Условно пригоден к службе - Юрецко Норберт

После моей вербовки Корнельзенов я гордо объявил о своем успехе. На похвалы и похлопывания по плечу не скупились. Теперь надо было переходить к следующей фазе. Я подготовил программу обучения для семьи из Хузума. Параллельно к этому я подыскивал других сотрудников, прорабатывая три дюжины "наводок" на участке от Итцехое до Фленсбурга. Пара этих интервью должна была оказаться успешной.

Об одном из новых контактов мне хотелось бы рассказать поподробнее. Это произошло в Дитмаршене, точнее говоря, в Марне, маленьком гнездышке за земляной дамбой. Когда я постучал в дверь, мне открыла маленькая темноволосая женщина, очевидно, только что из кухни. На ней был фартук, а в руке тряпка для мойки посуды. Стоило мне выпалить мою извечную приветственную фразу, она весело рассмеялась: – Ну, вам и повезло. Если бы тут был мой муж, он тут же вышвырнул бы вас со двора. Усмехаясь, она ответила на мою стеснительную просьбу все же заполнить анкету: – Ну хорошо, приходите еще раз в шесть часов вечера. Это точно будет забавно. Как раз и муж мой будет дома. Но вам нужно набраться настоящего мужества. Он, собственно, очень не любит всяких шляющихся от дома к дому коробейников. Она засмеялась и скрылась в доме.

Глубоко разочарованный, я поехал к Фридрихскоогу. В этом городке у меня было еще две "наводки". В этот день я впервые почувствовал одиночество вербовщика. Кто ведет себя конспиративно и хочет оставаться незаметным, должен по возможности избегать контактов с другими людьми и стараться не попадаться на глаза. Если коммерсанты собираются по вечерам в баре гостиницы и хвастаются друг перед другом своими успехами, то оперативнику нужно держаться от такого времяпровождения как можно дальше. В первые дни я еще не воспринимал это так остро. Но начавшаяся рутина пробудила во мне это чувство, связанное с дефицитом самых простых человеческих личных контактов.

Уже приближался вечер, когда я сидел в маленьком кафе и смотрел через окно на проливной дождь. Сумрачный свет, сильный ветер и много воды с неба – как раз в таком настроении писал, наверное, свои рассказы Теодор Шторм. Нет, к свирепому мужу я больше не пойду, думал я. Мне казалось, что уж без этого я точно смогу обойтись. Но тут, сам не знаю почему, я вдруг передумал. Это меня самого удивило. Мне вдруг пришло в голову, что стоило бы взглянуть на этого дикого типа. Препятствия для того и существуют, чтобы их преодолевать. Сказано, сделано.

Когда я вернулся в Марне, мне сразу стало ясно, что он уже здесь. Белого "Форда-Фиесты" в свой прошлый визит я у дома не видел. Я набрал в грудь побольше воздуха и постучал. На втором стуке я услышал из-за двери грохочущий бас на местном диалекте: – Боже мой, да я уже иду. Я не могу так скоро – я ведь чиновник. Открылась дверь, и передо мной возник великан. Он заполнил собой весь дверной проем. Человек вытянул голову наружу и громко спросил: – Да? Я сначала ничего не мог ответить и только подумал про себя: "Норберт, что ты наделал? Кто тебя заставлял приезжать сюда еще раз?"

Ожидая, что сейчас мне просто дадут по шее, я смог выдавить из себя только испуганное: – Добрый вечер, социологический опрос. – Ах, да, – услышал я в ответ, – моя жена мне что-то об этом рассказывала. К моему полному удивлению он продолжил: – Ну, тогда уж заходите в мою избу. Не успел я и оглянуться, как мы уже сидели на удобной мягкой мебели в гостиной. Совершенно сбитый с толку, я начал мое интервью, потому что все никак не мог оценить складывающуюся ситуацию.

Невероятно. Этот человек не только ответил на все стандартные вопросы. "Великан" рассказал о себе, своей семье и своем доме. Он был чиновником в администрации земли Шлезвиг-Гольштейн. Его родители были крупными землевладельцами и оставили ему в наследство большие участки земли. Эти земли он уже давно сдал в аренду, пользуясь ими лишь для охоты. В этом человеке, казалось, сошлись все хорошие критерии агента "Стэй-бихайнд". Я понял это довольно быстро и не ошибся.

Мой хозяин, назовем его Айлерсом, даже представил мне своих детей. Жени только недавно пошла в школу, а сына Флориана, на два года младше ее, отец уже брал с собой на охоту. Айлерс обратился к нему: – Флориан, расскажи-ка этому господину, что мы делаем, если в кустах (имелся в виду его охотничий участок) встретим кошку? Низким скрипучим голосом малыш заученно ответил: – Мы всадим ей картечь в задницу. Папа гордо кинул.

Айлерс и я были совершенно разными людьми. И, тем не менее, мы прекрасно понимали друг друга с первого раза. Я в то время еще не мог предположить, что из этой встречи разовьется настоящая дружба. В будущем наши контакты вышли далеко за границы его официальной деятельности агента.

Первые встречи все еще проходили пол "легендой" изучения общественного мнения. Мы обрабатывали известные анкеты. Но в ходе четвертого визита на столе уже были бутерброды. Я попросил у мюнхенского Центра разрешение на вербовку. Его не пришлось ждать долго. Теперь дело принимало серьезный оборот. Я снова поехал в Марне и провел с Айлерсами опрос на тему "Секретные службы". Благодаря такой анкете можно было выяснить отношение опрашиваемого к властям, полиции и спецслужбам. Как правило, эта бумага была последним вопросником перед открытой вербовкой. Если на все вопросы были получены положительные для нас ответы, можно было начинать.

Айлерс и его жена, которая, кстати, была намного скептичнее своего мужа, на все вопросы ответили к моему полному удовлетворению. Постепенно я перешел к признанию: – Теперь я должен перед вами кое в чем покаяться. Я вовсе не из социологического института. Я не успел продолжить, потому что Айлерс тут же меня перебил. Он усмехнулся своей жене и хлопнул себя по ноге. – Я же так и знал. Знал что за этим что-то кроется. И не ошибся. У меня на такие дела нюх. Чтобы сократить процедуру я объяснил ему процесс "проверки солидности". Ему следовало позвонить мне на работу. – И? – спросил Айлерс, – что это за работа? Федеральный уголовный розыск, военная контрразведка или Ведомство по охране конституции? Или может быть, мафия? – Нет, ни то и ни другое. Это Федеральная разведывательная служба.

– Тогда дай мне номер прямо сейчас, я перекинусь парой слов с твоим шефом, – требовательно воскликнул он, сидя на диване. – Сказать ему что-то хорошее про тебя? Вдруг он повысит тебя в должности.

Он последовал моим указаниям и, набрав телефонную справочную, спросил там номер телефона БНД. Но тут он на глазах все больше удивлялся, а жена его оставалась недоверчивой. – Как? Нет? Но почему? И в Пуллахе? Тоже нет, но я тогда ничего не понимаю. Он передал мне трубку. На другом конце я услышал приветливый голос, уверявший меня, что не может дать номер телефона БНД. Тогда я попросил соединить меня с начальником смены.

Он тоже был любезен, но упорен: – Да, номер телефона БНД у нас записан. Но это наверняка была какая-то ошибка. Я просто не могу себе представить, что они умышленно предоставили всем доступ к своему телефону. Потому все мои сотрудники получили указание никому этот номер не давать. Это точно ошибка в системе обработки данных, если секретный номер телефона вдруг всплыл у нас.

Ангельским голосом попытался я уговорить этого человека из справочной службы, но ничего не добился. Даже мой аргумент, что номер БНД давно есть в любом телефонном справочнике Мюнхена, его не убедил. Мой образ в глазах обоих кандидатов тут же потускнел.

Я прекратил свои попытки и попросил Айлерса просто позвонить по номеру, который я ему дам и связаться с дежурным чиновником БНД. Так он и поступил: – Алло, здравствуйте, это Вернер. Я хотел бы провести проверку солидности. Наступила пауза. Потом Айлерс снова с улыбкой передал мне трубку. Человек на другом конце провода меня сразу отфутболил: – Вы избрали неправильное время! Сегодня четверг!

– Я знаю, – огрызнулся я. – Да, и уже после шести вечера, – продолжал он. – И это я знаю, – вырвалось у меня, – часы у меня тоже есть, что с того? – Не "что с того", – выругался он. – Вы не читали циркуляр? У меня снова возникло ощущение одиночества и потерянности.

– Какой циркуляр? Он назвал мне восьмизначный номер. Это уже было слишком. Этот умник, видимо, не догадывался, что этот номер здесь вдали от Центра мне ничего не говорил. – И что же написано в этом циркуляре, – спросил я, стараясь сдерживать ярость. – Этого я не могу вам сказать по телефону! Тут уже меня прорвало. Вернер Айлерс жестом показал мне, что сходит на кухню и принесет нам пиво. Когда он исчез, я на короткое время остался один в гостиной. Наедине с этим чокнутым на телефоне, который делал все от него зависящее, чтобы сорвать мою так здорово начавшуюся вербовочную беседу.

– Послушайте, дружище, уважаемый господин коллега. Я здесь на очень важных, чрезвычайно важных переговорах. Все зависит от этой чертовой "проверки солидности". И если вы мне прямо сейчас не скажете, о чем говорится в этом циркуляре, и почему вы не хотите мне помочь, я протащу вас за задницу по всему телефонному проводу. Вы поняли меня?