Алиедора - Ник Перумов

Алиедоре не стоило большого труда двигаться следом. На сей раз она подготовилась куда основательнее. Как и всякую девушку благородного происхождения, её обучали обращению с оружием, жаль только, никогда не допускали до хоть сколько-нибудь «настоящих» схваток, пусть даже на тупых деревянных мечах. Она училась отбивам и ударам, но исключительно с воображаемым противником. Сложные передвижения и проделываемые клинком «фигуры», как называл их мэтр Диджорно, «способствовали напряжению воли и тела», но не более того.

Наученная горьким опытом, она знала, куда не следует соваться. Никто из тех, кто протягивал ей краюху хлеба или поил её жеребца, ничего не заподозрил. Она старалась говорить поменьше, а голос делала пониже. Ну и свободная куртка в сочетании с туго затянутой грудью довершали дело.

От Венти в Долье попасть можно было многими путями. Например, отправиться на восток, приречным трактом, до пограничной крепости Ликси, где имелся даже мост на ту сторону, к замку Аджекоор; или двинуться на юг, к Иллидэ, или же на запад, к Последнему мосту во владениях клана Солле.

Король Меодора не мудрствовал лукаво. Он выбрал путь через всё тот же Берлекоор.

Шли через разорённые и выжженные земли. Наёмники Деррано повеселились здесь на славу – дома кое-где раз– мётаны по брёвнышку, в деревнях остались только старики, старухи да совсем малые дети, кого живыми не довезти до рабских торжищ. Остальных угнали в полон.

Король не торопился. Армия Деррано отягощена обозами, караванами бредущих невольников; от меодорского войска ей не уйти, только если бросить всю добычу. Хабс-брад не сомневался, что ему удастся настичь отступавших наёмников. Отъевшийся и отдохнувший в стойлах родного Венти жеребец Алиедоры играючи оставлял позади лигу за лигой.

Что сейчас творится дома, доньята старалась не думать. В конце концов, о маменьке есть кому позаботиться, она, Алиедора, не единственное дитя. Есть кому принять титул сенора Венти, есть кому подать дельный совет. «Я там не нужна, – убеждала она себя. – Папа погиб из-за меня – мне за него и мстить. И, клянусь Семью Зверьми, я отомщу!»

Она даже не заметила, как, почти забыв об Оме Прокреаторе, вспоминала сейчас лишь семь древних сил, прося у них защиты и подмоги. Ведь один раз они уже помогли! Помогли, кто бы что ни говорил!

Отчего-то доньяте представлялось донельзя важным – самой покарать Байгли, чтобы, если уж Семь Зверей положили ему умереть, он погиб от её собственной руки. Да, она умеет. Да, она убила человека – того самого громилу в «Побитой собаке», потому что не надо себя обманывать – рана была смертельна, предел человеческой жизни положила именно она, благородная доньята, а вовсе не многоножки Гнили.

Войско меодорского короля шло широко, перехватывая небольшие отряды дерранских наёмников, у кого жадность взяла верх над осторожностью. Главные силы дольинцев отступали, пытаясь укрыться за рекою – хотя Алиедора слышала у походных костров, что его величество Хабсбрад Рыжебородый не собирается останавливаться на берегу Долье, что принял обиду и смерть своего верного вассала словно обиду и смерть собственного отца и что месть его не окончится на какой-то там приграничной реке.

Король не бросал слов на ветер: его роты имели в запасе всё потребное для быстрой переправы. Хабсбрад словно бы даже хотел, чтобы войско сенора Деррано ускользнуло в свои пределы – так представился бы отличный повод последовать за ними.

Через реку Алиедора перебралась уже ночью, вместе с последними отрядами меодорцев; никто не обратил внимания на молодого сквайра в добротной одежде; если кто и косился, так на жеребца, а не на его хозяина.

Снова в Долье – когда-то Алиедору привезли сюда испуганной девочкой, определив воспитанницей в чужую семью. Тогда её очень поддержала донья Деррано, сама прошедшая такой же путь; незлая, она жалела гордую меодорку, так старавшуюся не показывать никому собственных слёз.

«Но теперь всё по-другому. Теперь я отплачу – за всё, за всё». За плети Байгли, за собственный ужас и бессилие, за солёные слёзы, неудержимо катившиеся по щекам; за мольбы, только распалявшие вошедшего в раж муженька.

Конечно, было и многое до этого. Презрение Дигвила Деррано, не слишком старательно укрытое вежливыми по форме словесами. Похлопывания по филейным частям от самого сенора Деррано. И… и…

Алиедора с маниакальной настойчивостью вспоминала всё: мельчайшие обиды и унижения. Очень скоро ей будет кому предъявить счёт. Очень скоро. Совсем скоро – как только победоносное воинство Меодора обложит мрачный Деркоор.

Армия Хабсбрада Рыжебородого маршировала по Долье. Алиедора благоразумно не лезла в первые ряды – что ей там делать, почти безоружной, с одним лишь лёгким мечом, вернее сказать – мечиком у пояса? Конечно, самострел штука верная, и бьёт она из него неплохо, но в настоящей заварухе толку от него почти никакого.

Заря старалась, разукрашивая восточный край неба, а чьи-то невидимые кисти уже перечеркнули алое длинными дымными полосами. Впереди пылали пожары, их дуга расходилась всё шире.

Рыжебородый перешёл Долье во владениях клана Берлеа, и многочисленные рыбацкие деревушки вкупе с селениями пахотных серфов мигом сделались добычей пламени.

…Мимо первого такого селения Алиедора проехала, когда солнце уже поднялось, разогнав утреннюю мглу.

Рухнувшие венцы ещё не успели остыть, над грудами углей курился дымок. Прямо поперёк дороги лежал зарубленный мохнатый пёс, пасть распахнута, клыки оскалены – он доблестно бросился защищать хозяев и погиб, не отступив ни на шаг.

Гайто Алиедоры захрипел, мотая головой и не желая идти вперёд. По обе стороны дороги громоздились безобразные груды рухнувших бревён, закопчённые печи – и мёртвые тела, уже облепленные не по-осеннему наглыми и бойкими мухами.

Люди, тягуны, шерстистики – все вперемешку, все мёртвые.

Алиедора оцепенела. Не в силах моргнуть, она медленно ехала сквозь кладбище, и жеребец её ступал как никогда бережно, точно боясь потревожить прах.

Здесь полегли простые серфы-дольинцы, податной народ сенора Берлеа; годных к работе мужчин и женщин по-хозяйски, вместе с детишками, угнали; «отживших своё» стариков просто перебили. Не мучили, нет – просто уничтожили, словно крыс.

Почему? Как так? Ведь подобное могут сотворить только дерранцы, нелюдь, гады и негодяи! Мои сородичи-меодорцы, сражающиеся за свою родную землю, – никогда! Это наверняка дело рук какого-нибудь отбившегося полка наёмников, коих щедро набирали на службу в Деркооре…

Она старательно пыталась обмануть себя и почти преуспела – пока не натолкнулась на пропоротое вилами тело мёртвого пехотинца в цветах королевских рот Меодора. Его пришпилило к бревенчатой стене, да так, что босые ноги (на сапоги кто-то уже позарился) не касались земли.