Птицы, звери и родственники - Джеральд Даррелл

Продолжая громко смеяться над какими-то остротами Ларри, компания ворвалась в дом, где мама и Марго встретили их сердитым шиканьем.

— Тише, — сказала мама. — Вы разбудите Джерри. Расскажите, что вы пили?

— Вино, — величественно произнес Ларри и икнул.

— Вино, — повторил Лесли. — А потом мы танцевали. Спиро танцевал, и я танцевал, и Ларри танцевал. И Спиро танцевал, и потом Ларри танцевал, и потом я танцевал.

— Ложитесь-ка лучше в постель, — сказала мама.

— И потом Спиро опять танцевал, — сказал Лесли.

— Хорошо, хорошо, милый, — сказала мама. — Иди, ради Бога, спать. Знаете что, Спиро, по-моему, не надо было разрешать им столько пить.

— Спиро танцевал, — сказал Лесли, и на сей раз кстати.

— Я уложу его в постель, — предложил Ларри. — Только я один и трезвый.

До меня донесся шум их нестройных шагов по каменным плиткам, когда они, обняв друг друга, выходили из коридора.

— Теперь я танцую с тобой, — послышался голос Лесли, которого Ларри втащил в спальню и посадил на кровать.

— Вы извините меня, миссис Даррелл, — проговорил Спиро осипшим от вина голосом. — Я не мог их остановить.

— Вы его привезли? — спросила Марго.

— Да, мисси Марго, не беспокойтесь, — ответил Спиро. — Он там, у Костаса.

Спиро наконец ушел, вслед за тем отправились спать мама и Марго. Так непонятно закончился этот и без того необычный день. Но скоро я забыл о странном поведении своих близких и с мыслями об ожидавших меня подарках погрузился в сон.

Проснувшись на следующее утро, я некоторое время лежал и думал, что это такое особенное было в сегодняшнем дне. Потом вспомнил. Это — мой день рождения. Я лежал и наслаждался мыслью, что впереди у меня целый день, когда все будут подносить мне подарки, а родным придется уступать любой моей просьбе.

Только я собрался встать с постели и пойти посмотреть, какие мне приготовили подарки, как в прихожей поднялась суматоха.

— Держите ему голову. Голову! — послышался голос Лесли.

— Осторожно! Вы испортите украшения, — причитала Марго.

— На черта они сдались, твои дурацкие украшения, — сказал Лесли. — Держите ему голову.

— Тихо, тихо, милые, — успокаивала мама. — Не бранитесь.

— Господи, — возмутился Ларри, — сколько кругом навоза!

Весь этот загадочный разговор сопровождался странным постукиванием, как будто по кафельному полу прихожей прыгали шарики пинг-понга. Что же они там затеяли, думал я. Обычно в такое время все только еще продирают глаза и, не вставая с постели, одурело тянутся за чашкой чаю. Я собрался идти в прихожую и принять участие в общем веселье, когда дверь вдруг распахнулась и в мою спальню галопом вбежал ослик, весь обвешанный разноцветными бумажными гирляндами и елочными украшениями. На голове у него, ловко прицепленные между ушами, торчали три огромных пера. Лесли с силой тянул ослика за хвост и орал:

— Тпру, зануда!

— Язык, милый, — сокрушалась стоявшая в дверях мама.

— Ты портишь украшения! — кричала Марго.

— Чем раньше эта скотина уберется отсюда, — сказал Ларри, — тем лучше. Вся прихожая завалена пометом.

— Это ты его испугал, — заявила Марго.

— Я ничего не делал, — возмутился Ларри. — Я его только чуть толкнул.

Ослик остановился у моей кровати и посмотрел на меня большими карими глазами. Вид у него был недоумевающий. Он с силой встряхнулся, так что перья между его ушами повалились набок, и, изловчась, задней ногой долбанул Лесли в голень.

— Господи Иисусе! — взревел Лесли, прыгая на одной ноге. — Сломал мне ногу, зараза!

— Лесли, милый, — сказала мама. — Зачем так сильно ругаться? Не забывай о Джерри.

— Чем скорее вы уберете осла из этой комнаты, тем лучше, — сказал Ларри. — Иначе тут будет пахнуть как от навозной кучи.

— Вы погубили украшения, — жаловалась Марго, — а мне это стоило немалого труда.

Но я уже не обращал ни на кого внимания. Ослик подошел еще ближе к моей кровати, с минуту разглядывал меня пытливыми глазами, а потом, издав радостный гортанный крик, ткнулся мне в протянутые ладони своей серой мордой, такой мягкой и нежной, как все самое мягкое и нежное, о чем я только мог подумать: коконы шелковичных червей, новорожденные щенята, морские камешки или бархатистые на ощупь древесные лягушки. Лесли тем временем снял брюки и приступил к осмотру ушиба на ноге, извергая при этом потоки проклятий.

— Он тебе нравится, милый? — спросила мама.

Нравился ли он мне! Да я просто онемел от восторга. Ослик был густо темно-бурого цвета, почти фиолетовый, с большими, похожими на цветок каллы ушами и в белых чулочках над крохотными полированными копытцами, складными, как башмаки у чечеточника. Вдоль спины у него тянулся широкий черный крест — гордый знак, свидетельствующий, что племя его возило Христа в Иерусалим (и всегда с тех пор продолжало быть самой оклеветанной домашней скотиной), а большие блестящие глаза были обведены белыми кругами, знак того, что родом он из деревни Гастури.

— Помнишь ослицу у Катерины? — спросила Марго. — Она еще тебе так понравилась. Ну вот, это ее дочка.

Такое сообщение, разумеется, сделало ослика еще милей моему сердцу. А он, убранный как в цирке, стоял и сосредоточенно жевал кусочек мишуры. Я быстро оделся и, почти не дыша, спросил у мамы, где я буду держать своего ослика. Конечно, в доме его оставлять нельзя, Ларри и без того уже сказал маме, что при желании она может вырастить в прихожей недурной урожай картофеля.

— Для этого Костас и выстроил домик, — сказала мама.

Я был вне себя от радости. Вот какие у меня благородные, добрые, хорошие родные! Как ловко они от меня все скрывали, как много сил потратили, чтобы так разукрасить ослика! Медленно и бережно, словно это был хрупкий фарфор, я провел своего скакуна через садик в оливковую рощу, открыл дверь бамбукового сарайчика и впустил его туда. Мне хотелось прикинуть размеры, ведь Костаса я считал никудышным строителем. Сарайчик был великолепный. Как раз по ослику. Я снова вывел его наружу, привязал длинной веревкой к дереву и с полчаса стоял как зачарованный, разглядывая ослика со всех сторон, пока он мирно пощипывал травку. Наконец я услышал, как мама зовет меня к завтраку, и блаженно вздохнул. Конечно, подумал я, без всякого сомнения и без малейшего преувеличения можно сказать, что этот ослик самый замечательный на всем острове Корфу. И не знаю почему, я решил дать ему имя Салли. Потом быстро поцеловал его в шелковистую мордочку и побежал в дом завтракать.

Часть третья. Контокали