетовым горицветом, желтоголовым донником, после дождя пахнущими так, что мутилось в голове и путались мысли.

Солнце еще не вышло из-за туч, но уже пробивалось лучами-стрелами на их краю, распиналось столбами света над плавнями.

Гаврила Охримович, задумавшись, устало смотрел на луг, стену камыша с пушистыми султанами и колоннаду солнечных столбов. Жарким у него сегодня был день!.. Голова перевязана наискось по лбу, кровь из раны проступала сквозь повязку ярко-красным пятном.

Колька искоса разглядывал председателя хуторского Совета. Раздвоенный глубокой ямкой тяжелый подбородок, толстые усы, горбатый, как турецкий ятаган, нос, густые черные брови, которые взметались орлиными крыльями к крутому упрямому лбу. Молодой еще председатель, а виски уже с густой проседью, будто голову Гавриле Охримовичу прихватило легким морозцем.

Разговора не получалось: мальчишки не знали, с чего начинать. Гришка, как говорит бабушка Дуня, огинался где-то за скирдой, слышно было, что он здесь и не ушел со всеми, кто только что скрылся в плавнях с винтовками и пулеметом.

- Ну шо, хлопцы? - отвлекаясь от дум, произнес Гаврила Охримович. Взглянул насмешливо и не обидно на рыжего Сашку с синяком под глазом.-Так и будем сидеть? Вы ж хотели шо-то сказать мне по секрету.