Герой - Александр Мазин

У патрикия было большое искушение выместить недовольство на четверых пленных, но он вовремя сообразил, что их можно использовать как приманку... А потом на военный совет явился проедр[6] Филофей и напомнил, что у них есть цель поважнее, чем сбежавший росс. Великая Преслава. Надо поторопиться. Очень возможно, что Святослав уже у ее стен.

— Или внутри, — буркнул Никифор.

— Преславу взять не так просто, — возразил царевич Борис. — Это могучая крепость. Я думаю, торопиться как раз не следует. Надо подождать, пока подойдут дружины моих вассалов.

В этом был резон. Когда царевичи с ромейским «эскортом» шли через земли южной Булгарии, большинство местных боляр выразили готовность поддержать сыновей царя Петра. Но им требовалось время, чтобы собрать дружины, а Никифор с Филофеем настаивали на том, что ждать — некогда.

В их словах тоже был резон. Надо опередить варваров. Но царевичи подозревали, что немалую роль в этой поспешности играло и то, что сейчас в союзном византийско-булгарском войске на одного булгарина приходилось десять ромеев, а когда к нему присоединятся верные Борису боляре, расклад существенно изменится. И уже тогда не патрикий Никифор будет главным военачальником, а наследник престола Борис.

— Надо подождать, — сказал царевич. — Пусть Сфендослав посидит под стенами Преславы. Мою столицу ему не взять.

Никифор фыркнул. «Мою столицу!» Щенок. Как только ромеи войдут в Преславу, Булгария снова станет провинцией империи. Таков приказ царственного тезки Никифора Эротика, василевса Никифора. А россы пускай убираются в свою Скифию. Возможно, Никифор Эротик даже расплатится с ними... из казны булгарских царей.

Пока руководство совещалось, византийское войско завтракало. И ожидало команды «в поход».

Разведчики, посланные Духаревым искать подходящее место для засады, возвращались и докладывали о результатах поиска. Результаты были — не очень. Как часто бывает, самую интересную информацию доставил последний дозор. «Информация» прибыла верхом на кауром жеребце. Звали «информацию» Тотош угорский, и сопровождали его двенадцать сотен конных угров. Вполне достаточно, чтобы вместе с духаревскими гриднями устроить ромеям веселую жизнь. Но от этой замечательной идеи пришлось отказаться.

Дело в том, что угры Тотоша были не самостоятельной боевой единицей, а всего лишь передовым отрядом, на полпоприща опередившим настоящее войско.

Навстречу царевичам и их ромейской «свите» двигался сам великий князь киевский Святослав.

— От величайшего из повелителей, василевса Римской империи автократора Никифора Фоки брату его катархонту россов Сфендославу — привет! — торжественно провозгласил патрикий Никифор Эротик.

— Не катархонту, а великому князю киевскому, хакану тмутороканскому Святославу! — тут же поправил его сын херсонского градоправителя патрикий Калокир.

Эротик посмотрел на него с ненавистью.

— Пусть ему, — махнул рукой Святослав. — Спроси его: что он тут делает? Деньги обещанные привез?

— Не деньги он привез, а царевичей — булгар против тебя поднимать.

— Это я и сам знаю. Мне интересно, что скажет этот индюк.

В шелковом шатре великого князя они были втроем. Напыщенный стратиг, Святослав и Калокир — в качестве толмача. Ни Святославовых воевод, ни царевичей, ни преподобного Филофея.

— Потом, — сказал Святослав. — С ними — позже.

— Великий князь хочет знать, привез ли ты золото, обещанное ему нашим василевсом? — перевел Калокир.

— О золоте я ничего не знаю, — уклонился от прямого ответа Никифор Эротик. — Я — посол автократора Византии.

— Не привез, — лаконично перевел Калокир. — Говорит, что он посол.

— Тогда зачем он притащил с собой столько воинов? — Недобрая улыбка Святослава отозвалась холодом в животе Никифора Эротика. — Неужели мой брат кесарь ромеев так беспокоится о безопасности своего посла?

— Василеве Никифор беспокоится о безопасности сыновей булгарского архонта Петра, — нашелся Эротик. — А особенно — их женах.

— Сидели бы они, как раньше, в Константинополе, ничего бы им не угрожало, — сказал Святослав. — Зачем ты привез их сюда?

— Их отец при смерти, — схитрил патрикий. — Нельзя отказывать сыновьям, кои стремятся к смертному одру отца.

— Не попросил бы меня кесарь Никифор поучить булгар, не лежал бы их отец на смертном одре. Признайся, патрикий: ты привез сюда царевичей, чтобы они воевали со мной. Скажи правду — и я сохраню тебе жизнь.

— Он всё равно соврет, — сказал Калокир. — Я хорошо его знаю, князь. Он даже слова такого не знает — «правда». Но убивать его я не советую. Всё-таки он посол кесаря. Убьешь его — и кесарю придется объявить тебе войну.

— Ты переводи, Калокир, — холодно произнес великий князь. — И учти, что я не боюсь кесаря ромеев. И что делать с этим отродьем росомахи, я сам решу.

— Автократор ромеев — друг великого князя! — пылко произнес Никифор Эротик. — В знак своей дружбы он послал тебе сыновей Петра. Возьми их и поступай с ними, как считаешь нужным. Только не обижай их жен, ведь в их жилах божественная кровь василевсов!

— Конечно, я их возьму, — усмехнулся Святослав. — И жен обижать не буду. Наоборот, я их возвышу. Сделаю своими наложницами.

Даже сквозь грим стало заметно, как побледнел патрикий Никифор.

Если Святослав сделает то, что сказал, Эротику лучше не возвращаться в Константинополь. Василевс Никифор собственноручно поджарит патрикия. И древность рода его не спасет.

Но в окружении тридцати тысяч воинов Святослава полторы тысячи катафрактов Никифора — что крыса в волчьих челюстях. Как Святослав решит, так и будет.

— Он мне надоел, — сказал великий князь. — Как можно такого ставить над воинами? Он трясется и потеет от страха, но продолжает врать и юлить. Скажи ему: я забираю царевичей и всех, кто с ними. Сам он может убираться. Я даже позволю ему взять с собой сотню воинов — чтобы его нe прирезали по дороге.

— Сотню? — воскликнул Никифор Эротик. — Но со мной шестнадцать сотен катафрактов!

— Не с тобой! — отрезал Святослав. — Ты же сам сказал: эти воины охраняют царевичей и их семьи. Вот пусть и охраняют. Ты позаботишься об этом, Калокир.

— Они ненадежны, — предупредил Калокир. — Большинство набраны из восточных провинций.

— Так сделай их надежными! Я не могу просто так отпустить такое войско. Я бы и этого хорька не отпускал, но ты прав: прирезать его — прямо оскорбить Константинополь. А катафрактов этих я разделю на малые отряды и распределю между моими воеводами. Не все же варягам воевать за ромеев. Пусть и ромеи немного повоюют за варягов. А этому скажи: пускай убирается, пока я не передумал.

Калокир перевел. Никифор Эротик убрался.

— Что ты сделаешь с царевичами? — спросил Духарев.

— Что я могу сделать, если ты поклялся моим именем, что я сохраню за ними булгарский стол? — проворчал Святослав.

— Можешь сказать, что я солгал.

— У меня один язык, — сказал великий князь. — Даже если моим языком был ты. Старший из них станет кесарем Булгарии... И поклянется мне в верности. Только узнает он об этом уже в Преславе. А пока пусть как следует осознает, что его жизнь зависит только от меня. И пусть запомнит, что стол булгарский он получил не по праву отчины, а из моих рук. — Подумал немного и добавил: — Все-таки зря я послушал Калокира и отпустил того лживого патрикия. Чувствую: неправильно это.

Духарев промолчал. Но отметил: раньше за великим князем подобных сомнений не замечалось. то сделано — то сделано.

Чувства не обманули Святослава.

Никифор Эротик не сразу отбыл в Константинополь. По дороге он задержался в южной Булгарии, где посулами и деньгами убедил население нескольких расположенных к Византии городов не открывать ворот Святославу. Мол, скоро сюда придут войска автократора, сотрут россов в труху, а преданных — вознаградят.

Никифор Эротик очень надеялся, что так и будет. А не сдавшиеся города не позволят Святославу перекрыть сухопутную дорогу в Булгарию. И Никифор Фока простит своего тезку за то, что царевичи оказались в руках катархонта тавроскифов.

Так отплатил Святославу за снисходительность патрикий Никифор Эротик. Но его спутник и соратник проедр евхаитский Филофей тоже не преминул, по велению своего кесаря, напакостить россам.

Проедр отправился к своим давним знакомцам пацинакам и опять-таки деньгами и посулами убедил их оказать Константинополю некую услугу, ставшую тем камнем, о который споткнулся победоносный конь полководца Святослава Игоревича.

— Ты пришел воевать со мной, — сказал Святослав. — Значит — ты мой враг.

— Это мое царство, — царевич Борис боялся, но изо всех сил старался скрыть страх.