Счастье потерянной жизни т. 2 - Николай Храпов

— Ты зачем здесь? Убирайся немедленно! — испуганно, с неузнаваемо-искаженным выражением лица, проговорила она Павлу и, выталкивая, поспешно повлекла его к углу улицы.

За углом, в коротких словах, женщина объяснила, что это ее муж, приехал на 2–3 дня после тюрьмы, а на руках у нее — это их дочурка. Поговорив, она скрылась за углом и торопливо вошла в дом.

Павел на мгновение почувствовал, что его, как бы обдало ледяной водой из ведра, но это сменилось чувством отвращения, как будто он, нечаянно, оказался в луже нечистот. Мысленно, он решил вбежать в дом и просить прощения у того бедного арестанта, в жизнь которого он пытался вторгнуться, оскорбить, в его присутствии, эту негодницу и т. д. И уже было рванулся, но, остановившись, мгновенно повернулся и скрылся в сумерках улицы.

— О, ужас, ужас! Зачем? Почему я оказался в этой грязной луже? — сгорая огнем стыда, Павел одиноко бродил по городу до полуночи.

На следующий день родственница убедительно просила зайти к ней вечером, но он отказался. Во время разговора с ней, к ним подошел старший мастер — мужчина лет 45-ти, с крупными чертами лица и похотливым выражением глаз. В своем обществе, кроме высокого мастерства машиностроителя, он отличался еще и увлечением женщинами. Последнее время у него с Павлом, к его недоумению, отношения были натянуты.

— Тебя можно на минутку? — отозвал он Павла в сторону. — Слушай, Владыкин, ты не обижайся на то, что я хочу сказать тебе. Я смотрю на тебя и думаю: парень ты молодой, красивый, умный, пользуешься большим авторитетом. Зачем ты связался с этой бабенкой? Неужели тебе не хватает девушек? Ведь она кому только здесь голову не кружила?! Мужики не выходят из ее кладовой, спуталась с мастером и сутками ездит с ним на обкатку машин. Мужа посадила в тюрьму, а ведь он был директором ГУМа. Родила дочь, но бросает ее дома со старухой. Да и я вот, старый дурень, связался с ней. Возами ей дрова и уголь, и всякую всячину вожу, дома, с моей старухой, из-за нее скандал. Дочь моя здесь во всю контору позорит меня. Сколько денег я ей выбросил. Вот как заколдовала она меня, не могу оторваться, пропащий я человек. Не позорь себя, я вижу, что ты парень еще неиспорченный. Брось!

— Дмитрий Васильевич! Ведь я этого совершенно ничего не знал, доверился всей душой ей, думал, что она — честная девушка. А вчера я сам увидел такой кошмар, что говорить стыдно. Я тоже скажу, такого магнита я еще не чувствовал; но нам-то уж с вами: один — стар, другой — мал, враждовать из-за нее — это позор перед людьми. По-дружески, пожав друг другу руки, они разошлись.

Поздно вечером к Павлу домой кто-то позвонил. Решив, что это мать с ночной смены, он беззаботно открыл дверь. На пороге стояла родственница и опять со своей подругой. Павел растерялся, но сейчас же им овладело чувство презрения и гнева.

Женщины приступили к нему и неотвязно упрашивали, чтобы он вышел на прогулку. Павел наотрез отказался идти, но что такое — бороться со грехом без Христа? Родственница неотвязно просила его выйти "хоть на минутку", и он, в конце концов, согласился пройтись с ними вместе.

Вначале они шли молча, потом родственница остановилась, взяла их за руки и нравоучительно заявила:

— Хватит вам дуться, оба вы молодые, красивые. Чего вам не хватает? Пока живы, здоровы, берите от жизни все, что можно, молодость бывает один раз. Я оставлю вас, помиритесь да приходите, а я самовар поставлю и буду вас ждать, — с этими словами она поспешила скрыться за кустами акации.

— Тетушка! — возбужденно крикнул Павел, шагнув вслед за ней.

— Павлуша, да ты что рвешься от меня, как от заразной? — кинулась за ним знакомка, ухватив за руку. — Ну, давай поговорим.

Освободив руку, он шел, не останавливаясь, обдумывая на ходу поступок женщин, и решил: все же зайти к родственнице, отругать ее и оставить у нее знакомку.

— Что ты нахмурился, Павел, перестань, — как-то умоляюще произнесла она, — наслушался всякой лжи, ведь люди, по зависти, чего только и наговорят, неужели ты такого низкого мнения обо мне? Неужели ты не веришь мне, а поверил тому старому дурню, с каким я видела тебя среди цеха? Ведь он уже из ума выжил. Ты ведь не знаешь, какая я несчастная. Я, действительно, выходила замуж, но мой муж, не успела я родить эту дочку, как стал изменять мне, а потом заворовался и попал в тюрьму. Да и на заводе, чем я виновата, что вокруг меня вьется это воронье, да и поливают меня грязью. А теперь я полюбила тебя, да так, как еще никого не любила. А чем я виновата? Лучше разберись сам, и не горячись.

Павел, слушая эти слова, вдруг вспомнил, читанное ему отцом из Библии: "Ибо мед источают уста чужой жены, и мягче елея речь ее; но последствия от нее горьки, как полынь, остры, как меч обоюдоострый… держи дальше от нее путь твой, и не подходи близко к дверям дома ее".

Глубокий вздох вырвался из груди его, а с ним он, кажется, выдохнул и то бурное влечение к своей знакомке, которое так захватило его и чуть не унесло своим потоком. Вытирая слезы, она продолжала:

— Ты чего так спешишь, давай лучше подольше погуляем.

"Блудница!" — мелькнуло в сознании Павла слово, которое он встречал только в Библии, но каким спасительным оно теперь было для него. Внутренние силы у него крепли, и он, коротко отвергнув ее доводы, направился к тетке.

Остаток пути они шли молча, но в мыслях Павлу опять так четко вспомнились слова Библии: "Множеством ласковых слов она увлекла его, мягкостью уст своих овладела им. Тотчас он пошел за нею, как вол идет на убой" (Прит.7:21–22).

Войдя к родственнице, они увидели, что та, действительно, суетилась вокруг стола, ожидая, когда закипит самовар.

— Ну вот, так бы и давно, — пригласила она за стол своих гостей.

— "Давно" — тетушка, неподходящее слово, правильнее было бы сказать — "так бы и с самого начала", но я не думал, что вы, пожилая, да к тому же, родственница, толкаете меня на такое страшное дело.

— Так вы что? — обратилась она уже к знакомке.

Та, с перерывами, но почти в точности, повторила весь разговор с Павлом.

Он молча слушал их беседу. Ему было стыдно, что он так неосмотрительно влип в эту грязную историю.

Павел, хотя и не считал себя верующим, но вопросы истины волновали его. Он неопровержимо заключил, что только истина может устроять жизнь и уберечь от растления.

Ни к чему, находящемуся на столе, он не прикоснулся.

"Пусть я потерял то сладкое общение с верующими, лишь бы сохранилась вера в Библию, — думал он про себя. — Так вот, что скрывается за этой вереницей кофточек, платьев, туфелек, причесок, бантиков и милых улыбок? — возбужденно думал он дальше.