Адмирал Дубасов - Владимир Шигин

В помощь полиции и жандармерии из 13-тысячного Московского гарнизона на подавление восстания было брошено две тысячи солдат и офицеров, ибо остальные не были достаточно благонадёжны. Необходимо было подкрепление, и Дубасов запросил у царя помощи и объявил Москву и губернию на положении чрезвычайной охраны. Но войск не хватало, и он начал щедро субсидировать черносотенцев.

Из воспоминаний графа Витте:

«Просьба Дубасова была исполнена. Через самое короткое время по приезде Дубасова в Москву, он меня вызвал по телефону и сказал, что хотя он и доверяет вполне здешним войскам и военному командованию (потом при свидании со мной, он сказал, что, приехавши в Москву, он убедился, что на войска и командование положиться нельзя, но, чтобы не компрометировать военную власть, он сказал иное), но что войска там мало, что он настоятельно требует усиления воинской силы из Петербурга и просил моего настоятельного содействия. Я обратился по телефону к военному министру, который мне ответил, что выслал полк из Царства Польского и что он через три дня будет в Москве… Но ещё до прибытия этой части в Москву Дубасов опять меня вызвал по телефону и просил настоятельно содействия, чтобы были немедленно высланы войска из Петербурга… Между тем главнокомандующий великий князь Николай Николаевич не желал посылать войск из Петербурга, тоже боясь восстания».

Из хроники московских газет тех дней:

«7 декабря. Сегодня в Москве осуществилась всеобщая политическая забастовка, объявленная накануне Советом рабочих депутатов… По всему городу разъезжают патрули. Толпы забастовщиков, собравшихся на Тверской площади, на Страстной площади, на стоянке и у Каменного моста и пытавшихся при пении революционных песен закрывать магазины, были беспощадно рассеиваемы и разгоняемы драгунами и казаками, которые действовали нагайками».

«8 декабря. В течение дня на улицах обычное, даже более усиленное движение, потому что все свободны от всяких занятий. Но как только стемнеет, почти никого не видно. Тверская, лишённая электрического освещения, погружается в глубокий мрак. Газовый завод ещё поддерживает свою деятельность, но ждут, что он завтра забастует, так как рабочие совершенно не желают проникнуться сознанием, что с остановкой газового завода хотя бы на несколько дней он сделается непродуктивным до весны и рабочие лишатся на несколько месяцев всякой работы… Все главные торговые артерии – Тверская, Кузнецкий Мост, Верхние ряды, пассажи, Мясницкая и Сретенка – прекратили сегодня жизнь уже с утра, потому что по улицам разгуливала толпа человек в 300, принуждавшая закрывать магазины. Некоторые закрывали свои торговые заведения и потом открывали их снова, но опять являлась толпа и опять заставляла закрывать. Один торговец на Тверской, фруктовщик Василий Кузьмин, не пожелал закрытия и хотел прогнать явившегося закрывателя. Тот выхватил револьвер, сделал два выстрела, которыми нанёс Кузьмину раны в затылок и ухо, и убежал на глазах растерявшейся толпы и ещё более растерявшегося городового».

«9 декабря. На Страстной площади боевая дружина рабочих, избив городового, стала стрелять в драгун. Драгуны спешились и дали залп. В результате ранено восемь рабочих и двое драгун. Около 8 часов вечера забастовщики устроили на Страстной площади и на Старо-Триумфальной площади баррикады из проволоки, сорванной со столбов электрического трамвая, тротуары они загородили вывесками, снятыми с магазинов. Цель заграждения – не пропускать кавалерию. Немедленно были вызваны казаки и пехота, которые, дав холостые залпы, разогнали толпу и сняли заграждения».

«10 декабря. Сегодня революционное движение сосредоточивается главным образом на Тверской улице между Страстной площадью и Старыми Триумфальными воротами. Тут раздаются выстрелы орудий и пулемётов. Сосредоточились революционеры здесь ещё в полночь, когда войска обложили дом Фиблера и захватили здесь всю боевую дружину… План революционеров заключался в том, чтобы сегодня захватить Николаевский вокзал и взять в свои руки сообщение с Петербургом, а затем боевая дружина должна была идти из дома Фиблера, чтобы завладеть зданием Думы и Государственным банком и объявить Временное правительство».

«11 декабря. В течение сегодняшнего дня борьба шла на многих улицах. Войска везде одолевали. Общее число раненых, вероятно, более тысячи человек».

В тот же день 11 декабря Дубасов в очередной раз потребовал подкрепление из Петербурга. «Положение становится очень серьёзным, – телеграфировал генерал-губернатор, – кольцо баррикад охватывает город всё теснее; войска для противодействия становится явно недостаточно. Совершенно необходимо прислать из Петербурга хоть временно бригаду пехоты».

Декабрьские события в Москве записаны в «Дневнике» Николая II более чем кратко: «11 декабря. Вторник. Вчера в Москве произошло настоящее побоище между войсками и революционерами. Потери последних большие, но не могли быть точно выяснены». И 13 декабря: «В Москве после крупных столкновений начались мелкие стычки и внезапные нападения на войска. Потери всё ещё не выяснены».

Не дожидаясь подкреплений, Дубасов приказал установить орудия у Страстного монастыря и на Сухаревской башне, откуда можно было обстреливать баррикады на Садовом кольце и на Арбате.

На помощь восставшим двинулись дружинники из других губерний, на помощь Дубасову прибыл из Петербурга Семёновский полк.

Командиру прибывших из Петербурга семёновцев генералу Мину прямо на вокзале заявил:

– Я моряк, и из всех видов боя знаю лишь один – артиллерийский.

Именно по его команде выкатывали осатаневшие солдаты на прямую наводку свои трёхдюймовки и били по залитым кровью баррикадам. В те дни его видели повсюду. Адмирал сам руководил сражением. Рядом в коляске верный Коновницын, следом – полусотня конных казаков.

Из московских газет тех дней:

«14 декабря. Революционеры выпустили сегодня воззвания и расклеили их на улицах. В одном даётся совет рабочим и дружинникам не скрываться за баррикадами, которые не представляют надёжной защиты против орудийной стрельбы, а прятаться в домах и в подворотнях и оттуда вести партизанскую войну».

«15 декабря. Революционеры, ворвавшиеся в квартиру начальника сыскной полиции Войлочникова, вытащили его на двор и, несмотря на мольбу детей, расстреляли».

16 декабря наступил долгожданный перелом: из Варшавы прибыл Ладожский полк, а утром 17 декабря начался решительный штурм Пресни. Семёновцы наступали со стороны Малой Грузинской, а артиллерия вела огонь по улицам и фабрикам Пресни.