Театр одного убийцы - Николай Леонов

– Если скажу, что нет, то солгу, – Бельцев говорил отрывисто и резко, словно отдавал армейские команды. – На господина Левицкого мало кто не обижался. Пожалуй, только наш реквизитор Парфенов. И то только потому, что старательно обходил худрука стороной.

– Я знаю об этом, – кивнул головой сыщик и спросил без всякого перехода: – Скажите, это вам пришла в голову идея стрелять во время спектакля в зрительный зал холостыми патронами?

– Это было бы здорово! – вздохнул Бельцев. – Представьте, каково было бы зрителям не только видеть направленное на себя оружие во время гневной реплики «Который из вас Троцкий?», но и тут же услышать выстрел?! Жаль, что идею запороли.

– А почему вы уверены, что идея удалась бы? – хмыкнул сыщик. – Вы когда-нибудь пробовали воплотить ее в жизнь? Например, во время репетиции?

– Нет. Воронцов не разрешил, – отрицательно покачал головой Бельцев. – Владимир Владимирович очень ответственный человек. А когда он с таким трудом выбил в Музее революции револьвер, то берег его как зеницу ока. Никому не давал.

– Странно это слышать, – удивился Гуров.

– Вы имеете в виду пропажу пистолета? – поинтересовался Бельцев и, увидев настороженный взгляд сыщика, тут же пояснил: – Владимир Владимирович мне только что рассказал об этом. И, если честно, я очень удивлен. Как-то по-дурацки все это выглядит.

Сыщик посчитал, что еще не пришло время разговора о Воронцове, и постарался перевести разговор на другую тему.

– Скажите, Игорь Станиславович, а почему именно вас Левицкий попросил передать Марии, что ждет ее у себя в кабинете, – спросил Гуров.

– Не знаю, – пожал плечами Бельцев. – Наверное, просто потому, что, когда у него созрела эта мысль, кроме меня, никого рядом не оказалось.

– Где это произошло? – Сыщик пристально посмотрел на зама. Тот оставался совершенно спокойным.

– Перед лестницей на второй этаж, – ответил Бельцев. – Я спускался сверху, а Левицкий как раз собирался подняться. Я выслушал его просьбу, посоветовал худруку не совершать опрометчивых поступков, а затем направился искать Владимира Владимировича.

– Зачем? – Гуров удивленно вскинул брови.

– Видите ли, Лев Иванович, мы с Владимиром Владимировичем Воронцовым работаем довольно давно, и между нами установились весьма теплые отношения. – Впервые с момента начала беседы Бельцев отказался от казенного тона в разговоре с сыщиком. В его голосе зазвучали очень теплые нотки, и Гурову на миг показалось, что директора и его зама связывает нечто большее, чем дружба. Он удивленно прислушался к интонациям Бельцева, а тот продолжал: – Между нами нет таких строго казенных отношений, как между начальником и подчиненным. И если у него в кабинете звонит телефон, а внутри никого нет, я не пройду спокойно мимо, как это сделали бы многие, а подойду и сниму трубку.

– Значит, когда заканчивался второй акт, Воронцова позвали к телефону? – слегка склонив голову набок, поинтересовался сыщик.

– Именно, – поддакнул Бельцев. – Звонила какая-то женщина. Голос у нее был очень приятный, но крайне взволнованный. Она сначала спутала меня с Владимиром Владимировичем, так как назвала Володей. А затем попросила срочно позвать к телефону «господина Воронцова». Что я и поспешил выполнить.

– И, спускаясь с лестницы, столкнулись с Левицким, – закончил за него Гуров.

– Да. – Тон зама вмиг стал сухим и казенным. Будто одно упоминание о покойнике заставляло его вспоминать о множестве проблем, возникших в театре после смерти Левицкого.

– Вы рассказали директору о звонке? – сдержав улыбку, поинтересовался сыщик.

– Конечно, – кивнул головой Бельцев. – Владимир Владимирович как раз что-то обсуждал с Турчинской, когда я подошел. Сначала я сказал ему о звонке, а потом попросил Свету передать госпоже Строевой просьбу худрука.

– Значит, вы утверждаете, что Воронцов поднялся на второй этаж через несколько минут после Левицкого? – насторожился сыщик.

– Нет, не утверждаю. Я лишь сказал ему о звонке и больше Владимира Владимировича не видел до того самого момента, когда был обнаружен труп, – покачал головой Бельцев, и Гурову на миг показалось, что он пытается выгородить своего начальника. Однако через минуту он понял, что ошибался.

– В каких отношениях были Воронцов и худрук? – Сыщик решил, что пора перевести беседу в новое русло.

– Наверное, мне не следовало бы этого говорить, но шила в мешке не утаишь, – горестно вздохнул Бельцев. – Все равно кто-нибудь из работников театра скажет вам об этом. И тогда вы поинтересуетесь, почему именно я скрыл некоторые факты…

– Стоп! – Гуров резким жестом остановил стенания зама. – А теперь все сначала и короче.

Бельцев вздохнул и с болью в глазах посмотрел на сыщика.

– Левицкий шантажировал Воронцова, – проговорил он, и Гуров от удивления едва не прикусил язык…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Узнав от Станислава о результатах экспертизы волос, найденных под ногтями убитого, Гуров поспешил покинуть театр. Впрочем, он все равно собирался уехать оттуда. Хотя бы для того, чтобы проанализировать полученную за день информацию.

Подробности отношений Воронцова и Левицкого, о которых сыщик непрестанно думал по дороге в главк, оказались просто ошеломительными. Поначалу все это напоминало досужий вымысел, но Гуров почти сразу после того, как услышал о шантаже от Бельцева, получил подтверждение этой истории из уст самого Воронцова.

По словам заместителя директора театра, Левицкий оказался в должности художественного руководителя довольно-таки неожиданно. На это вакантное место все прочили одного очень известного в прошлом актера театра и кино. И вопрос о его назначении был уже практически решен, когда Воронцов неожиданно заявил о новом кандидате. Причем сделал это в такой категоричной форме, что все поняли, на чьей он стороне.

Так Левицкий оказался в театре. Первое время возгласы недоумения по поводу его назначения на должность не стихали ни на минуту, а затем все успокоились. И в первую очередь потому, что Левицкий проявил себя крайне тактичным и отзывчивым человеком. И при этом неплохим руководителем. Вопросы о правильности выбора Воронцова отпали сами собой. Все были удивлены дальновидностью директора театра, взявшего на очень ответственную должность малоизвестного человека.

Но идиллия продолжалась недолго! Каким-то невероятным образом Левицкий принялся прибирать к своим рукам всю власть в театре. И вскоре обнаглел настолько, что стал считать свое мнение единственно верным. Поначалу Воронцов пытался осаживать нового худрука. Но после нескольких публичных скандалов и он опустил руки.

Многие считали, что Воронцов, как тактичный человек, просто делает вид на людях, что соглашается с мнением худрука. А затем у себя в кабинете устраивает Левицкому настоящий разгон. Однако Бельцев знал, что это не так. Он видел истинное положение дел на совещаниях руководящего состава театра, куда заместителя Воронцова частенько приглашали со всевозможными докладами.

Собственно говоря, театром монопольно правил директор. Руководящий совет при нем был номинальным органом. В этот совет, кроме самого директора, входили только художественный руководитель и представитель Министерства культуры.

Но если второй мог еще как-то считаться его полноправным членом, поскольку отвечал за репертуар, состав труппы и был обязан заменить директора в случае его болезни, то представитель министерства пользовался лишь правом совещательного голоса и никакой роли в совете не играл. Все его функции сводились к тому, чтобы обеспечить театру мизерные государственные субсидии и налоговые льготы.

На заседаниях совета представитель министерства появлялся редко. Бельцев полагал, что причиной подобной инертности государственного чиновника была личная финансовая заинтересованность в невмешательстве в театральные дела, но доказать этого зам, естественно, не мог.

Такое положение дел в театре существовало до тех пор, пока не появился Левицкий. Он решил изменить существующий порядок правления и отвоевать себе больше полномочий. Воронцов попытался воспротивиться, но тогда Левицкий упомянул о каких-то материалах, о которых не должен забывать директор. И Воронцов сник.

– Представитель министерства первое время на подобные выпады никак не реагировал, а потом и вовсе перестал бывать на советах руководства, – закончил свой рассказ Бельцев. – В чем тут причина, я не знаю. Может быть, Левицкий шантажировал и его. Но, как бы то ни было, перед своей смертью худрук добился того, что его уравняли в правах с директором. И еще неизвестно, куда бы он зашел дальше, если бы не погиб!

– Странно, что именно вы мне такое рассказываете, – усмехнулся Гуров. – В начале нашей беседы мне показалось, что вы испытываете к Воронцову теплые, дружеские чувства. А теперь, получается, помогаете ему утонуть?