Смысл жизни человека: от истории к вечности - Юрий Стрелец

И все же сам Гегель вряд ли согласился бы с марксистским превращением мистерии Духа в естественно-исторический, материально обусловленный процесс. Такую трансформацию он посчитал бы «рассудочной», а рассудочное мышление видит «существующее», а не «действительное», которое под силу только «разумному» подходу.243 Подмена действительного существующим (разумного рассудочным) чревата, по Гегелю историческими сюрпризами и, часто, самыми неприятными: «…Во всемирной истории благодаря действиям людей вообще получаются еще и несколько иные результаты, чем те, к которым они стремятся и которых они достигают, чем те результаты, о которых они непосредственно знают и которых они желают».244 И все-таки, разум, свобода совершают в истории свое триумфальное шествие. Такова «хитрость разума», обращающая произвол (оказывающийся, тогда, мнимым) в необходимость. Так и через великих людей истории мировой Дух «стучит в дверь современности»; они и не подозревают, что являются орудиями в его руках. Отсюда, человек «из народа», в каком-то смысле, свободнее великой личности. И все же, осуществление необходимости не препятствует свободе человека как такового. Противоречие между ними – не формально-логического, а диалектического свойства, то есть плодотворно, результативно, «снимается» практикой. И злу также принадлежит определенная позитивная функция; оно соучаствует в прогрессе, как инстанция, которую необходимо преодолеть на пути восхождения к свободе. Происходит «омоложение» духа, по Гегелю, помогающее все более полному и глубокому пониманию смысла его развития, содействующее превращению исторической необходимости в свободу.

Сфера практического разума, свободы была также отправной точкой всех размышлений о человеке И.Г.Фихте.

Философия, по Фихте, и как она была задумана Кантом, должна и может быть строгой наукой, обладающей системным видением собственного объекта. Предпосылка «практической» философии – наука о науке, или «наукоучение». Ее первопринцип должен лежать в фундаменте сознания, а не принадлежать к эмпирическим определениям познавательной сферы. Сущность сознания, по Фихте, это самосознание: «Я есмь Я». В акте самосознания совпадают процесс и продукт, субъект (активное и рождающее) и объект (пассивное, порожденное). В акте самосознания «Я» полагает само себя; активнопрактическое «полагает» отличает субъективно-идеалистическую позицию Фихте от близких рационалистических представлений Декарта и Спинозы. Очевидность самопознания коренится, таким образом, не в природе человека, а в его свободе как форме бытия мыслящего существа. Декартовское «cogito, в интерпретации Фихте – не аксиома, а действие, акт свободы. Самоотождествленность «Я» не дается природой, а создается человеком, для которого важным является самоопределение, выход на последнюю цель собственного существования: «… вся философия… не имеет в виду никакой другой цели, как только ответ…на последний, высший: каково назначение человека вообще и каким средством он может вернее всего его достигнуть…».245 Философия должна ответить на вопрос: в чем состоит смысл жизни «высшего, самого истинного человека» – ученого, то есть человека в аспекте его сущности – разумности.

Фихте соглашается с основным принципом этики Канта: человек есть сам по себе цель и не может восприниматься только как средство. Как существо природно-разумное, человек определяется «другим», а как существо разумное – самим собой. Здесь корень свободы человека, понимаемой как принцип его тождества с самим собой: «Последнее определение всех конечных разумных существ есть поэтому абсолютное единство, постоянное тождество, полное согласие с самим собой».246

Человек, по своей сущности свободен, и свобода же – цель его стремлений. Возникает диалектический круг, выражающий смысл жизни человека: «он должен быть тем, что он есть».

«Я равно Я» и «Я не равно Я» различны как потенция и акт, но совпадают в сущности самого «Я», всегда равного и неравного самому себе. (Многочисленные психологические концепции человеческой самореализации имеют подобную диалектическую основу, перерастающую рамки формальной логики).

«Я»действует и созерцает это действие (вспомним М.К. Мамардашвили: «отойдем и поглядим, хорошо ли мы сидим»). Непосредственное созерцание возможно в акте интеллектуальной интуиции. Кант, как известно, интеллектуальное созерцание, так как оно было бы само созерцанием творца мира – Бога. То, что Кант считал присущим только божественному интеллекту, у Фихте – атрибут «Я». Так обозначается субъективно-идеалистический характер учения Фихте, снимающего различие между человеческим и божественным интеллектом. Излишней оказывается кантовская «вещь-в-себе»: вне «Я» нет ничего, что определяло бы его деятельность. «Я» – самозаконодательно. Кроме основоположения «Я полагает само себя» (тетического, как выражается Фихте: от «тезис»), существуют синтетическое, в котором Я полагает свою противоположность (не Я) и синтетическое, в котором эти противоположности связываются вместе.

С одной стороны, Я выступает как определяющее, деятельное начало (тетика), с другой стороны, – как определяемое «не – Я», страдательное начало (антитетика). В синтезе совмещаются деятельность и страдание, взаимограничивающие и взаимоопределяющие начала. Если Я определяется через не-Я (субъект определяется объектом) – это теоретическое отношение; если не-Я определяется Я – это практическое отношение, когда объект определяется субъектом. Взаимосмена этих отношений обусловлена способностью продуктивного воображения, связывающего теоретическую и практическую функции Я.

В отрыве от практики, от нравственности теоретическое Я абстрактно, безжизненно. Для того, чтобы Я отрефлексировало себя, оно должно столкнуться с «иным», с не-Я, отрефлексировать это столкновение. Процесс имеет характер пульсации: действие –рефлексия-действие и так далее.

Действие, у Фихте, осуществляет бесконечное (божественное) Я, а рефлексирует по его поводу конечное (человеческое) Я. Они то отождествляются, то расходятся, чтобы затем опять совпасть вместе. Человек активный тождествен Богу, и в этот момент он себя не осознает;

человек страдательный не тождественен Богу, и этот момент он остро осознает. Такая пульсация составляет ядро диалектики Фихте. С другой стороны, она показывает, что привилегированной оказывается сфера не теоретического, а практического отношения человека к себе и миру. Высшей инстанцией (божественной) у Фихте выступает практическое Я, нравственный закон.

Человек не может полностью отрешиться от своей природы, от чувственных влечений, но может подчинить их своим нравственным целям (конечное подчинить бесконечному). Человек может относиться к природе (внешней и своей собственной) как к средству, а не как к цели, которая в своем подлинном виде состоит во все более полном отождествлении человечества с самим собой и в освобождении от природы ( что предполагает овладение ею). Деятельность Я – единственная реальность, начало и конец мирового процесса. Круг должен замкнуться, и роль природы в этом процессе негативна, она – объект преодоления, по мере того, как дух возвращается к самому себе.

Сфера культуры, по Фихте, не вырастает из природы; она не только самостоятельна, но и более высока в сравнении с природой. В сфере культуры (практического разума) отношение «причина-следствие» трансформируется в отношение «цель-средства». Последняя цель человеческой деятельности – достижение идеала свободы, и формирование системы средств для достижения этой цели составляет конкретную историю человечества, движущим принципом которой и является противоречие между целью и средствами. «В сфере истории и культуры диалектический метод Фихте оказался, пожалуй, наиболее плодотворным, хотя и не был развит достаточно подробно из-за идеалистического характера его диалектики, накладывающего отпечаток теологизма. Если «цель земной жизни человечества заключается в том, чтобы установить в этой жизни все свои отношения свободно и сообразно с разумом, то обнаружение этой цели вновь ведет нас к соотношению абсолютного разума и разума конечного. Диалектика же истории оказывается просто результатом развертывания априори данного мирового плана, то есть исторического «замысла», в божественном уме».247

И все же фихтевский подход к Я как безмерно сложной сущности, выявление диалектики конечного и бесконечного в ней плодотворен как важнейший этап в осмыслении человека. Все современные исследования трансцендирующей личности базируются на фихтевской трактовке человека, непрерывно выходящей за пределы всего конечного. «Вечная цель его – сознательно, по свободе воссоздать все то, что создано бессознательно, по необходимости, то есть просветлить все сознанием, перестроить природу в соответствии с целями свободной воли… Жажда практического Я расшириться так, чтобы охватить собой всю реальность, составляет основу активизма Фихте».248