Территория чувств - Елена Ронина

В автобусе Зоя уже немного внимательнее рассмотрела девушку. Да нет. Вроде не такая уж мартышка, вон как улыбается хорошо, и носик морщит, ну чистое дитё. Господи, лет-то ей сколько? И где только нашел?

– Меня Нина зовут, а Вас Зоя. Алеша очень много про Вас рассказывал, я давно ему говорила: «Пригласи сестру», – вот, наконец, пригласил, видите.

«Вижу, и кто же это меня приглашал, хорошо, сама сообразительная», – вслух, естественно, Зоя ничего не сказала.

– А я ему говорю: «Ты мне адрес дай, я сама напишу, пусть в гости к нам всей семьёй приезжают». У нас квартира большая, три комнаты, всем места хватит, и мама с папой будут рады.

Вот ведь девица, ничего и спрашивать не надо. Картина, в общем, вырисовывается, то есть живёт мой Алешка в примаках; хорошо, хоть комната есть. И какие же у него отношения с тёщей? А если она тоже так верещит? Это ж с ума можно сойти – всё время говорит. Аж голова закружилась. Нет, ну дитё-дитём. А лет-то ей сколько? На вид, так прямо лет шестнадцать, школу-то хоть закончила?

– Вы не думайте, я тоже хорошо зарабатываю, конечно, не столько, сколько Алеша, он-то у нас практически начальник. Знаете, как его в заводском НИИ уважают, это что-то!

Ага, стало быть, у Алешки хорошая зарплата, а эта, выходит, уже работает. Это где же в её возрасте можно так хорошо устроиться?

– У нас в театре в сезон по два спектакля выходит, так что без работы не сидим. Вот так.

И Нина вдруг неожиданно замолчала, оставив Зою в полном недоумении. В театре. Это кем же она там работает? Господи, артистка?! Вот это да! Да как же её с последних рядов разглядеть можно? Вот это да! Дожили, в артистки, значит, уже порядочные девки не идут, вот таких вот приходится брать. Нина задумчиво смотрела в окно.

– А что, плохо в театре-то? – осторожно начала прощупывать почву Зоя.

– Почему? – оживилась Нина. – Ой, это я задумалась, извините. Понимаете, Нине Заречной, видите ли, жмут туфли. А это очень важно. Туфли должны быть обязательно с узкими носами. Я за историческую правду. То есть можно, конечно, и всех одеть в свитера и в джинсы, сейчас модно всё упрощать, но я считаю это неправильным. Вы вот как считаете?

– И я так считаю, – убедительно закивала Зоя. Значит, костюмер.

– Вот! Это очень важно, а то, видишь ли, жмёт. Так ты домой возьми, разноси немного! А с другой стороны, костюм не должен человеку мешать играть. Наоборот, он должен настраивать человека на образ. То есть художник по костюмам должен актерам помогать. А если что-то не так, то, стало быть, художник неправильный. А? Зой? Как Вы считаете, может, я плохой художник?

– Ты? – искренне удивилась Зоя. Как эта пигалица может быть художником? Постойте, это о чём это она тут тараторила без умолку: выходит, она в театре художником работает?

– Я тоже считаю, что художник я хороший, я даже премию в прошлом году получила! Да! В Москву ездила. И потом, понимаете, я чувствую, я знаю, как. Может, иногда режиссера убедить не умею. Ой, ругаемся мы. Ну да ладно, Вы мне лучше расскажите про своих: про Василия, про Сашеньку. Лёша так по всем скучает. Саше четырнадцать в этом году будет или в следующем? А если у нас мальчик родится, то мы его тоже Сашей назовем. Это же в честь Вашего папы?

Как будто это было вчера, и вот уже тринадцать лет нет с ними Нины, и в честь отца назвали не мальчика, а девочку, их с Алексеем вторую дочь. Выросла Таня, как же она похожа на мать! Зоя обняла девушку и неожиданно для всех расплакалась.

12

– Ну, ну, не надо, Зайка, – Алексей неловко гладил Зою по спине.

– Да как же, Лёшенька, ты бы хоть предупредил.

– Да я думал, может, мне кажется или верить хочется, – у Алексея мелко затряслись руки.

– Танечка, милая, ты прости меня, – Зоя наконец успокоилась. – Ты просто очень похожа на свою маму. Вот ведь не уберегли мы её. А ты такая взрослая, красивая.

Зоя повернулась к младшей сестре. Та никаких слез не вызвала, скорее, недоумение.

– А ты – Алечка?

– Здравствуйте, – с сильным акцентом сказала не то девочка, не то незнамо кто. – Алекс, – и она, немного отступив назад, протянула руку, сразу давая понять, что всякие сантименты и нежные объятия исключаются. Она совершенно не походила ни на Таню, ни на Алексея. И вообще, она была похожа на чучело из фильмов про вампиров. Чёрные высокие сапоги, чёрное пальто, волосы, стоявшие дыбом, тоже выкрашенные в чёрный цвет. Серьги в бровях и в носу. Зоя с Василием пытались не показывать вида, что им что-то кажется странным или не нравится.

– Sei bitte freundlich[4], – тихо сказала Але старшая сестра, но та только мотнула крашеной чёрной головой.

– Ну, а я тётя Зоя. А жарко вроде, – начала было Зоя, намекая на пальто, но Лёша толкнул её ботинком под столом. – Ну, стало быть, мода такая. А я слышала. У нас тоже так ходят. – Видя, что девушка никак не реагирует, Зоя решила повторить более внятно: – У нас тоже такие есть, – прокричала она, хлопая себя по рукам, по голове, и отчётливо произнося слова.

– Ist Sie verruckt, oder krank?[5] – Аля демонстративно повернулась к гостям спиной, задавая вопрос.

– Аля очень рада знакомству с тобой, – быстро перевёл Алексей.

– Да и я говорю, очень рада. А то, что как будто мелом вымазана, да вся в чёрном, так это ничего, – Зоя была рада, что сумела взять себя в руки. Она сморкалась и вытирала глаза. – Понимаешь, у нас соседка в Ахтубинске, ну, помнишь, Ирина дочка, тоже вот так в чёрном пальто ходит, и татуировка у неё прямо на шее. Ну что поделаешь, Ирка говорит – течение такое, – Зоя повернулась к Але. – Те-че-ние, – громко по слогам произнесла она.

Аля весь вечер демонстративно смотрела в свою тарелку и сквозь зубы комментировала ситуацию на немецком языке. Таня при этом вспыхивала до корней волос, а Алексей начинал говорить быстрее и веселее, чтобы скрыть неловкость.

Вечером Зоя стелила постель и шёпотом обсуждала с мужем поход в ресторан.

– И главное, ни слова по-русски не говорит. Думаю, всё же прикидывается, чтобы отцу досадить, ты как, Вась, считаешь?

– Ну, ты же помнишь, у неё травма была, думали вообще говорить перестанет, а она выбрала немецкий язык. Ну и кому это мешает, она же в Германии живет, а здесь все по-немецки разговаривают.

– Да-да, я заметила. Только мне кажется, она на нас как-то обзывалась. Тебе так не показалось? – Зоя с удивлением разглядывала подушки на их кровати – разного уровня мягкости. Ну, ты подумай, всё Леша предусмотрел.

– Так Таня же все переводила, – Вася рассматривал индейский топорик в руках у Чингачгука.

– Ага, сначала вспыхнет вся алым цветом, потом шёпотом что-то скажет, а Алексей прямо готов был взглядом эту бело-чёрную девчонку испепелить. Заметил?

– Ну, что ж поделаешь, Зой, это ж тоже его дочка.

– И не говори, Вась, никуда не денешься, каких уж Бог детей дал, тех и принимаем. Да и возраст у неё ещё переходный, глядишь, выправится, и волосы свои отмоет и пальто это дурацкое с сапогами снимет. Нет, ну в такую-то жарищу! А Таня мне понравилась, и краснеет тоже, точно мать. Ну, про малую всё ясно. Что-то всем доказывает, это пройдёт, вон у нас в Москве двое таких доказывателей сидят, ничем не уймёшь. А Таня вроде хорошая девочка, уважительная, и одета скромно, в джинсы и футболку. Всё чистое. И подаркам обрадовалась, Вась, заметил? Понравились ей гольфы, и фотографии рассматривала! Подкраситься бы ей немножко, стрижку, может, какую красивую, больно уж бледная. Нина у нас яркая была.

– Так ведь художница. А потом, здесь все какие-то бледные.

– Это точно.

13

Зоя постепенно привыкала к дому. А ведь всё по уму, ничего лишнего, и это огромное окно со стеклянной дверью, выходящее в маленький садик. Всё уютно, продуманно. Она даже уже перестала бояться что-нибудь разбить, сломать. Брат сумел её убедить, что она дома, и что здесь всё по-простому Алексей сидел на террасе, возился со старинными каминными часами. Зоя пристроилась рядом с женским журналом, который нашла на книжных полках.

– Зай, тебе интересно? – Алексей посмотрел на сестру поверх очков.

– А сейчас и не важно, на каком языке, одни картинки!

– Ты, наверное, меня осуждаешь за то, что девицы мои вам никакого почтения не оказывают?

Зоя с удивлением посмотрела на брата.

– Это где ты то уважение видел? Ты, Лёшенька, хотя бы про него слышал. Помнишь из жизни своей, да ещё из моей, – Зоя отложила журнал в сторону. – Всё ж-таки, имея старшую сестру, жизнь более длинную проживаешь, согласен? Я же тебя везде за собой таскала, помнишь, так что мои друзья были и твоими тоже.

– Мешал тебе?

– Да ты что?! Дурачок, я тебя любила всегда. Даже про своих детей думала: а зачем мне? У меня же Алёша есть. Сейчас всё не то. Смотрю на своих московских внуков, так мне иногда кажется, что Вика с Игорем прям ненавидят друг друга. А уж ревность у них друг к другу, это вообще смотреть невозможно. Вон у него какой компьютер, давайте мне такой же. Вот ему такую куртку купили, давайте мне такую же. Или вот того на курсы в США послали, а почему меня не послали? А что, он бы там учиться стал? В США, наш-то лодырь? Да ни в жизнь! Я его прекрасно знаю. Вика, та – да, учится, почище твоей Татьяны. Вся такая прямая, тощая, никакой женственности. Вся в мать, прости Господи.