Легавые - Эд Макбейн

– Почему?

– Из-за мороза.

– Как долго здесь были водители автобусов?

– Они все утро околачивались здесь, потом им сказали, что поездка отменяется.

– Никто из них к «кадиллаку» Скэнлона не подходил?

– Нет. Слушайте, вы не там ищете. Вчера все машины прошли проверку. Они были в отличном состоянии. Бомбу явно подсунули после того, как «кадиллак» выехал из гаража.

– Вы ошибаетесь, мистер Койл.

– По крайней мере, здесь ее подложить не могли.

– Вы в этом уверены?

– Я же сказал: вчера все машины прошли проверку.

– Вы их лично проверяли, мистер Койл?

– Как будто у меня нет других дел, кроме как проверять «кадиллаки», автобусы и мотоциклы.

– Кто их осматривал? Кто-то из ваших механиков?

– Нет, к нам приходил человек из городской автоинспекции.

– И сказал, что машины в порядке?

– Он осмотрел их до последнего винтика и объявил годными к строевой.

– И в моторы залезал?

– Да, он осмотрел их снаружи и изнутри. Коробки передач, сцепления. Часов шесть здесь провел, не меньше.

– Если бы в «кадиллаке» была бомба, он бы ее обнаружил?

– Еще бы!

– Скажите, мистер Койл, он не оставил письменного заключения, что машины в порядке?

– С какой стати? – удивился Койл. – Вы что, хотите снять с себя ответственность и все свалить на автоинспекцию?

– Мы просто пытаемся понять, как он мог не заметить бомбу, которая, вне всякого сомнения, была в одном из «кадиллаков».

– Никакой бомбы там не было.

– Мистер Койл, наши эксперты утверждают...

– А мне плевать, что утверждают ваши эксперты. Говорю вам, вчера все машины были прочесаны частым гребнем и в машине заместителя мэра, когда она уезжала из гаража, бомбы не было и быть не могло. Вот и все!

И Койл смачно плюнул.

– Мистер Койл, – спросил Клинг, – вы лично видели, как осматривали машину заместителя мэра?

– Своими собственными глазами.

– Видели, как инспектор поднимал капот?

– Да.

– И вы можете присягнуть, что двигатель был осмотрен самым тщательным образом?

– Что вы имеете в виду?

– Вы видели, как инспектор осматривал мотор?

– Ну, я не стоял у него над душой...

– Где вы были, когда осматривали машину заместителя мэра?

– Здесь.

– На этом самом месте?

– Нет, я был в конторе. Но видел все, что происходит в гараже. Через стеклянную перегородку.

– Значит, вы видели, как инспектор поднимал капот именно машины заместителя мэра?

– Да.

– Но в гараже две дюжины «кадиллаков». Откуда вы могли знать, что это именно та машина?

– По номеру. На ней стоят буквы ЗМА, а потом идут цифры. А на машине мэра – МА и цифры.

– Значит, машину заместителя проверяли?

– Да, он провел у каждой машины не меньше получаса, так что не говорите, что осмотр был поверхностным.

– Он осматривал машину заместителя мэра полчаса?

– Да, а что в этом такого?

Мейер вздохнул.

– Боюсь, нам придется поговорить с ним самим. Как его фамилия, мистер Койл?

– Кого?

– Инспектора.

– Не знаю.

– Он не назвался? – спросил Клинг.

– Он показал документы и сказал, что пришел осматривать наши машины.

– Какие же документы он показал?

– Бумагу, а на ней текст, напечатанный на машинке.

– Мистер Койл, когда к вам еще приходили из автоинспекции?

– Этот тип пришел первый раз.

– А другие инспектора разве не приходили?

– Нет, никогда.

Медленно и устало Мейер проговорил:

– Как выглядел этот инспектор?

– Высокий блондин со слуховым аппаратом, – услышал он в ответ.

Стукач по кличке Толстяк Доннер – огромных размеров и бледный, как юная ирландка, – любил тепло. Его бледность казалась столь неестественной, что Уиллиса порой начинали одолевать подозрения, не наркоман ли Доннер. Впрочем, Уиллису было на это наплевать. В любой воскресный день любой полицейский за полчаса может арестовать семьдесят девять наркоманов, и у семидесяти восьми из них окажутся при себе наркотики. В нынешние времена хорошие осведомители не валяются на дороге, а Доннер был один из лучших. К сожалению, далеко не всегда он был под рукой. В любой момент он мог отчалить в Лас-Вегас, Майами-Бич или Пуэрто-Рико, чтобы улечься на пляже под тентом и полюбоваться каплями пота на собственном огромном теле.

Уиллис очень удивился, застав Доннера дома в самый холодный за всю историю города март. Комната Доннера напоминала турецкую баню. Вовсю трудились два радиатора, им помогали три рефлектора. В этой духовке и восседал Доннер в пальто, перчатках и трех парах шерстяных носков, согревавших его закинутые на радиатор ноги. Здесь же находилась полуголая девица лет пятнадцати в цветастом лифчике, узких трусиках и халатике без пояса. Появление постороннего человека совершенно ее не смутило. Равнодушно окинув взглядом Уиллиса, она как ни в чем не бывало продолжала расхаживать по комнате, не обращая внимания на двух мужчин, перешептывавшихся у окна, за которым сверкало по-зимнему холодное солнце.

– Кто такая? – осведомился Уиллис.

– Дочка, – усмехнулся Доннер.

Толстяк Доннер был малоприятным человеком, но хорошим стукачом, а служба заставляет сыщиков водить компанию с самыми разными людьми. Уиллис сразу решил, что девица – проститутка, а Доннер – ее сутенер. Ни один уважающий себя стукач ни за что не откажется от дополнительного заработка, например подобрать девицу из провинции и обучить ее кое-каким штучкам. Уиллиса не интересовало пристрастие Доннера к наркотикам. Он не собирался предъявлять девице обвинение в проституции, а самого Доннера привлекать за сутенерство (статья 1148 Уголовного кодекса). Уиллису хотелось поскорее снять плащ, шляпу и получить информацию о человеке по имени Дом.

– Дом, а дальше? – спросил Доннер.

– Больше нам ничего не известно.

– Сколько, по-твоему, в этом городе Домов? – спросил Доннер и засмеялся. Затем он повернулся к девице, которая возилась в холодильнике: – Марси, сколько, по-твоему, в этом городе людей по имени Дом?

– Не знаю, – сказала та, не поворачивая головы.

– Но ты кого-нибудь из них знаешь? – не отставал от нее Доннер.

– Не знаю я никаких Домов, – отозвалась девица. Голос у нее был тонкий, и говорила она с явным южным акцентом. Арканзас или Теннесси, подумал Уиллис.

– Она, оказывается, ни с одним Домом не знакома, – сказал Доннер и хихикнул.

– А ты сам? – спросил Уиллис.

– Может, у вас есть какая-нибудь зацепка?

– Две недели назад он просадил все деньги на боксе.

– Все просадили.

– Сейчас он на мели. Хочет присосаться к какому-то дельцу.

– Значит, Дом?

– Именно.

– Где он хотя бы живет?

– Знаю только, что его приятель живет в Риверхеде.

– Как зовут приятеля?

– Энтони Ла Бреска.

– Кто такой?

– Вроде бы ни в чем не замешан.

– Дом сидел?

– Понятия не имею. Похоже, он хочет погреть руки на дельце, которое задумал Ла Бреска. Дело вроде будет лихое.

– В этом городе часто проворачивают лихие дела, – буркнул Доннер. – Чем ты там занимаешься, Марси?

– Навожу порядок, – отозвалась девица.

– Перестань, не действуй мне на нервы.

– Надо же прибрать в холодильнике, – возразила та.

– Ненавижу южный говор, – сказал Доннер Уиллису. – А ты?

– Ничего против него не имею.

– Я не понимаю и половины того, что она говорит. Мычит, будто рот набила ватой.

Девица тем временем закрыла холодильник и подошла к платяному шкафу. Распахнув его, она начала греметь вешалками.

– А теперь ты что затеяла? – спросил Доннер.

– Надо же прибраться.

– Хочешь, чтобы я выставил тебя на улицу в чем мать родила?

– Нет, – тихо сказала девица.

– Тогда сейчас же перестань, – приказал Доннер.

– Ладно.

– И вообще тебе пора одеваться. Который час? – спросил он Уиллиса.

– Почти полдень.

– Одевайся.

Девица вышла в другую комнату.

– Вот чертовка! – выругался Доннер. – Зачем я ее только держу?

– Мне показалось, ты назвал ее дочкой, – заметил Уиллис.

– Это тебе показалось, – хмыкнул Доннер.

Уиллис подавил очередной приступ отвращения, вздохнул и спросил:

– Ну и что ты об этом думаешь?

– Пока ровным счетом ничего. Ноль.

– Даю тебе время подумать. Только недолго.

– Ты очень торопишься?

– Нам до зарезу нужно наскрести хоть что-нибудь.

– Дал бы зацепку...

– Возможно, что дело связано с вымогательством.

– Говоришь, Дом?

– Дом, – повторил Уиллис.

– А полностью Доминик?

– Бог его знает.

– Надо будет послушать, порасспросить. Может, кто чего и подскажет.

Из соседней комнаты вышла девица. На ней были мини-юбка, белые чулки и фиолетовая блузка с глубоким вырезом. Рот ярко накрашен, на веках зеленые тени.

– Идешь? – спросил Доннер.