На плоту через океан - Уильям Уиллис

Как странно: прошлое выпало у меня из памяти, как будто я потерял связь с миром людей. Я почти ничего не помнил и позабыл все подробности. Это беспокоило меня. Я потерял также и чувство времени.

Когда начало смеркаться, я налил в фонарь керосина, который должен был освещать компас, и стал готовиться к ночи. Старый дождевик по-прежнему защищал Икки от пронизывающего холода. Микки уютно устроилась на стареньком свитере под лебедкой. После коротких сумерек сразу наступила ночь, как это обычно бывает в тропиках.

Я задремал было у руля, но вдруг вскочил на ноги и стал пристально вглядываться в темноту. Быть может, что-нибудь развязалось наверху, в оснастке? Схватив электрический фонарик, лежавший рядом со слабо освещенным компасом, я направил луч света на грот. Все оказалось в порядке, лишь обычные звуки — удары бесконечных волн.

Я начал привыкать к плоту и теперь прислушивался к шуму ветра и моря. Время от времени о бревна ударялась большая волна и прокатывалась под плотом. Первым воспринимал удар руль, от чего вздрагивал штурвал, а тем временем плот перебирался через волну. Немного погодя с грохотом и ревом набегала другая волна, вскидывала кверху плот, в яростном кипении проносилась под ним и продолжала свой путь.

Я видел паруса, чувствовал, как дрожит под напором волн прочно связанный плот, который стремился вперед, разбивая волны. В эту ночь плот прекрасно поддавался управлению, но за ним все же нужно было пристально наблюдать. За эти дни я убедился, что плоту необходимо до известной степени дать волю. Я не старался плыть по прямой, да это практически было и невозможно. Вот плот сбивается на 10° к ветру, некоторое время он держится этого направления, затем отходит на 10° от курса в другую сторону. Затем все повторяется сызнова. Отчасти я был даже доволен, что плот не может идти по прямой. Я не буду выбиваться из сил, то и дело перекладывая штурвал и вглядываясь в компас, пока не потемнеет в глазах. Я, должно быть, ежедневно терял от десяти до двадцати процентов пройденного пути, но тут ничего нельзя было поделать.

Вокруг меня целый рой звуков, порождаемых океаном. Казалось, я был весь наполнен ими. Я плыл все дальше, во мрак, в беспредельные просторы океана. Вот поднимается огромная волна и яростно обрушивается на плот. Раздается шум, как будто по бревнам хлестнули тысячей бичей, и меня обдает дождем брызг. Вокруг со всех сторон бешено несутся черные морские кони с развевающейся белой гривой.

Потому ли я отправился в это плавание, что я настоящий моряк? В своей жизни я знал подлинных моряков. И вот теперь я видел их перед собой, людей различных национальностей, молчаливых воинов свинцовых морей. Я плавал с ними и не надеялся превзойти их в их молчаливом упорстве.

«Что ты здесь делаешь, Виллис, на этой штуке, в одиночестве?» — спрашивали меня теперь утонувшие товарищи по плаванию, искалеченные, окончившие жизнь в различных гаванях мира, и их тусклые глаза безжизненно взирали на полузабытое море.

«Не ради бахвальства пустился я в плавание, ребята. Я использую все, чему научился у вас, старые друзья; я только продолжаю начатое вами дело, устремляюсь в далекий путь. Когда вы плавали со мной, вы не знали, что уже тогда я был во власти мечтаний. Вот почему время от времени я покидал вас и совершал странствия по земле, желая увидеть другие страны, ознакомиться с населяющими их людьми и молча сидеть в их обществе. Таково было мое призвание».

Мне захотелось есть и, закрепив концами штурвал, я вошел в каюту. Работая почти двадцать четыре часа в сутки, я тратил много сил, и приходилось восстанавливать их добавочным питанием.

Я быстро приготовил себе еду, бросив чайную ложку муки в жестяную кружку и размешав ее с водой. Получилась густая паста. Я медленно ел, но управился с этим блюдом в какую-нибудь минуту. Мука была приготовлена из поджаренных зерен злака каньибуа, произрастающего в Андах на высоте более двенадцати тысяч футов. Кто-то рассказал мне об этой муке, и мне посчастливилось раздобыть себе на дорогу пятьдесят фунтов. У каньибуа колосья гораздо мельче, чем у большинства наших злаков, и урожай трудно снимать, поэтому зерно добывают лишь в небольших количествах. Этот злак хорошо знаком индейцам, живущим в горах Сьерры. Питательные качества каньибуа были известны еще инкам, которые перед битвой всегда давали его в пищу своим лучшим воинам. Мне каньибуа пришлась весьма по вкусу. Но я употреблял в пищу и ячменную муку, смолотую наподобие каньибуа из жареных зерен; такой муки у меня было в запасе семьдесят фунтов.

За едой мне вспомнился один вечер в Кеведо. Я сидел в маленьком ресторанчике в обществе нескольких любителей приключений. Мы толковали о том, какими съестными продуктами следовало мне запастись на время путешествия. Все это были покорители джунглей и Сьерр; дюйм за дюймом обживали они эти земли, работая старателями, топографами и управляющими ранчо или ведя научные исследования. Я сказал, что намерен употреблять во время плавания лишь простую, грубую пищу, как это и подобает путешествующему на плоту, но что еще не решил, какие именно возьму продукты. Я оставался верен своей житейской философии, будучи убежден, что в нужный момент всегда явится верная мысль.

— Я придумал кое-что для вас, — сказал один из моих собеседников, недавно вернувшийся в Кеведо. Он долгое время прожил среди индейцев племени жибаров, обитающих в восточной части Эквадора. — Много лет назад, — продолжал он, — я жил в Высоких Сьеррах. В моем распоряжении не было ничего, кроме мачика — муки из жареных ячменных зерен, какую обычно употребляют индейцы. Они питались ею испокон веков. Так вот и я питался мачика. Это самая простая на свете еда, но, мне думается, она придает человеку необходимую силу. Индейцы не могли бы существовать без нее. Они попросту смачивают ячменную муку водой, скатывают тесто в шарики и едят их.

Мачика даст вам лошадиную силу, Бил! Индейцы питаются ею, когда переносят тяжелые поклажи через горы. А вы знаете, какие здоровенные тюки они таскают? Они взваливают себе на спину груз, равный по весу пианино или доброй половине домашней утвари, и притом не идут шажком, а бегут, бегут рысью в гору, по каменистым тропам, вдыхая разреженный воздух больших высот.

— Мачика и будет моей едой, — заявил я.

— Вам следует захватить с собой и распадуру.

— Что такое распадура?

— Сахар-сырец, который содержит в себе черную патоку. Вы можете купить его на рынке, на той стороне улицы. — Он протянул руку по направлению к богатейшему рынку Кеведо. — Этот сахар даст вам необходимую энергию. Я думаю, вы знаете, что сахар дает силу?