Волчьи песни - Александр Лапин

– Вот на этом региональном заказе, Александр Алексеевич, отдел потерял две тысячи долларов. А если посчитать мои личные потери, то, получается, по процентам я потерял в зарплате семьдесят пять долларов! – и Козявкин торжествующе тычет пальцем в докладную, сфабрикованную им самим.

Дубравин смотрит на Козявкина и думу думает: «Вот так служебные романы сплетаются в тугой узел с офисными интригами. И с этим ничего не поделаешь. Но как же быстро меняются сами люди! Вчера еще этот Саша робко, по-заячьи – лапки кверху, стоял перед начальником цеха у себя на заводе, вымаливая лишнюю тысчонку на зарплату. А сегодня, почувствовав вкус денег, уже готов схватить за глотку каждого, кто не дает ему вырвать свой кусок. Видно, заканчиваются времена, когда все жили некоей иллюзией, романтическими, а может быть, даже утопическими представлениями о рынке, который все сгладит, всех устроит. Ну что ж “жизнь – борьба”, как писал наш бородатый пророк. И если уж с волками жить, то будем и мы по-волчьи выть».

Дубравин понимает, что его позиция сейчас очень уязвима. В агентстве ни для кого не секрет их отношения с Галиной. И поэтому, будь он хоть сто раз прав, у Чулёва и Козявкина всегда наготове оговорка в дискуссии: «Это он свою бабу защищает. И поставил он ее на самое денежное и ответственное место вовсе не за деловые качества, а… понятное дело за что». И ты хоть лоб расшиби – обратного не докажешь. Но и он, честно говоря, сам себе признался в этом же: «Здесь не только интересы дела важны. Какой же я мужик, если ее не поддержу!»

Смуглый, вертлявый, пришибленный рынком, начальник службы ушел, так и не убедив Дубравина в своих чистых помыслах. А Дубравин срочно позвал к себе Фаиля Насреддинова – заместителя начальника отдела из службы безопасности.

Разговор у них получился простой и короткий. Бывший опер, такой зажатый, законченный сыщик, бросивший безнадежную и безденежную службу развалившемуся государству, понял задачу сразу. И немедленно «взял след». Тем более что по старой привычке он давно собирал информацию на всех, с кем общался. Дубравин, кстати говоря, не исключает и того, что у Фаиля лежит заветная папочка и на него самого. Но, видно, «черного кобеля не отмоешь добела». И из мента уже не сделаешь офисного шаркуна. Профессия въелась в душу.

Проходит неделя-другая. И торжествующий Фаиль приносит докладную, из неё открываются интересные подробности интриги, которая уже зашла достаточно далеко.

Во-первых, выяснились тонкости кадровой работы в службе господина К. «Живоглот» так отстроил систему, что работающая у него в отделах действительно грамотная, амбициозная, талантливая молодежь пашет на него не за страх, а за зависть.

Во-вторых, он в открытую претендует на высокие должности. Критикуя начальство.

«Экий Наполеончик у нас завелся! – думает Александр, читая дальше докладную службы безопасности. – Да. Наш пострел и здесь поспел».

Оказывается, Козявкин охмурил Катю, старую деву, секретаря совета директоров группы «Завтра». И через эту мымру вынюхивает все, что касается повестки дня совета, мнений, настроений его членов. Она даже копирует для него некоторые документы, выносимые на высокое собрание, и сообщает о решениях, принятых по ним.

Так что непрост брат Козявкин. Ох, непрост! Получить должность генерального, а потом вывести, можно сказать украсть, часть бизнеса у группы «Завтра» – такой вполне способен.

Но кто предупрежден, тот вооружен.

– Вы продолжайте собирать информацию! А я пока подумаю, что с ними делать! – предложил Дубравин службисту.

Но думать было особенно некогда. Потому что Козявкин форсирует события. И в открытую провоцирует конфликт с отделом Галины.

«Добрые люди» уже на следующий день рассказывают Дубравину, как Козявкин вчера хвастался, напыщенно рассказывая «соратникам» о своих провокациях.

– Я уже чувствовал, что ситуация назрела. Революция назрела, – витийствовал он за обедом в соседнем кафе, потягивая горький кофе, дирижируя при этом сам себе чашкою. – И можно начинать настоящие боевые действия. Надо сделать так, чтобы она сама попала на крючок, выступила в роли зачинщика, разжигателя войны. А я, Александр Козявкин, казался бы всем потерпевшей стороной. И весь гнев начальства обрушился бы на нее. Но Шушункина по-прежнему избегала прямых конфликтов со мной. Что ж, я начал мелко провоцировать, полагая, что рано или поздно эмоции возобладают над разумом. Капля мысли камень сердца точит. И вот в присутствии подчиненных Шушункиной я ей говорю: «Галина, опять твоя служба не то объявление разместила в газете. Мой клиент в ярости». Или: «Галина, посмотри – вот мои подчиненные записку служебную написали. Из-за твоих горе-работников мы прибыль не смогли собрать до конца… Галина, твои люди перепутали дату размещения заказа… Я начальству сообщу…» Я доставал ее каждый день. И она не выдержала. Написала служебную записку на имя Дубравина. О незначительном промахе одного из вас. Дубравин вчера вызывал меня. Отдал эту записку и предложил разобраться с тем, что у нас творится. И теперь я вам говорю: она попалась. Можно теперь ее не бояться. Она беззащитна. Плохой мир лучше хорошей войны. Но уж если война, то война по-настоящему. Сегодня вопрос стоит так. Либо мы, либо Шушункина!

И, приняв гордую наполеоновскую позу, Козявкин добавил:

– Начинаем операцию «Цунами». Мы должны слить бюрократическим потоком цепляющуюся за Дубравина Шушункину. Смыть ее одну. Или обоих. Фиксируйте каждую задержку, неточность, ошибку в действиях отдела закупок и размещения…

Уже через пару дней работа забурлила. Записки полились рекой: Козявкину от Юрченко: «Прошу обратить внимание…», Козявкину от Мальцева: «Прошу воздействовать…», Козявкину от Турновой: «По вине отдела исполнения заказов…»

Козявкин, не зевая, отправлял эти записки Чулёву, сопровождая их соответствующими приписками: «Прошу обратить внимание… Прошу разобраться…»

Капля точно точит. Чулёв, конечно, образованно ухватился за возможность насолить Дубравину. И принялся таскать эти «письма счастья» Протасову.

А Козявкин не унимается. Распускает слухи. Подсаживается за обедом к Галине и с невинным видом спрашивает:

– А что, правда вашу службу ликвидируют?

– С чего ты взял? – возмущается она.

– Говорят! – жмет он плечами, глядя в тарелку с супом.

– Ерунда! – вспыхивает Шушункина.

Примерно такие же разговоры ведут Кудрявцев, Андрюшин, Зайновский с другими сотрудниками отдела исполнения заказов. Задача – создать такой миф, такой фон, такие трудности, чтобы отдел сам разбежался в разные стороны.

В конце концов забеспокоился и Протасов. Предложил рассмотреть вопрос о работе отдела заказов на дирекции группы «Завтра», что само по себе было уже неординарным событием. Учитывая непредсказуемый, взрывной характер Володи, можно было ожидать, что дирекция закончится чем угодно. Скандалом. Разборками. Уходом Галины…

Дубравин понял, что ситуация сама по себе не рассосется. Должности директора рекламного агентства «Завтра-центр» ему не жалко. Он и так занимает аналогичные еще в трех структурах. Жалко агентство. Он создал его с нуля. Подобрал людей. Выстроил. Это его труд, нервы, кровь. Можно сказать, символ какой-то новой жизни, стремления вперед, развития. А тут такое дело отдать своекорыстному, жадному интригану. Шалишь! В конце концов, Чулёв хоть и обижен на него за то, что он потеснил его в группе «Завтра», но он парень умный и должен понять, для чего Козявкин устраивает эту свару.

И Дубравин отправляется к Чулёву.

Кабинет Петра – в главной редакции молодежной газеты. В приемной кроме его секретаря – разбитной кучерявой Татьяны – сидит краснолицая мымра Катя. Секретарь совета директоров, у которой Козявкин «через постель» получает всю информацию.

«Ну и пусть она ему доложит, что я был у Чулёва, – думает Дубравин. – Пусть теперь повошкается, понервничает!»

И он прямиком шагает в кабинет к Петру.

– Привет, Петя!

– Привет, Саня! – Чулёв сидит за огромным столом, за которым его худенькая невысокая фигурка смотрится особенно комично. Дубравин никогда не придавал особенного значения внешним атрибутам власти. И от этого кажется простоватым, деревенским и, как шутит «острый на язык» Протасов, «похожим на председателя большого колхоза». Чулёв же всегда старался походить на европейских менеджеров. Костюмчик от Brioni, ну, может, и не от Brioni, но что надо. Очёчки Dior. Часы Longines. Мебель из Италии. Старательный английский новояз.

И всегда делает вид, что страшно занят.

«Но будем пробиваться», – думает Александр и начинает с ходу брать партнера «за рога»:

– Что ты думаешь о рекламном агентстве? – спрашивает он.

Петруша ерзает в своем вертящемся на все стороны кожаном кресле с поддувом, в котором вполне можно разместить еще пару таких же некрупных ребят. Но отвечать приходится.