Смерть по рецепту Медичи - Марина Серова

Мне он чем-то напомнил Скопова, только разыскиваемый преступник был лет на десять моложе, чернявый и с хищным выражением лица. Я подумала о том, что, если бы этот Медок, или Гоша Медков, был одет в серую пару, он мог бы выглядеть так же солидно, как Никита Сергеевич. Но здесь меня смутила одна вещь: после того как я пообщалась со Скоповым, я постоянно думала о нем. Это напрягало и озадачивало, нужно будет сегодня же сходить к своему психологу, узнать, что со мной происходит. А то так я всех подряд буду подозревать, потому что в каждом новом лице мне будет мерещиться Никита Сергеевич.

– А вот еще одна, аферистка, – продолжал начальник отдела по борьбе с организованной преступностью.

Эта никого не напоминала, но если опустить некоторые детали, можно было найти сходство с тетей Милой. Ну, с тетей Милой все ясно: мы с ней видимся каждый день и ее лицо я знаю во всех деталях. Манька Крапивница походила на нее не чертами, а скорее выражением глаз. Взгляд был внимательный и немного озабоченный, такой же, как у тети Милы, когда она говорит со мной о моей будущей свадьбе. Меня это немного развеселило. Будущая свадьба вилами на воде писана, и я не знаю, когда на это решусь. Хотя, если встретится тот самый, единственный, может, и свершится. Под чутким руководством любимой тетушки.

– Чему ты улыбаешься? – спросил Валерий Петрович.

– На тетю Милу похожа, только моложе лет на пятнадцать.

– Ну, твоя тетя Мила вне всяких подозрений. Мне даже если скажут, что она в чем-то замешана, я еще сто раз подумаю, правда это или просто слухи, – заверил меня Бодров.

Две другие фотографии даже отдаленно не напоминали мне ни одного из моих знакомых. Такие лица даже в фильмах не показывают. Леша Черпак и Дима Копчик. По лицам сразу видно: этим человека убить ничего не стоит. Не хотелось бы встретиться с такими на узкой дорожке.

– Давно эта парочка в розыске? – спросила я Бодрова.

– Больше года. Они устроили погром в самарском ресторане, убили швейцара и забрали кассу с выручкой. Пока больше нигде себя не проявили.

– Их что, так и не нашли?

– Сидят где-нибудь тихо, водку пьют. Как пропьют награбленное, снова выйдут на охоту.

– И никак их выманить нельзя? – Мне было досадно, что такого рода люди, по сути матерые разбойники, по которым плачет тюрьма, спокойно разгуливают на воле, наслаждаются свободой и готовятся к новому преступлению, которое тоже может стоить кому-то жизни.

– Нельзя, Женечка. Мы ведь не знаем даже, в каком они сейчас городе. Это преступники, объявленные во всероссийский розыск.

Я покачала головой и придвинула было к себе картинку с фотороботом, но опять положила ее на место. На ней был человек кавказской национальности, подозреваемый в торговле наркотиками. Наркотики меня сейчас не интересовали. Меня больше интересовал Георгий Петрович Медков, или Гоша Медок.

– Валерий Петрович, а за что Медок получил свою кличку?

Бодров посмотрел на меня долгим взглядом.

– Обычно клички у преступников как у школьников: по фамилии. Но иногда кличка может отражать какое-то особое качество, которым наделен тот или иной человек.

– Вы называете этих подонков людьми? – спросила я.

Бодров неопределенно развел руками.

– Пока суд не доказал их вину, они люди, а после суда – преступники. Осуждать их поступки мы не имеем права. Мы можем только по возможности предупреждать преступления либо пресекать дальнейшие правонарушения. А если поддаваться эмоциям, то можно самому превратиться в нарушителя закона и начать действовать их методами. Ну что, Женя, удовлетворила свое любопытство? – Валерий Петрович с улыбкой смотрел на меня.

Я улыбнулась в ответ, хотя такой поворот событий меня не очень устраивал. Во-первых, я не нашла что искала. Я надеялась найти того, кого следует опасаться моему клиенту, а нашла коллекцию мелких проходимцев, либо готовых ради денег на все, либо совершивших преступление в состоянии невменяемости. А во-вторых, такое снисходительное отношение к моим стараниям мне не понравилось. Я, конечно, не подала виду, но решила с сегодняшнего дня действовать сама, без помощи уголовной полиции. Так намного проще. А то здесь нужно сначала ждать разрешение, потом… в общем, не нравится мне все это!

Если бы меня спросили, чего я хочу, я бы ответила: я хочу реальных действий. Я не желаю сидеть и ждать, когда пара подонков захочет ограбить ресторан. Я хочу взять их тепленькими в их постелях. Нужно сделать так, чтобы преступники боялись не полиции. Они должны бояться совершить преступление, так как за проступком сразу последует возмездие. Они должны каждую минуту помнить, что наказание неизбежно. В противном случае мы всегда будем иметь в обществе людей, нарушающих его нормы.

– Ну что, Женя, до встречи? – Валерий Петрович встал из-за стола.

– До свидания, – простилась я, но когда я подходила к двери, Бодров меня окликнул:

– Женя, ты смотри осторожнее там, с учеными-то.

– А что?

– Ничего-ничего, иди, – начальник отдела по борьбе с организованной преступностью неопределенно махнул рукой, – сама во всем разберешься.

Я отъехала от городского отдела и прямиком отправилась на набережную, где в здании гостиницы «Олимпия» сидела Катя. Ну, для остальных пациентов не Катя, а Екатерина Александровна, но только не для меня. Было время, когда Катя помогла мне справиться с депрессией. Это было после того, как я побывала на Украине и в Крыму. Сейчас в Крыму тихо, туда валом валят туристы, но тогда было все по-другому. Небо было голубым, море – ласковым, а выстрелы – настоящими. Да, вспоминать былые дни не всегда приятно. Но забывать об уроках истории тоже не стоит. Иначе они повторятся в самом худшем варианте. Что касается моего теперешнего состояния, то оно обратимо. Это просто результат прямого воздействия на подсознание. Мне сейчас нужен опытный психотерапевт, такой как Катя, который поможет избавиться от ненужной информации, застрявшей у меня в мозгу.

Сейчас у Кати приемные часы, и мне нужно срочно к ней попасть. В противном случае я не смогу реально мыслить. Если Скопов применяет НЛП ко всем подряд, мне будет достаточно одного сеанса легкого гипноза, и я буду снова в норме. В Ворошиловке нас учили в таких ситуациях ставить блок, но вся беда в том, что НЛП не всегда можно распознать. Вот как сегодня. Кстати, а зачем Скопову НЛП? Ему нужны соратники? Или он использует его по привычке? Хотелось бы его об этом спросить.

Но теперь мне его ухищрения не страшны: предупрежден – значит вооружен. Жаль только, Антон сказал мне об этом очень поздно. Теперь вот нужно ехать к психологу, чтобы почистить подсознание.

Я свернула на Волжскую. Здесь, в старом городе, улицы петляли, расходились и сходились, пропадали и появлялись вновь. Нужно было ехать медленно, чтобы на очередном повороте не столкнуться с лихим водителем какой-нибудь «Калины». Или с подростком, гордо рассекающим на папиных «Жигулях» времен социалистического реализма.

Я подъехала к гостинице «Олимпия» и оставила машину на стоянке. Отсюда открывался чудесный вид на Волгу и мост, уже освещенный фонарями. По мосту, как жуки, ползли машины, свет фар которых напоминал длинные усы. Я полюбовалась на открывшийся вид, оглянулась на темную уже набережную и не спеша вошла в фойе.

За стойкой стоял строгий портье.

– Вы к кому, девушка?

– К Невзоровой.

– Документы, – протянул руку портье.

Я подала водительские права, он что-то отметил в журнале и сказал:

– Проходите.

Я прошла по длинному коридору первого этажа и добралась до кабинета с надписью «Психолог». Вообще-то Катя – психиатр. Психологом она стала по воле случая. Молодая и очень активная, она хотела работать в клинике пограничных состояний, но дорогу ей перешла более удачливая знакомая главного врача, и Кате ничего не оставалось делать, как получить диплом психолога и заняться частной практикой. Но она до сих пор лечит людей с пограничными состояниями, стесняющихся обращаться в клинику официально.

Я постучала в дверь и услышала знакомый голос:

– Войдите!

Я вошла в кабинет.

– Привет, Охотникова! Вспомнила наконец. – Светловолосая и кудрявая Катя поднялась из-за стола и обняла меня. – Где ты пропадаешь?

– Долго рассказывать. – Я была тронута таким приемом.

– У тебя что-то случилось? – озабоченно спросила она, заглянув мне в глаза.

Такого человека не взять в клинику! Она же с первого взгляда определяет, что у пациента на душе!

– НЛП, – коротко ответила я.

– Какая гадость! – прокомментировала Катя. – Давай разгружаться, – сразу предложила она, – а то ты и работать не сможешь в полную силу. Ну ничего, сейчас мы все поправим. Расскажи мне об этом человеке.

Я как могла вкратце рассказала, что со мной сегодня произошло. Катя слушала, ловя каждое слово и иногда задавая наводящие вопросы. Наконец она сказала: