Фестиваль - Сергей Власов

Через полчаса Канделябров уже мчался на частнике в направлении «Останкино», мучительно прикидывая в уме, сколько же ему придется отдать своих кровных денег водителю, и заранее расстраиваясь от этого на первый взгляд несущественного факта.

Ежедневно решая сложные задачи, Валера в конце каждого рабочего дня присаживался за свой письменный стол и каждый вечер педантично, по-бухгалтерски выписывал доходы и расходы дня, то приходя в восторг, то частенько чуть не теряя сознание от неумеренной жадности.

Он закрыл глаза, пытаясь отвлечься, и не заметил, как задремал. Но пытливый мозг Канделяброва не отдыхал даже во сне. Мало того, мания величия, которой он страдал в реальной жизни, во сне ожесточалась, принимая совсем уж гротесковые формы.

И было телеведущему Канделяброву видение, будто на дворе уже 2012-й год. Валера обновляет записную книжку, соображая, кого вычеркивать, а кого пока оставить, кто еще пригодится, а кто уже не нужен и не будет нужен больше никогда.

«Так, Рубубайс… Это кто ж такой будет? – Валерию снилось, что он пытается вспомнить и не может. – А-а… Рыженький такой был, приватизатор… Так он еще когда десятку схлопотал. Наверное, уже вышел. Нет, не нужен ты мне такой сомнительный. Так, Борька Самцов… Пуделек. Этот, по-моему, еще работает… на кирпичном заводе на Чукотке. Вычеркиваем…»

Машину тряхнуло на ухабе. Валера пришел в себя, вдалеке уже виднелся шпиль Останкинской телебашни.

Сегодня ему предстоял нелегкий разговор с одним из руководителей общегосударственного первого канала – Вячеславом Смагиным. Канделябров ждал звонка от Вячеслава Ивановича целую неделю. Он не решался идти к нему сам, чтобы не подать вида в своей крайней заинтересованности, но Смагин не звонил. Тогда Валерий стал систематически ошиваться на этаже, где был расположен его кабинет, ища, как бы невзначай, случайного контакта. И вот позавчера они столкнулись нос к носу – Вячеслав Иванович, извинившись за длительное молчание и пообещав любое возможное содействие в съемках будущей передачи «Родные просторы», наконец-то определил конкретный день и час долгожданной аудиенции. В назначенное время Канделябров постучал костяшками пальцев в заветную дверь.

В довольно тесном кабинете с большим окном стояли несколько человек. На столе, заваленном деловыми бумагами, стояла бронзовая статуэтка Пельцина, а по сторонам от нее почти что в полной симметрии возвышались две пирамиды, состоящие из профессиональных кассет «Сони-бетакам». За столом в кресле сидел Смагин и просматривал какие-то бумаги. Кабинетный народ подобострастно, по-собачьи внимал процессу, боясь каким-нибудь неосторожным движением или шорохом ему помешать.

Наконец телебосс поднял на присутствующих тяжелый взгляд, внимательно их осмотрел, затем издал глубокий вздох разочарования, после чего опять молча опустил голову.

– Думает о чем-то важном, – догадался кто-то из толпящихся.

– М-да… – пробурчал Вячеслав Иванович и тут заметил Канделяброва. – Как поживаешь, Валера?

– Ничего, спасибо…

– Присаживайтесь, мы через пару минут закончим, – сказал останкинский босс и, обращаясь к остальным, добавил: – Все, что вы мне здесь изложили, – чушь собачья. Попрошу всех написать объяснительные по поводу срыва прямого эфира и поконкретней, с именами, фамилиями… Все понятно? Тогда я вас больше не задерживаю. Валерий Пименович, подсаживайтесь поближе и, если можно, – сразу к делу.

Дело Канделяброва заключалось в просьбе по поводу предоставления эфира для давно задуманного им ток-шоу «Родные просторы», предполагалось, что шоу станет рейтинговым отстойником всевозможнейших сплетен и слухов, будоражащих как общество в целом, так и многочисленных индивидуумов в частности, и займет достойное место в перечне по-настоящему любимых народом программ. В принципе преград к этому особых не было, Валеру на «ящике» давно знали и любили.

– Время выхода в эфир – 18.30, в пятницу вам подходит? – участливо поинтересовался Смагин.

– Вполне… А скажите…

– Производство, копирайт – наши, – перебил Вячеслав Иванович.

– А насчет рекламы?

– Спонсорскую, внутри передачи, продаем пакетом из расчета шести тысяч и делим пополам.

– Спонсорские договора оформляются официально, с учетом реальных цифр?

– Только официально, Валерий Пименович! И больше никогда не задавайте мне подобных вопросов. За уточнением деталей обратитесь, пожалуйста, к моему помощнику. Зовут его Петя, сейчас он сидит у меня в приемной. Всего доброго.

– А скажите, утверждать сценарии первых шести программ будете вы?

– Нет, для этого в нашем штате имеются другие специалисты…

Валерий Пименович Канделябров пытался пробовать себя в разном качестве на разных творческих поприщах, в том числе и на литературном. Однажды, написав небольшую по объему повесть и отослав ее в издательство заказной бандеролью, он получил письмо с отказом, которое гласило: «К сожалению, мы не видим никаких коммерческих возможностей для издания этой книги и, следовательно, не можем сообщить Вам ничего обнадеживающего».

Тогда Валерий отправился лично к главному редактору издательства, который его, как ни странно, принял и с которым у будущей телезвезды получился крайне нелицеприятный разговор.

– Вы, безусловно, талантливый человек, – сначала вполне миролюбиво пытался объяснить суть дела редактор. – Но поймите, в любом деле необходим хотя бы элементарный навык или, говоря другими словами, минимальный профессионализм.

– Выхотите сказать, что у меня его нет? – сразу возмутился тогда Канделябров.

– В том-то и дело, молодой человек, в том-то и дело. Вам необходимо больше работать, больше писать, и тогда, смею вас уверить, удача не просто придет – она вас настигнет, даже вне зависимости от вашего же желания.

– Что вы предлагаете мне конкретно делать? Мне же нужно на что-то жить. Мне нужны деньги.

– К сожалению, деньги нужны абсолютно всем. А по поводу философского вопроса: «Что делать?»… Судя по всему, вам слишком легко достались строки вашей повести. Это сразу чувствуется и четко просматривается.

– Так, по-моему, это замечательно…

– Не совсем…В любом творчестве необходимы пот и слезы, слезы и пот…

Расставшись, Канделябров и редактор очень обиделись друг на друга. Валерий – за то, что его произведение не оценили по достоинству, а редактор расстроился из-за финальных валериных слов при расставании: «Прощайте, я ухожу… Больше мы с вами никогда, скорее всего, не увидимся… Потейте тут и рыдайте без меня…»

Утром на следующий после литературного фиаско день он купил краски, кисти и мольберт. Один знакомый художник согласился давать ему уроки, и Валера привел его к себе на квартиру посмотреть, не упустил ли он чего-нибудь нужного для живописи.

– Не упустил, – обрадовал его художник и тут же добавил: – Но, чтобы писать картины нужно, между прочим, учиться.

На что Канделябров со свойственным ему максимализмом ответил:

– Учиться мне некогда, да и незачем. Мне надо деньги зарабатывать.

В течение трех месяцев, с утра до вечера, он писал портреты, пейзажи, натюрморты, малевал батальные сцены и водную гладь в минуты рассвета, но все было без толку. «Гениальные холсты» не нравились ни их потенциальным покупателям, ни просто интересующимся живописью, ни даже родственникам и знакомым. Кстати, у самого Канделяброва после просмотра некоторых полотен становилось тошно на душе. Наконец Валерий плюнул и устроился на телевидение в главную редакцию программ для молодежи ассистентом осветителя. Прошло всего несколько лет, и фамилия Канделяброва замелькала в титрах телевизионных передач уже на почетных местах: сначала рядом со словом «редактор», а немного позже – вместе со словосочетанием «автор и ведущий».

Выйдя из кабинета Смагина, Валерий направился в туалетную комнату. Зайдя туда, он занял диспозицию возле крайнего к окну писсуара и, расстегнув штаны, прищурился, пытаясь рассмотреть его санитарно-гигиеническое состояние. Вода внутри белоснежного агрегата нежно струилась, и во всем помещении кроме ее журчания царила невозмутимая тишина – как будто все вокруг вымерло. Валерий кашлянул – звонко и мелодично отразился в пустоте его голос. «Эх, почему же я не стал музыкантом?» – подумал Канделябров и начал процесс.

Выйдя из туалета и сделав несколько гигантских шагов по коридору, Валерий вздрогнул:

– Блин, а где же мое пальто с шапочкой и шарфом? Неужели я его забыл в кабинете Смагина или же все-таки сдал в гардероб? Придется возвращаться и приступать к поискам. – Канделябров даже поздней весной и ранней осенью вышагивал по Москве в черном длиннющем, почти до пят мешковатом пальто, гавнодавах сорок седьмого размера фабрики «Скороход» и в обязательном порядке вязаной шапочке, за долгие годы употребления неимоверно растянутой и ставшей похожей на пожухлый использованный презерватив. В таком виде вполне бы мог спокойно существовать какой-нибудь советский служащий средней руки, но никак не человек, претендующий на всеобщее телеобожание.