На всё село один мужик (сборник) - Василь Ткачев

– Сейчас, сейчас, Кимуля.

– И на сколько же ты, интересно, дней исчезаешь? – подняла на Сергея глаза Тимофеевна, на этот раз более строго, без особого энтузиазма.

– За три дня думаю обернуться, – Сергей понял, что тут у него ничего не получится, но продолжал вести диалог. – Хотя мне там еще добавили. Отгулов набралось…

– Ты конкретно, не мямли: сколько дней смотреть Кима?

– Ну… может, дня четыре… не более, – робко проговорил Сергей.

Тимофеевна присвистнула:

– Ты что, парень? Мне же его и вывести, и завести. Да? И накормить. И напоить. А если блохи вдруг появятся? Бывают блохи?

Сергей кивнул, но сразу спохватился, поправился:

– У него их нет. Да и не страшны они для людей. Нет-нет!

– Ну вот, видишь? – словно не слыша его, продолжала соседка. – Четыре дня, соседушка мой любимый, мне годом покажутся. Ты более молодых кого, может… А то рванет твой Ким к невесте какой – догоняй старой бабе! Из меня, сам видишь, спортсменка… Я, правду говоря, и в театр пообещала хахалю одному, чуть не забыла. Давно не была в том театре, ой давно – согласилась, тем и взял хахаль.

– Ким в театр не будет проситься, – не без иронии заметил Сергей.

Смех, как тот ветер в коридоре, полыхнул из угла в угол: Тимофеевна курила, голос у нее был хриплый, такой же и смех.

– Еще не хватало – собаке в театр!

– До свидания! – Сергей повернулся, погладил Кима по голове, подмигнул, словно человеку, и вскоре взялся за ручку своих дверей. В узеньком коридорчике он постоял еще некоторое время, прислонившись спиной к холодной стене, крепче прижал к себе собаку, прошептал:

– Ничего, ничего, Кимуля. Ошибся твой хозяин. Прости, не знал, какая она, тетка… Прости… Да вроде бы и ничего так казалась она, а видишь…

Он еще бы стоял так, видимо, и говорил бы что-то своему лохматому другу, но звякнул звонок. Не успел Сергей сдвинуться с места, чтобы открыть, как Роза Тимофеевна сама просунула голову в бигудях:

– Можно?

– Проходите.

– Ой, Сережа, – она прошла, скрестив руки на животе. – Ты про меня ничего плохого не подумай только. Не могу, другой бы раз – хоть на месяц. А сейчас – нет, нет! – и Тимофеевна часто закрутила головой. – Петро Степанович, это мой новый дед, страх как не любит собак, кошек, птиц…

– Пора ему умирать, – спокойно сказал Сергей.

– Он говорил мне, и я вспомнила, – прикинувшись глуховатой, тараторила дальше Тимофеевна. – И как это я раньше не вспомнила?

– Я понимаю. Я понимаю. И Ким все понимает. Дед… Театр…

– Не обижайся, Сережа. Когда надо – всегда проси: кто как не соседи?.. Но пойми… Ситуация. – Женщина наклонилась над Кимом, улыбаясь ему, легонько дернула за ухо. – Смотри же там, на свадьбе, Сергей, не спи в шапку: подвернется какая краля – действуй агрессивно, но с головой. Наша половина что любит? Ласку и силу. Ну, счастливо! – соседка помахала костлявой рукой, и за ней тихо затворилась дверь.

– К кому теперь пойдем? – поднял на Кима глаза Сергей. Присев, взял черный комочек с черными глазками на руки. – Не хочешь? Понимаю. А надо. Не могу я тебя при всем уважении с собой… и далеко, и беспаспортный ты. Все равно как бич. Слышал такое слово? Нет, ну и хорошо. В самолет не пустят. Тетки и дяди там строгие. А паспорт на тебя некогда выписывать. Надо раньше было мне подумать. Виноват. Ну, пошли, Ким. Не убьют. – Прежде, чем потянуть на себя дверь, Сергей припал к «глазку». На лестничной площадке он увидел Розу Тимофеевну со второй соседкой – молоденькой, бойкой и красивой Танькой, так ее называют, хотя Таньке давно за двадцать. «Про меня балакают, – догадался Сергей, и догадаться было легко: женщины то и дело бросали краткие взгляды на его двери, и тогда он держался от «глазка» подальше. – Схожу, так и быть, к Таньке. Послушаю, что она скажет. Я же ее много раз выручал. И мебель новую один таскал на третий этаж, и собирал ее почти неделю. Да мало ли что по-соседски… Куском хлеба делимся. А у Таньки часто в нем нужда бывает: ребят трое, а отца – ни одного. Они, конечно, где-то живут, есть. А где – секрет. Пойду к Таньке. Если уже Танька не выручит?! Она не Роза Тимофеевна. Эта та язычком только хорошенько…» Он опять глянул в «глазок»: женщины расходились по своим квартирам.

– Посиди, Ким. Я сам. Я один. К Таньке.

Ким мягко затопал подальше от двери, сел у шкафчика для обуви – его постоянное место, откуда он проводил Сергея из квартиры каждый раз, и теперь не сводил глаз с хозяина. А сам, видимо, думал: «Посижу. Сходи себе и к Таньке. Ты только смелее. Слышишь? Они же, соседки, у тебя все смело просят, почти насильно вырывают из рук. И ты более хитрым и настырным будь. Не маленький. Га-ав».

– Буду, буду смелее держаться, Ким, – пообещал Сергей, и сам поверил, будто бы он действительно разгадал мысли собаки. – Хватит. Нет – так нет! И я им так! А то, вишь ты, грузчика-разгрузчика нашли: Сергей, помоги то, Сергей, помоги это. А Сергея выручить – проблема, елки-палки! Да, Кимуля?

Утопив кнопку звонка, Сергей начал ждать. Тишина. Танька будто не заходила домой. Но заходила же. Он хорошо видел. Не слепой. Не могла же она улизнуть так быстренько, пока он сказал Киму всего пару слов. Дома. Может на унитазе сидит? Подождем. Он прошелся по узкой лестничной площадке взад-вперед, постоял. Опять нажал на кнопку. Тихо. И к «глазку» не подходит.

– Эх, бабы, бабы! – вздохнул Сергей, с горечью ударил кулаком по стене. – Скучно с вами жить! Все вы любите брать – отдавать только нет! В нору, значит? Любовников теперь своих вызывайте! Их! Пусть они не только в постелях вас развлекают, а и там, где кишка у вас тонка, за вас и тянут пусть воз они!.. И не только вы такие. Все. Сидели бы по углам, жрали только. Сытые гниды! Задницы наели – как копны сена! Где же тут в магазинах все будет, когда есть привыкли за десятерых, а когда что делать – пусть он, сосед! И каждый кивает на того, другого. Тьфу, мать вашу, елки-палки! Ну выйдите же кто-нибудь! Выйдите! Поговорить надо! Человеку плохо! Может, хуже человеку, чем при инсульте. Человеку-у-у!..

За дверью откликнулся Ким – затявкал, потом – было слышно – тонко подвывал: плакал.

Сергей плюнул, махнув рукой, толкнул дверь – и решительно, энергично зашел в квартиру, плюхнулся на диван.

– Грустно, Ким, очень грустно, – отбросив голову назад, хватал ртом воздух, расстегнув верхнюю пуговицу на рубашке. – Знал бы ты, как грустно, друг мой святой… Хоть умирай… Жить мне, молодому, не хочется. Ты веришь? Эх, Кимуля, Кимуля!.. Ну, а вдруг умер бы и в самом деле? Нет, нет, надо жить. На кого ж я тебя оставлю? Пропадешь ведь. Жить! Нельзя умирать. Нельзя!..

Ким подкрался к хозяину, лизнул в щеку, опять посеменил, все так же мягко неся тело, на свое место – к шкафчику с обувью: он хорошо знал свое место.

Вдруг – звонок. Сергей поднял голову, прислушался: звонок продолжал петь.

– Заходите. Открыто.

На пороге стоял, протирая глаза грязным и помятым рукавом пиджака, Слон. Человек, конечно. Почему Слон – так сызмальства, похоже, прозвище пристало к нему, ведь на сегодняшний день слоном тут и не пахло. Может, и был когда Витек дородным парнем, но теперь от него остались кости да реденькие волосы на голове. Не хватает денег у человека на еду, водка дорогая, а выпить хочется круглые сутки. Алкаш, одним словом. Все перепил-продегустировал Слон, прятали свои от него даже одеколон. Соседи также прячут, ведь стоит ему завидеть флакончик, если тот будет где-то стоять на видном месте – считай, что был: упросит, золотых гор наобещает, слезу пустит. Не устоишь. Прячут соседи хлорофос и другую отраву. Мухи дохнут – Слон живет.

– Здорово, – тихо выжал из себя Слон. – Это ты или кто кричал? Спал я. – Он зевнул, похлопал по губам. – Опохмелиться нету? – Махнул безнадежно рукой. – Хотя когда у тебя было? – Сел осторожно, вроде как табуретка была или сильно горячая, или сильно холодная. – Кричал, спрашиваю, зачем? – И, не дождавшись ответа, спросил: – Которое сегодня число?

Сергей назвал.

– Во! Завтра – ура! – пенсия. Материнская. Ну, так ты что? Бил кто?

– Ничего. Все хорошо. Завтра на свадьбу лечу.

– Далеко?

– В Ижевск.

Слон удивленно разинул рот, шире, чем обычно, округлились глаза:

– Рехнулся? Ты что, правду несешь? Мать честная! Напиться ехать за столько кэмэ! Нет, Сергей, у тебя коленвал в голове из самосвала. Давай мы тут, а? Я сбегаю. Мигом.

– Ты чего притащился? – строго спросил Сергей.

– На крик. Слушай, поставь бутылку. Хоть раз.

– Не пью.

– И не пей. А мне поставь. Любую. Лишь бы пахла. А? Ну, чего молчишь? Ку-ку, да? У тебя же и дни рождения бывают, и праздники другие там. Хотя бы раз дал кувыркнуть. Ты по каким законам, мать твою, живешь? Ты что – не сосед?

– А ты мне ставил бутылки?

– Так ты же не пьешь!

– Предложи. Угости. А там видать будет. Пью не пью, а кто меня когда приглашал? Вы сами по себе. Я – сам.