Хосе Марти. Хроника жизни повстанца - Лев Визен

2 января 1877 года он поднялся на борт парохода «Эбро» с паспортом, где стояло имя: «Хулио Перес». Он не хотел другого имени, хотя друзья упрекали его в легкомыслии. Он отвечал, что даже в такой ситуации следует лгать как можно меньше. Он был еще очень молод.

РАЗОЧАРОВАНИЯ И НАДЕЖДЫ, ПОБЕДЫ И ГОРЕСТИ

В Гаване он нашел приют под крышей печально знакомого дома Домингесов на улице Индустриа и в первый же вечер заспорил о будущем с доном Эусебио, отцом Фермина.

Адвокат Домингес устал от войны с испанцами. Его сыновья, еле уцелевшие в дни репрессий, теперь разлетелись по свету, и собрать их, как думал старик, могли только мир и амнистия, на которую намекал новый генерал-капитан, «миротворец» Мартинес Кампос.

— Мы добьемся большего, Пепе, — говорил юноше адвокат, — если попытаемся спокойно договориться с Мадридом…

Тем не менее он помог найти нескольких уцелевших друзей, и Марти целыми днями стал пропадать неизвестно где, а ужинать садился усталый и озабоченный.

По официальным сообщениям властей, на острове было спокойно, и лишь в провинции Орьенте действовали «небольшие кучки бандитов». Верить этим сообщениям Марти не хотел. Он видел, что Гавана заполнена солдатами, что оккупанты боятся кубинцев. Но вскоре он понял: борьба уже миновала высшую точку своего развития. Большая часть острова осталась в стороне от войны.

Что мог предпринять Марти? Уйти на восток, чтобы попытаться убедить правительство сражающейся республики решительно двинуть войска на столицу?

Он был уже достаточно опытен и трезв, чтобы понять бесполезность такого поступка.

Тогда, быть может, следовало остаться в Гаване и попытаться поднять восстание горожан? Но кто захочет взяться за оружие? Большинство патриотов сослано, томится в тюрьмах и на каторге. Никаких надежных связей наладить не удалось.

Так что же делать, что делать на девятом году кровопролитной войны, которая не стала победоносной?

Ждать. Ждать и готовиться к новой войне. Ибо туман испанских обещаний и посулы реформистов никогда не заменят подлинную свободу.

И Хулио Перес покинул Кубу 24 февраля 1877 года на пароходе «Сити оф Авана». Он намеревался отправиться в Гватемалу. Денег на дорогу хватало. Тысяча песо, одолженная добрейшим доном Эусебио, пришлась кстати.

Как странно скрещиваются пути людей на земле, размышлял Марти. Президент Гватемалы дон Хусто Руфино Барриос когда-то учился у старого Домингеса. Барриос не посчитался ни с кем, объявив во всеуслышание, что Гватемала поддерживает стремления кубинских повстанцев.

Впрочем, даже если президент и будет холоден к нему, несмотря на рекомендательные письма своего учителя, помощь окажут эмигранты-кубинцы. Домингес говорил о доне Хосе Мариа Исагирре, который прежде учительствовал в Байямо, а сейчас руководит «Эскуэла нормаль», лучшим учебным заведением республики. Это подлинный патриот.

Воротами Гватемалы считался тогда Ливингстон — поселок метисов в устье реки Дульсе, громко именуемый городом.

О Ливингстоне у Марти остались хорошие впечатления. Жители были добры и приветливы, солнце светило ярко, а попугаи, привязанные за ногу к веткам растущих у хижин деревьев, орали какую-то веселую, бесшабашную чушь. Гватемала встречала кубинца улыбкой.

В утлой лодчонке он отправился вверх по Дульсе, торопливо описывая в дневнике зеленые лесные завесы на берегах, которые, казалось, были «прикреплены к небу и совсем не держались за волны».

От озера Исабаль, заповедника болотной лихорадки, к столице Гватемалы, носившей то же имя, что и сама страна, вели подчас непроходимые тропы.

«Мы отправились в путь, — записал в дневнике Марти, — я, проводник, его жена и пять мулов, которые были сущими дьяволами. Лишь избыток деликатности не позволяет мне назвать в числе дьяволов погонщика и его жену. О, эта женщина!»

Проводник ехал впереди, и кубинец старался не терять из виду его яркую куртку с изображением священной летучей мыши на спине. Индеец не выпускал мачете из рук — с джунглями, поглотившими без остатка даже величественные города майя, шутки были плохи.

На привалах съедали по нескольку лепешек. Потом проводник и его жена отправляли в рот кусочки желтоватой смолы «копал» (той самой, из-за которой спустя всего несколько лет начали драку североамериканские фабриканты жевательной резинки), а Марти записывал: «Мы должны были сидя скользить вниз по камням и двигаться по тропам то среди джунглей, то в облаках пыли. Эта дорога куда больше пригодна для орлов и диких кошек, чем для людей».

Исагирре встретил Марти объятиями, заявив, что еще пять лет назад, в Нью-Йорке, прочел «Политическую тюрьму на Кубе». Наутро он повел новичка смотреть Гватемалу. Город лежал на плоскогорье, как шахматная доска: проспекты под прямым углом пересекались улицами. В стенах многих зданий виднелись ниши, и оттуда хмуро глядели глиняные и деревянные святые.

— В Гватемале расцветает, как я слышал, новая Америка, — говорил спутнику Марти.

— Пока что ни я, ни другие кубинские эмигранты не в обиде на президента Барриоса. Здешние либералы — тоже, — задумчиво отвечал Исагирре. — Что будет дальше — покажет время…

В 1877 году Гватемала делала первые трудные шаги по дороге прогресса. Свободу принес 1871 год, когда отряды патриотов во главе с либеральным генералом Мигелем Гарсиа Гранадосом вошли в столицу и свергли власть клерикалов. Над Гватемалой подул ветер реформ. Хусто Руфино Барриос, преемник Гранадоса, объединил страну, национализировал имущество церкви, закрыл монастыри и подчинил школы государству.

Еще в Мексике молодой кубинец находил реформы Барриоса «талантливыми и хорошо осуществленными». Приехав в Гватемалу, он сразу же написал президенту, прося аудиенции, и тот быстро ответил, назначив день и час.

Марти вошел в кабинет, пропустив вперед Исагирре. На разбросанных по большому столу бумагах валялся хлыст. На стуле рядом лежали перчатки.

— Прошу простить, — небрежно сказал Барриос, — я только что ездил верхом.

Плотный, с индейским лицом и удивительно быстрыми глазами, он вдруг вплотную подошел к своим гостям и спросил таким тоном, словно не спрашивал, а утверждал:

— В Гватемале любят кубинцев, не так ли, сеньор Исагирре? — И неожиданно сурово, резко добавил — В Гватемале любят всех, кто содействует ее прогрессу.

Аудиенция не затянулась. Барриос произнес еще несколько общих фраз и, не дослушав Марти, который начал говорить о значении либеральных реформ для народа, бросил:

— Да, да, именно в этом направлении усилия моего правительства наиболее эффективны.