Четыре крыла - Татьяна Юрьевна Степанова

Севрюге женюсь, – хмыкнул Паук. – Его точные слова: если она по Локи стэнить[14] перестанет. Я ему – ну ты загнул, мечтатель! А он мне – я не трепло. Мое слово – кремень.

– Руслан питал к Александре Севрюниной столь сильные чувства? – задал новый важный вопрос Макар.

– Он бы ради нее в горящую избу вошел. – Паук ухмыльнулся. – Ей бы еще в школе темную наши устроили, но он ее под свое крыло взял. Ну и Локи тоже… они оба.

– А почему одноклассники намеревались устроить Александре темную? – насторожился Клавдий.

– Тварью ее считали последней в школе. Деадинсайд[15]. Но только не я! – Паук покачал головой.

– В чем причина плохого к ней отношения? Мы слышали – она сама за Руслана заступилась, когда над ним издевались, бросилась его защищать. Из-за этого на нее одноклассники ополчились? – Макар искренне недоумевал.

– Севрюга вступилась за Хвоста? Когда? – изумился Паук. – Ааа, точно… Я и забыл. Когда мы его задницу на уроке физкультуры… Мы просто хотели глянуть тогда – как его хвостик поживает… на сколько сантиметров вырос.

– Мы? И ты, мерзавец, участвовал? – Мамонтов повысил голос.

– Я просто глядел. Вы чо? На фиг мне трэш! – Паук шмыгнул носом. – Я Хвоста никогда не шеймил[16] за его причиндал! Сто лет назад было-то… я запамятовал. Севрюга тогда наших избила, исцарапала ногтями, вопила: «Всем, мрази, расскажу! Я на мобилу сняла, в Сеть солью!» И чо на нее нашло тогда? – Паук пожал плечами. – На своих доносах совсем помешалась? Или хитрюга рассчитала тонко: ей же одной трудно было бы свой подпольный банк держать. Ей кулаки пацанские требовались, чтобы бабло с должников выбивать.

– Ни черта не ясно из твоего бессвязного бормотания, – заявил Мамонтов. – Запутываешь нас специально, да?

– Я одну голую угли труфф[17], – взвился Паук.

– О каком подпольном банке идет речь? – решил уточнить Макар.

– О ее банке, севрюгинском, – Паук пялился на них. – Вы ее ищете и не знаете? Она ж ростовщица. Прямо из Достоевского – старуха-процентщица!

– Давай строго по сабжу[18]. И не ври! – приказал Клавдий.

– Ее папа-начальник открыл на ее имя в банке счет и карту ей оформил. И начал туда деньги слать, и сверх алиментов ей еще на «малиновое фраппе». Не хотел ее матери больше отступное бабло отстегивать, понимаете? А для Севрюги не скупился. А она – жадная до дрожи. Севрюга на себя полтора года почти ни копейки не тратила. И у нее полмиллиона набежало! Ну, может, врала она нам, но все равно много наэкономила. И открыла свой подпольный банк: наши и из других классов могли у нее занять. И не тыщу-полторы. А больше – пять, даже десять тыщ! Кофту купить на «Ламоде», косуху, «кроссы» крутые, «боты» клевые, наушники. Но возвращать надо было больше – например, не пять тысяч, а семь. А если в срок не заплатишь, Севрюга включала счетчик. Одна бы она с должниками не справилась, ее бы просто послали или избили. Она договорилась с Хвостом. И предложила Локи. «Триумвират» – так она их компашку называла. Хвост ее забесплатно охранял, флэксил[19] вечно и в морду совал всякому, кто платить отказывался. Он ни рубля с нее никогда не брал. А Локи она предложила долю.

– А ты где ошивался? – жестко осведомился Клавдий. – Ты ведь с ними со всеми общался.

– Я долги из наших для Севрюги не выколачивал, – отрезал Паук. – Мне здоровье дороже. Хвосту однажды зуб выбили в одиннадцатом классе, когда он нашим стрелку в лесу назначил. Дофлексился! Меня Севрюга по-дружески просила матери моей-завучу мозги полоскать, если слухи про банк и займы до училок дойдут. Но за три года старших классов никто не проговорился – все ж заинтересованы, повязаны. Севрюга бизнес аккуратно вела, всем в долг давала, никого не скамила[20]. Ее банком все наши пользовались. Не у предков же копейки клянчить на свэг! Предки у всех, кроме нее, нищие. Гопота!

– После окончания школы банк продолжал существовать? – поинтересовался Макар.

– Схлопнулся, – ответил Паук. – Наши все расползлись, кто учиться поступил, кто работать уехал. Правда, некоторые в кабале у Севрюги остались.

– Кто именно? – подхватил Клавдий.

– Не в курсе. Слышал – Котлова Настька у Севрюги немерено заняла на подержанный айфон. И до сих пор в рабстве. Она и в школе у Севрюги денег просила, отдавала со скрипом, правда, красила ей волосы и стригла забесплатно все старшие классы. И педикюр ей делала постоянно, и маникюр. И даже окна к ним в коттедж мыть таскалась. Севрюга ее за личного парикмахера держала, поэтому Хвоста на нее не напускала, а Локи, он…

– Подробности про Локи и Севрюгу, – потребовал Клавдий.

– Севрюга процентщицей заделалась не только от жадности. Для нее Локи еще со школы полный краш![21] Зашипперить[22] у нее с ним никак не получалось. Он на нее не запал. Даже почти забанил ее сначала. А она на него запала, ууу! И дотумкала сделать его своим компаньоном. Ну, ради почиллить[23] с ним и все остальное. Лично мое мнение…

– Выкладывай все, – Клавдий уже предвидел в рассказе Паука целую бездну подвохов.

– Вся затея с банком для Севрюги – лишь способ с Максом отношения замутить. Сначала шкурные, а потом… Она и после школы, когда банк лопнул, от него шипперила безумно, будто сама в секс-рабстве! За каждый трах ему отстегивала. – Паук прищурился. Лицо его приняло странное – циничное, светлое, печальное и одновременно брезгливое выражение. Он вспоминал:

Локи возвращается, на ходу застегивая молнию на джинсах, прочищает горло и плюет на траву. На запястье его, словно браслет, намотаны черные стринги Севрюги. Ее сейчас не видно за деревьями, где они с Локи уединялись, оставив Паука коротать время в одиночестве. Их старое место над обрывом, где они еще со школы встречались тайком от одноклассников и взрослых, обсуждая дела «банка и должников», десять минут назад оглашалось страстными воплями Севрюги и громким криком Локи. Паук, словно животное, чуял всем своим существом острое возбуждение, жаркое вожделение. Он подсматривал тайком за парочкой. И сам жаждал Севрюгу безумно – у него аж челюсти сводило до судорог. Локи в этом виноват – зачем повез его с собой на их место в лесу? Паук недоумевал: третий лишний. Но Локи заявил: «Совру ей, что у нас с тобой еще дела срочные, она быстрее от меня отлипнет».

Локи поднимает с травы свою потрепанную сумку, с которой он ходит в автосервис на работу. Достает банку минералки, пьет и… полощет рот. Его футболка мокрая от пота. Из-за деревьев появляется Севрюга – красная, счастливая, с растрепанными волосами, коса ее распустилась. Топик, открывающий полные плечи, сползает, полуобнажая ее грудь без лифчика. Она шествует медленно, виляя бедрами, путаясь в длинной атласной юбке. Паук помнит – под юбкой нет белья. Словно зверь весной, он ощущает сладкий, терпкий запах Севрюги – аромат самки после спаривания. Мысль пронзает его молнией: забрать ее куда-нибудь… где их не найдут… В заброшенный дом, связать по рукам и ногам, заткнуть юбкой пасть и взять силой… Совокупляться с ней до обморока…

Севрюга на хилого коротышку Паука – ноль внимания. Взор ее обращен к Локи. Глаза сияют – они полны огня, любви, благодарности, алчной ненасытной страсти. На ее лице почти сумасшедшее выражение эйфории.

– Как же мне хорошо… славно… – шепчет она. – Любимый мой…

Локи бросает ей стринги. И залпом осушает банку воды. Он старается не встречаться с Севрюгой взглядом. Она, не стесняясь Паука, быстро натягивает трусики, задирая юбку, – Паук успевает узреть молочную белизну ее полных бедер. Его возбуждение на пике. Ему хочется намотать густые волосы Севрюги на кулак и тащить ее по земле…

– Мать с Асланом четыре дня назад в Сочи улетели, я одна дома, я тебе об этом чатила, – Севрюга берет Локи за руку. – Я колледж поганый бросила. Могли бы у меня всю ночь… И день… Все ночи, дни… Я тебе писала, ты даже не читал. Я дома торчала, ответа ждала.

– Я работаю в две смены, занят. Я ж объяснил, – отвечает Локи и вытирает подолом футболки потное разгоряченное лицо. – Не капризничай. Не устраивай мне сцен.

– Никаких сцен, я в полном улете, кайф! – Севрюга подносит его руку