Свежая кровь для олигархов - К Енко

- Неутешительным. Трансгенные продукты плохо действуют на печень, почки, поджелудочную железу и, особенно, на кровь. Действие происходит медленно и их результат мы можем получить лет через десять - пятнадцать.

- Все перемрем?

- Не знаю, поживем - увидим. Ведь в природе процессы изменений не прямолинейны, а идут скачками, зигзагообразно. В природе существует дискретность, прерывность процессов развития и их неопределенность. Поэтому, как повлияет потребление человеком трансгенных продуктов на его организм, сейчас сказать невозможно, но и лишить человека новых продуктов питания тоже невозможно. Это все равно, что лишить наш мозг всех ощущений тела. Без них он ничто.

- Почему?

- Мозг - своеобразный орган. Он ведает всеми ощущениями тела, но сам ничего не ощущает, когда к нему прикасаются, даже когда его режут скальпелем. К чему я это говорю? Погибнут у человека чувства и эмоции, погибнет и его разум - в этом случае мозг ничего не будет ощущать. И сегодня все к этому идет. Современная цивилизация с ее массовой коммуникацией жесточайшим образом эксплуатирует человеческие чувства, обезличивает различные эмоциональные состояния - любовь, тоску, ярость, одержимость, панику, радостное жизнелюбие и превращает эти состояния в эмоциональные трафареты. Такими трафаретами широко пользуются массы людей, что приводит их к эмоциональной тупости. Таким людям в телевизионном зрелище, прежде всего, интересны картины смерти, траура, истязаний. Им присущи немотивированная жестокость, безветрие души, дистрофия интуиции и чувств. Технологизированный мир, мертвящая рутина бюрократии, деперсонификация - обезличивание людей, - вот приметы той среды, в которой сегодня обитает человек. Математически ориентированное мышление изгоняет смысл. Шизоидное, идолопоклонническое отношение к технике приводит к омертвению души, а значит и чувств и эмоций. Вот мы с вами и пришли к тому заключению, из всего сказанного, что надо лечить чувства и эмоции у наших пациентов, и тогда можно будет добиться излечения болезней и продления жизни. Думаю, что теперь эта сторона деятельности нашего института, вам ясна?

- Да, более или менее. Однако почему ваши труды и передовое лечение пациентов привели к гибели людей, причем не рядовых сотрудников. Возможно, что это не случайно? А происхождение пожара в институте? Случайность?

- Пожар - не случайность.

- Да? Ведь все ваши сотрудники, с которыми мне пришлось беседовать, в один голос заявляли, что пожар произошел случайно и, скорее всего, от замыкания электропроводки?

- Нет, все не так. Большинство сотрудников не в курсе дела. Пожар произошел от зажигалки убитого охранника. Нет, не то, что вы могли подумать. Его зажигалка была использована после того, как он был убит. Убийца, которого мы пока не знаем, воспользовался его зажигалкой и ножом, типа стилет - мы разрешаем им пользоваться против обезьян, если они вырвутся на волю. Не стрелять же в них, правда? Вы, как будто со мной согласны? Стрельба наделает переполох, а нам в институте нужна тишина. И как мы поняли, убийца воспользовался зажигалкой, чтобы поджечь помещение.

- Что вы скажете о медицинской сестре, которую не нашли?

- Предположить, куда она подевалась, я не могу. Она не девушка, а зрелая женщина, еще молодая - 27 лет.

- Психически здорова?

Михаил увидел, как его собеседник явно замедлил с ответом. Потом последовала долгая пауза.

И все же Арнольд Петрович ответил одним утверждением:

- Да.

- И еще вопрос: видели ли вы ее незадолго до пожара и ее исчезновения?

Видел ли он ее? Да, видел, даже обследовал ее, но об этом не хотел говорить следователю, и поэтому сказал "нет".

Михаил ему не поверил.

- Как могло случиться, что женщина исчезла, ведь система охраны у вас на высоте?

- Чрезвычайные обстоятельства - пожар и его последующее тушение. В этих условиях охрана была нарушена...

- И возникли условия, когда можно было покинуть институт без предъявления пропуска, что и сделал, вероятнее всего, убийца. А, к стати, почему у вас такая строгая охрана, не для обезьян же?

- Для сотрудников. Мы ставим опыты и пока они не проверены, не доведены до конца и не выявлены результаты, все же лучше их не разглашать.

После этих слов замдиректора по науке Михаил отнюдь не испытал уверенности, что все действительно так просто.

- Вы знаете, что меня сейчас интересует, может и мелкая деталь в моем расследовании, но она мне кажется существенной. А именно, то, что никто из убитых, а их трое, не выжил, смерть наступила быстро. Никто из них не смог позвать на помощь или прожить час-другой, чтобы назвать убийцу. Почему быстро наступила смерть его жертв? Тренированный убийца? Нам нужно найти ответ на этот вопрос. У вас ведь не готовят таких убийц?

- Нет. Вопрос трудный. Ответить на него - это все равно, что найти убийцу.

- Ладно. Подойдем к этому вопросу с другой стороны. Вы думаете, что убийства - случайность?

- У нас их раньше никогда не происходило - мы существуем много лет и ничего подобного не было.

- Но и опыты, которые вы сегодня проводите, ранее не имели места, так? Я, правда еще не знаю какие и что за опыты, но думаю, что они в связи с развитием науки о человеке намного усложнились, по сравнению с прошлыми годами.

Арнольд Петрович подумал, что следователь своим вопросом попал прямо в точку, но промолчал и только кивнул головой в знак согласия, потом сказал:

- Насчет опытов. Вы можете с ними познакомиться осмотрев наши лаборатории и, в первую очередь, обезьянник, мы на обезьянах ставим наши основные опыты.

- Там есть какая-либо защита от животных?

- Конечно, они содержаться в просторных помещениях - вольерах, от людей их отделяют толстые стальные прутья.

- Как же вы с ними общаетесь, ставите над ними опыты?

- Входим в клетки, предварительно усыпив животных. Обезьянник у нас находится отдельно от основного здания института. Туда можно пройти пешком, но лучше проехать на машине.- Предваряя вопрос следователя, Арнольд Петрович пояснил: - Когда нужно, мы доставляем из этого здания обезьян в помещения той или иной лаборатории, где и проводятся опыты.

Замдиректора направил свой новый "форд" вправо в объезд первого здания по асфальтированной дороге вдоль больших деревьев, находившихся между зданиями института и высоким железным забором. Во время поездки до второго здания можно было рассмотреть всю территорию, где располагался институт. Она была хорошо ухожена, кустарник подстрижен, опавшие листья убраны. На клумбах радовали глаз красивые цветы.

Михаил увидел первые этажи здания, куда они направлялись, забранные решеткой и освещенные солнечным светом. Когда они остановились, Михаил, выйдя из машины, посмотрел вверх и увидел алюминиевые переплеты окон и множество оконных стекол, бросавших солнечные блики вниз на людей, вышедших из машины.

Взгляд, обращенный Михаилом вверх на высокую лестницу из окон, напомнил ему один сон... Из какого-то высокого дома ему необходимо немедленно выбраться и он бросается к окну. С высоты многих этажей далеко внизу видит землю. Но ему нужно спастись во что бы-то ни стало, сзади его жуткая опасность и какая - он не знает. Нужно спуститься на землю и он вылезает наружу, где ветер и не за что зацепиться у алюминиевых рам. И все же он спускается на землю и спасает себя. После сна его сделали старшим следователем. Почему? Он знает ответ.

Незадолго до этого он проявил здравый смысл, развалив дело по хищению крупных средств из коммунального хозяйства. Под благоустройство внутренних дворов и были списаны крупные суммы, присвоенные местными чиновниками. За их счет был сделан евроремонт в квартире его непосредственного начальника. И следствию ничего преступного во всех этих деяниях обнаружить не удалось.

Михаил усмехнулся про себя: он вспомнил свое первое дело в ближайшем Подмосковье. На станции "Малиновка" рижского направления сгорела дотла небольшая дача пенсионера. Подожгли ее подростки - дети местных начальников. Михаил убедил пожарных написать заключение, что дача сгорела в результате замыкания электропроводки, хотя проведение электричества там и не планировалось даже в самое отдаленное время.

А пенсионеру говорили все время, когда он обращался, что дело "расследуется", потом он перестал приходить. Местные начальники посовещались и один из них сказал про него: "Он наш". Ему дали комнату в деревянном доме, где жило еще две семьи, а до этого, после окончанию юрфака помещался в общежитии, в одной комнате вместе с тремя рядовыми милиционерами. Комната, где он жил оказалась просторной - что-то около 20 кв. метров. Особенно он ее не обставлял - только самое необходимое.

Весь дом отапливался одной печью. В нем имелись водопровод, электричество, туалет находился во дворе. Еду готовили на кухне на привозном газе в баллонах. Питались каждый в своей комнате. После общежития Михаил был рад и такому жилью в городе Дедовске, в Подмосковье.