Маленький Цахес по прозванию Циннобер - Эрнст Теодор Амадей Гофман

Фабиан ожидал, что сейчас Валтазар разразится бурными, полными отчаяния жалобами и проклятьями. А тот сказал со спокойной улыбкой:

— Если в этом все дело, никакой беды нет и огорчаться мне нечего.

— Ты больше не любишь Кандиду? — спросил Фабиан изумленно.

— Я люблю, — отвечал Валтазар, — я люблю это небесное дитя, эту прелестную девушку со всей страстью, со всей увлеченностью, какая только может пылать в груди юноши! И я знаю… ах, я знаю, что Кандида тоже любит меня, только она опутана гнусным колдовством, но скоро я разорву путы этого изверга, скоро я уничтожу этого урода, заморочившего бедняжку…

И Валтазар подробно рассказал своему другу о том удивительном незнакомце в странном экипаже, которого он встретил в лесу. В заключение он сказал, что когда луч, сверкнувший из палки этого волшебного существа, кольнул его, Валтазара, в грудь, у него возникла твердая уверенность, что Циннобер — всего-навсего бесенок, чьей власти этот незнакомец положит конец.

— Откуда, — воскликнул Фабиан, когда его друг кончил, — откуда, Валтазар, у тебя такие несусветные, такие бредовые мысли?.. Человек, которого ты принимаешь за волшебника, не кто иной, как доктор Проспер Альпанус, он живет в своем загородном доме неподалеку от Керепеса. О нем действительно ходят такие нелепые слухи, что его можно счесть чуть ли не вторым Калиостро[14]; но в этом он сам виноват. Он любит окутывать себя мистическим туманом, делая вид, будто знаком с глубочайшими тайнами природы и повелевает неведомыми силами, и притом выдумки у него самые причудливые. Например, экипаж его устроен так, что человек с живым и пылким воображением, вроде тебя, мой друг, легко примет все это за явление из какой-то диковинной сказки. Итак, послушай!.. Его кабриолет имеет форму раковины и сплошь посеребрен, а между колесами приделана шарманка, которая при их движении играет сама собой. За серебряного фазана ты принял, конечно, его маленького грума в белых одеждах, а за надкрылья золотого жука, разумеется, раскрытый зонтик. К головам обеих своих белых лошадок он велит прикреплять большие рога, — только чтобы все выглядело почудеснее. Верно, кстати сказать, что у доктора Альпануса есть красивая испанская трость с великолепно сверкающим кристаллом, который насажен на нее как набалдашник и об удивительном действии которого рассказывают или, вернее, выдумывают всякие чудеса. Луч, испускаемый этим кристаллом, говорят, невыносим для глаз. А если доктор накинет на него легкое покрывало, то, направив на кристалл твердый взгляд, можно, говорят, увидеть в нем, как будто в вогнутом зеркале, тот образ, который носишь в душе…

— В самом деле, — прервал Валтазар своего друга, — в самом деле? Так говорят?.. А что еще рассказывают о докторе Проспере Альпанусе?

— Ах, — отвечал Фабиан, — не заставляй меня разглагольствовать об этих глупостях. Ты ведь знаешь, что и поныне есть еще фантазеры, которые, наперекор здравому смыслу, верят во всякие так называемые чудеса и бабьи сказки.

— Признаюсь тебе, — продолжал Валтазар, что я вынужден причислить к этим фантазерам, которым чужд здравый смысл, себя самого. Посеребренное дерево отличается от прозрачного хрусталя, шарманка звучит не так, как гармоника, серебряный фазан отличается от грума, а зонтик от золотого жука. Одно из двух: либо удивительный незнакомец, которого я встретил, не был доктором Проспером Альпанусом, о котором ты говоришь, либо этот доктор и в самом деле владеет необыкновенными тайнами.

— Чтобы, — сказал Фабиан, — чтобы полностью излечить тебя от твоего странного фантазерства, лучше всего отвести тебя прямо к доктору Просперу Альпанусу. Тогда ты сам убедишься, что господин доктор — обыкновеннейший врач и отнюдь не разъезжает на единорогах с серебряными фазанами и золотыми жуками.

— Ты высказал, — отвечал Валтазар, и у него загорелись глаза, — ты высказал, друг мой, самое сокровенное желание моей души… Давай же сразу и отправимся в путь.

Вскоре они стояли перед запертыми решетчатыми воротами парка, в самом центре которого находился дом доктора Альпануса.

— Как же нам войти? — сказал Фабиан.

— Я думаю, надо постучать, — ответил Валтазар и взялся за металлическую колотушку, которая висела у самого замка.

Как только он поднял колотушку, раздался подземный рокот, похожий на отдаленный гром, и словно бы замер где-то в глубине. Ворота сада медленно распахнулись, друзья вошли внутрь и зашагали по длинной, широкой аллее, в конце которой увидели дом.

— Находишь ли ты здесь, — сказал Фабиан, — что-либо необыкновенное, волшебное?

— Мне думается, — отвечал Валтазар, — что ворота отворились все-таки не совсем обычным способом, да и все здесь, сам не знаю почему, кажется мне таким чудесным, таким магическим… Разве где-нибудь в окрестностях есть такие великолепные деревья, как здесь, в этом парке?.. Ведь иные дерева, иные кусты с их блестящими стволами и изумрудными листьями словно бы явились из чужой, незнакомой страны…

Фабиан заметил двух лягушек необыкновенной величины, которые, скача по обе стороны от путников, сопровождали их от самых ворот.

— Хорош парк, если в нем водятся такие твари! — воскликнул Фабиан и наклонился, чтобы поднять камешек, которым он хотел швырнуть в веселых лягушек. Те прыгнули в кусты и уставились на него блестящими человеческими глазами. — Погодите, погодите! — воскликнул Фабиан, прицелился в одну из них и швырнул камень.

Но в тот же миг заквакала сидевшая у дороги уродливая старушонка:

— Нахал! Нечего бросать камни в честных людей, которые должны зарабатывать на кусок хлеба тяжелой работой в этом саду!

— Пойдем, пойдем же! — в ужасе пробормотал Валтазар: он-то заметил, что в старуху обернулась лягушка. Заглянув за кусты, он убедился в том, что другая лягушка, превратившаяся теперь в маленького старичка, занималась выпалыванием лебеды…

Перед домом была большая, красивая лужайка, где и паслись оба единорога, в то время как воздух оглашали великолепнейшие аккорды.

— Теперь-то ты видишь, теперь-то ты слышишь? — спросил Валтазар.

— Я не вижу ничего, — отвечал Фабиан, — кроме двух сивок, которые щиплют