Города-государства Древней Руси - Игорь Фроянов

О Чернигове можно определенно сказать, что он возник в результате общинного синойкизма, т. е. слияния нескольких поселков{12}. Само появление города путем объединения группы общин свидетельствует об определенной социальной консолидации местного населения. По мере ее роста усиливалось стремление черниговцев обособиться от Киева.

В первой четверти XI в. наблюдаются явственные признаки возросшей самостоятельности Черниговской земли. Учреждение в Чернигове княжения, независимого от Киева, вполне подтверждает нашу мысль. Произошло это при следующих обстоятельствах. В 1024 г. у стен Киева появились войска князя Мстислава, пришедшего из далекой причерноморской Тмутаракани. Трудно сказать, опирался ли он в этот момент на северянские силы или довольствовался своей тмутараканской дружиной. Мстислав мог пройти Доном, Сеймом и Десной, побывать, следовательно, в Чернигове, но мог подняться и вверх по Днепру, не заходя в Чернигов{13}. Но как бы там ни было, князь Мстислав, когда киевляне отвергли его, нашел себе пристанище в Чернигове, откуда потом выступил против Ярослава. Основную силу Мстислава в Лиственской битве составляли северяне. Борьба закончилась соглашением у Городца: «…и разделиста по Днепр Русьскую землю: Ярослав прия сю сторону, а Мьстислав ону»{14}. Это соглашение соответствовало интересам зарождающейся Черниговской волости — города-государства, становление которого началось еще до Мстислава и продолжалось после него.

Вокняжение Мстислава в Чернигове указывает на возросшую сплоченность местных социальных сил, способных противостоять киевской общине и возглавляющему ее князю Ярославу. Основу этих сил составляла городская община Чернигова. Нас не должна смущать фразеология летописца, сосредоточенного на князьях, которые якобы сами, без участия общин Киева и Чернигова, «разделиста Руськую землю». Перед нами обычная манера подачи летописного материала, сфокусированного на деятельности князей. В действительности же раздел «Русской земли» являлся выражением глубинного течения социальной жизни, размывавшего родоплеменные устои. Князья лишь облекали в политическую форму то, что диктовалось объективным ходом исторического развития.

Княжение Мстислава в Чернигове знаменовало существенные сдвиги в общественной организации «Русской земли». Оно предвещало ее распад, который стал отчетливо проявляться к середине XI в. На обломках «Русской земли» складывалось три волости: Киевская, Черниговская и Переяславская. Образование из «Русской земли» названных волостей запечатлело летописное «Завещание» Ярослава Мудрого. Перед своей смертью в 1054 г. Ярослав, обращаясь к сыновьям распорядился так: «Се же поручаю в собе место стол старейшему сыну моему и брату вашему Изяславу Кыев; сего послушайте, якоже послушаете мене, да той вы будеть в мене место; а Святославу даю Чернигов, а Всеволоду Переяславль»{15}. Здесь, подобно тому, как это имело место в летописном рассказе о разделе «Русской земли» между Ярославом и Мстиславом, одной лишь княжеской воле приписывается созидающая политическая роль. Эта идеалистическая концепция летописца прошла через все русское средневековье и была воспринята историками XVIII–XIX вв. Н. М. Карамзин, например, писал: «Древняя Россия погребла с Ярославом свое могущество и благоденствие. Основанная, возвеличенная Единовластием, она утратила силу, блеск л гражданское счастие, будучи снова раздробленною на малые области»{16}. Советские историки показали несостоятельность такого рода трактовок политической истории Киевской Руси, установив обусловленность образования отдельных волостей-земель процессами роста их социальной консолидации и вытекающего отсюда сепаратизма{17}. Однако основную причину выделения волостей-земель они видели в феодализации древнерусского общества, закономерным итогом которой стала феодальная раздробленность Руси. Поэтому «Завещание» Ярослава рассматривается как первое юридическое оформление феодальной раздробленности{18}. Мы не можем полностью принять эту точку зрения. Распад «Русской земли», как и всего грандиозного восточнославянского союза племен{19}, в самом деле был следствием социальной консолидации различных областей Киевской Руси. Но конкретное содержание данного процесса нам представляется не в развитии феодализма, а в смене родоплеменного строя общественной организацией, основанной на территориальных связях и являющейся переходной ступенью от доклассового общества к классовому. Образование территориальных социальных структур создавало условия для феодализации общественных отношений, а отнюдь не означало утверждение феодализма как социально-экономической системы.

На протяжении второй половины XI в. все явственнее обнаруживается тяга черниговцев к самостоятельности. При этом они используют в своей борьбе за независимость Олега и Бориса Святославичей, враждовавших с киевскими правителями. В 1078 г. киевский князь Изяслав «повеле збирати воя от мала до велика». Киевское ополчение во главе с четырьмя князьями двинулось к Чернигову. «Черниговцы затворишася в граде. Олег же и Борис не бяста, Черниговцем же не отворившимся…»{20} Чем, кроме как желанием противостоять Киеву, можно объяснить столь решительные действия городской общины? Данный летописный отрывок красноречив: в городе не было князей, черниговцы действовали самостоятельно. Это свидетельствует о высоком уровне организации черниговской общины, о ее стремлении бороться с киевской общиной. Возможно, что по поводу прихода киевлян в городе собралось вече, которое и решило сопротивляться до последнего. Во всяком случае, черниговцы сражались не на жизнь, а на смерть. Когда Владимир Мономах — искусный воин, сумел захватить восточные ворота и поджечь окольный град, «людем же вбегшим в дънешнии град»{21}. Но сила была еще на стороне Киевской волости. Олег и Борис Святославичи потерпели поражение у Нежатиной Нивы. Вскоре князь Всеволод «седе Киеве на столе отца своего и брата своего, переем всю власть Рускую и посади сына своего Володимера в Чернигове»{22}. Но положение Владимира в Чернигове было непрочным. Наняв себе в союзники половцев, всегда готовых поживиться на Руси, Олег пришел к Чернигову. Владимир «затворился в граде», но долго там не высидел. Он заключил мир с Олегом и пошел «на стол отень Переяславлю»{23}. Удивление вызывает то, что Владимир — прирожденный воин так быстро сдался. Интересную информацию предоставляет нам знаменитое «Поучение» Мономаха. Мономах вспоминал: «Олег на мя приде с Половечьскою землею к Чернигову и бишася дружина моя с ним»{24}. Вот она разгадка слабости Владимира — с половцами сражалась лишь его дружина. Это тем более странно, что в земле сложилась сильная военная организация. Тот же Мономах не раз упоминает «черниговцев», с которыми воевал против Полоцкой волости{25}. Вывод напрашивается один: «черниговци» не хотели воевать против Олега. Это был «свой» князь, к которому земля была привязана, а Владимир не имел корней в Чернигове. Этим, а отнюдь не сожалением о христианских душах объясняется его уход из Чернигова. Значит, князья были лишь орудием в руках общин. Не случайно Святополк и Владимир зовут Олега в Киев стать «пред епископы и игумены, пред боярами и горожанами». Именно киевские горожане должны были образумить непокорного черниговского князя. Но Олег отверг эти притязания. Ответ его полон презрения к враждебному городу: «Несть мене лепо судити епископу, ли игуменом, ли смердом»{26}. В. В. Мавродин правильно, на наш взгляд, писал, что «ответ Олега не является лишь проявлением его личного характера… За ним стояли определенные социальные силы, которые и продиктовали ответ, видно, от всей души сорвавшийся с его уст»{27}. Не можем лишь согласиться с тем, что этой силой было черниговское боярство{28}. Бояре, безусловно, были лидерами общества, но за ними стояло население всей черниговской волости. «Думать, что народ в этих распрях не принимал участия, было бы больше чем поверхностно», — отмечал П. В. Голубовский{29}.

В рассматриваемое время получаем возможность изучать Черниговскую волость и в территориальном аспекте. Только что выделившийся центр нес еще на себе следы могущества былой «Русской земли». В статьях, предшествующих Комиссионному списку Новгородской I летописи указывается, что Святослав получил «Чернигов и всю страну въсточную и до Мурома»{30}. Такой широкий территориальный размах сохраняется еще какое-то время. В 1095 г. в Муроме был «ят» посадник Олега Святославича{31}. О том же свидетельствуют и действия Олега в Муромской земле. Набрав воев в Смоленске, черниговский князь пришел к Мурому и заявил сидевшему там Изяславу Владимировичу: «Иди в волость отца своего Ростову, а то есть волость отца моего»{32}. Летописец замечает, что на его стороне была правда. Но это была лишь правда межкняжеских делений «хлеба», а ход исторических событий действовал против Олега. Формировалась, собственно, Черниговская волость, а в «восточной стране» зарождались Муромский и Рязанский города-государства.