Выход есть всегда - Михаил Михеев

   «Идзумо» добили торпедами, правда, вначале пришлось расстрелять значительную часть снарядов, подавляя отчаянное сопротивление «Ивате». Тот открыл огонь, едва «Рюрик» вошел в зону поражения его орудий, и пришлось опять немного разорвать дистанцию — пускай японский корабль и был вдвое меньше русского, и уже серьезно поврежден, но получить еще один восьмидюймовый гостинец никто не желал. «Ивате» оказался на удивление крепким орешком, и, несмотря на множество попаданий, продержался на плаву почти час, после чего перевернулся кверху килем. К тому времени на его палубе не осталось ничего, надстройки были разбиты в клочья, и лишь из носового каземата упорно стреляло какое‑то орудие. Впрочем, стреляло оно «в сторону противника», и ни один снаряд не упал ближе кабельтова от «Рюрика». Ну а когда «Ивате» перевернулся, наступил черед и флагмана японской эскадры. После двух мин под корму он через несколько минут задрал нос и почти вертикально ушел под воду. К тому моменту легкие крейсера уже скрылись за горизонтом. Их не преследовали.

   Из воды удалось извлечь больше трехсот человек, среди которых оказалось более сорока русских моряков с потопленного накануне крейсера. К своей чести, японцы не пытались их запирать или мешать им спасаться, и в результате все дружно оказались подняты на палубу «Рюрика», где им спешно оказали первую помощь. Теперь еще надо думать, что с ними делать, с неудовольствием подумал Эссен, наблюдая за заполнившей палубу толпой. А то ведь они сейчас, после купания, дисциплинированные, даже тот факт, что корабль, устроивший побоище их эскадре, носит то же имя, что потопленный вчера. А может, и не поняли — вряд ли японские матросы отличаются широким знанием иностранных языков, а офицеров среди спасшихся мало и, в основном, раненные, выловленные в бессознательном состоянии, то есть им не до любопытства. Здоровые предпочли отправиться на дно вместе со своими кораблями. Однако пока что пленные спокойные, подавленные, а потом, когда придут в себя да сообразят, что их много, и бузить начать могут, хлопот не оберешься. Высадить куда‑нибудь, причем срочно! От этих мыслей его отвлек разговор на баке, где небольшая группа молодых офицеров азартно обсуждала только что закончившийся бой.

   — …и все же, я считаю, это бесчестье — добивать тех, кто не может защищаться, — горячился мичман, фамилию которого Эссен не помнил.

— А что вы предлагаете, молодой человек? — главный артиллерист «Рюрика», весь бой руководивший огнем главного калибра, замедленными движениями набил трубку и неспешно ее раскурил. — Мы ведь предлагали им сдаться, а они, соответственно, не захотели. В такой ситуации надо топить, и никак иначе.

— Но нельзя же так!

— Послушайте, что вам не нравится? — артиллерист с высоты своего возраста и опыта подавлял оппонента спокойным цинизмом. Остальные собравшиеся с интересом внимали спорщикам, не торопясь, впрочем, присоединяться к той или другой стороне. — Если бы мы их не потопили, то они живо отремонтировали бы свои корыта, и что тогда? Начинать все сначала? Нет уж, увольте.

— И все равно…

— Молодой человек, — артиллерист выдохнул облачко ароматного дыма, полюбовался на него и вздохнул. — Что вы предлагаете? Прежде чем критиковать, предложите что‑нибудь свое, обсудим. Пока же я вижу пустое сотрясание воздуха. А раз по молодости у вас нет своих мыслей, причем грамотных, обоснованных и не ставящих под вопрос успех операции, то выполняйте распоряжения старших по званию и набирайтесь опыта.

   Мичман, которого только что при всех так изящно назвали сопляком, возмущенно побагровел, но артиллерист, обернувшись, внезапно крикнул:

— Смолев, подойди!

   Немолодой седоусый кондуктор, внимательно осматривавший ствол орудия, краска на котором от жара во время стрельбы скукожилась и висела лохмотьями, повернулся и быстрым шагом подошел к офицерам. Во фрунт, что интересно, не вытянулся. Артиллерист усмехнулся:

— Мы с ним на одном корабле прошли Цусиму… Смолев, вот ты мне скажи, правильно мы сделали, что японцев угробили?

— Так точно, вашбродь.

— А вот мичман Панин утверждает, что не надо было их топить.

— Эх, вашбродь, — хотя Эссен и стоял достаточно далеко, он все равно явственно услышал вздох. — Не хлебали вы морскую водичку. И не видели, как их корабли по нашим морякам, по головам шли и винтами рубили. И в плену вас не били. Моя бы воля, я бы их вообще из воды не вытаскивал. Пускай бы дохли.

— Ладно, Смолев, иди, — махнул рукой артиллерист, прерывая начавший скатываться в неприятное русло разговор. Эссен тоже не стал слушать дальше, и решительно направился к Бахиреву.

   Командир «Рюрика» в своей каюте, вооружившись рюмкой коньяка и отточенным до остроты иглы карандашом, привычно колдовал над картой. Все же штурман остается штурманом в любых обстоятельствах. Настроение его было приподнятым, он привычно делал вычисления, мурлыкая себе под нос какую‑то веселую мелодию. При виде высокого начальства он не прервал столь интересного занятия, лишь кивнул в сторону крейсера — все же авторитетов, перед которыми стоило тянуться во фрунт, для Бахирева не существовало. К тому же здесь были только свои, так что условностями можно было пренебречь.

— Ну, что скажешь, Михаил Коронатович?

— А что говорить? — Бахирев выпрямился, чуть качнулся, держась за поясницу — не мальчик уже, однако — и повернулся к Эссену. — Камимуру мы, похоже, утопили. Во всяком случае, среди выловленных его не оказалось.

   На самом деле адмирал Камимура выжил. Взрывной волной его вышвырнуло из разбитой рубки, и крейсер, погружаясь, не утянул его на дно. В бессознательном состоянии он был поднят на борт спасательной шлюпки, где к лицам и изорванной до неузнаваемости форме не очень присматривались, да и ожоги у него на лице были страшными. Матросы своего адмирала не выдали, и кто попал к ним в руки, некоторые русские моряки на свою беду узнали намного позже, но это уже совсем другая история.

— Одним врагом меньше.

— Именно так. А в остальном… Угля пока достаточно, но боезапас необходимо срочно пополнить, так что идем к точке рандеву. Пять часов экономичным ходом — и встретимся с кораблем обеспечения.

— Если его без нас уже не встретили, — желчно поморщился Эссен.

— Во–первых, некому, — Бахирев остался невозмутим, — а во–вторых, он способен уйти практически от любого японского крейсера и утопить любой миноносец, если тому не повезет оказаться на пути «Херсона». Мы ведь это, кажется, уже обсуждали. Что‑то ты хандришь, Николай Оттович.

— Устал. Не молоденький, чай, уже, — Эссен и впрямь чувствовал себя, как выжатый лимон. — Надо что‑то делать с пленными. Или высаживать где‑нибудь, или захватить какой‑нибудь корабль и отправить их во Владивосток. Команду можно сформировать из бывших наших пленных.

— На худой конец, нейтрала перехватим, — кивнул Бахирев. — Хотя это уже хуже, никогда не знаешь, чего от них ждать. Мы им пленных, чтоб они их в нейтральный порт отвезли, а они их прямиком в Японию. И будут они потом снова с нами воевать.

— Ну не топить же их обратно, в самом‑то деле. И оставлять нельзя — даже если ничего не сотворят, просто будут нас объедать со страшной силой. Это ведь под три сотни лишних ртов, на которых мы не рассчитывали и которые нам абсолютно не нужны.

— Да уж, не додумал Андрей Августович, что у нас будут пленные, не предусмотрел, — печально усмехнулся Бахирев.

— Он и так сделал больше, чем можно было ожидать. Колоссальную работу провернул, я, к примеру, не уверен, что смог бы такое. И потом, — Эссен непроизвольно понизил голос, — мне почему‑то кажется, что он вовсе не собирался брать пленных. Каким‑то он в последнее время стал… жестким, что ли. Проскальзывали у него в разговоре мысли о тотальной войне, если помнишь, хотя что это такое, можно только предполагать.

— Война на уничтожение, как мне кажется, — безразлично пожал плечами Бахирев. — Если так, то это логичное завершение его мыслей, хотя, думаю, они не только и не столько его.

— И чьи же? — прищурился Эссен.

— Может, потомков, а может, и без них обошлось. Читал я кое–какие труды британских и немецких теоретиков по этому поводу. Там, кстати, интересные мысли попадаются, британцы вообще уже утверждают, что стоят выше других уже по факту принадлежности к какой‑то там расе. И не стоит делать удивленные глаза — мои предки воевали практически во всех войнах, равно как и твои. Только не забудь, я ведь из казаков, в детстве меня учили многому, и хоть успел просолиться, мне интересно все, что касается войны, в том числе и сухопутной. Так что, думаю, нам придется готовиться к очень серьезным потрясениям. Впрочем, Андрей Августович этого и не скрывал, хотя, чувствую, не все нам рассказывал. Ничего страшного, главное, чтобы в этих войнах уничтожали мы, а не нас.

— С этим, боюсь, могут оказаться проблемы. Я сейчас слышал один интересный разговор…