Кавалькада - Уолтер Саттертуэйт

— Мы хотели бы повидать мисс Грин, — сказал я.

— А! — Он улыбнулся. Сдержанной такой улыбкой и правильной, как и его костюм. — Порой складывается такое впечатление, что мисс Грин разыскивает весь Берлин.

— Ее что, еще кто-то спрашивал? — осведомился я. — Недавно?

— О нет, — сказал он. — Я только хотел сказать, что мисс Грин очень известная девушка. — Он снова улыбнулся. — Хотя, конечно, ее известность или отсутствие оной совершенно не мое дело.

— Так она дома? — спросил я.

— Ну, уж теперь-то придется действительно вас огорчить, — сказал он, — потому как я точно знаю, дома ее нет. Госпожа Шрёдер только сегодня утром говорила мне, что не видела мисс Грин вот уже целых два дня. Видимо, мисс Грин попала… в очередной переплет. Госпожа Шрёдер, конечно, возмущена такими выходками или просто делает вид. — Он улыбнулся, наклонился вперед и с таинственным видом сообщил: — Между нами, госпожа Шрёдер, думаю, даже получает некоторое удовольствие от похождений мисс Грин. — Он выпрямился, продолжая улыбаться. — Конечно, похождения мисс Грин вовсе не мое дело, не правда ли?

— А госпожа Шрёдер у себя?

— Ах, какая жалость, вынужден снова вас огорчить. Госпожа Шрёдер ушла на рынок. Ушла совсем недавно, минут десять назад, так что, полагаю, в ближайший час вы ее не застанете.

Я достал из кармана часы. Половина двенадцатого. Мы договорились с Пуци встретиться в двенадцать.

— Может, вам еще чем-нибудь помочь? — спросил он.

— Вы не знаете, где может быть мисс Грин?

— Боюсь, нет. Я ее почти не знаю.

Я убрал часы в карман, достал бумажник. И вынул из него свою визитку — на ней были указаны только мое имя и лондонский адрес.

— Меня зовут Бомон, — сказал я. — Фил Бомон. Не могли бы вы передать это госпоже Шрёдер, господин?..

— Норрис, — сказал он, беря карточку. — Артур Норрис. Очень рад познакомиться. — Он повернулся к мисс Тернер, выжидательно вскинув брови.

— Джейн Тернер, — сказала она и улыбнулась.

— Весьма польщен. — Он снова обратился ко мне. — У меня назначена встреча, так что через час меня не будет. Но карточку я оставлю для госпожи Шрёдер, с запиской. Может, ей еще что-либо передать?

— Передайте, что я вернусь в половине второго.

«Цыганское кафе» находилось в конце Курфюрстендам, напротив большой церкви с вздымающимся ввысь темным шпилем. Мы приехали в ресторан без десяти двенадцать, и ровно через десять минут появился Пуци — он шел к нам мимо столиков и кивал знакомым своей большой головой.

Помещение было огромным и вмещало, наверное, не меньше тысячи человек. Главный зал, где мы сидели, полнился гулом разговоров, ароматом кофе и табачным дымом. Почти все столики, большие и маленькие, были заняты. Поэты и художники что-то изображали в своих блокнотах. Молодые пары прижимались друг к другу и дышали на пару тремя литрами воздуха. Пожилые пары угощались печеньем к чаю. Дамы завистливо оглядывали великолепные одеяния друг друга. Официанты в белых куртках носились по залу подобно ласточкам в сарае.

Мы еще не успели заказать ленч, как Пуци сообщил, что договорился о встрече с генералом фон Зеектом на сегодня в шесть вечера. Я сказал, что буду ждать ее с нетерпением.

Казалось, в Берлине Пуци знают все: пока мы ели, многие посетители останавливались возле нас, чтобы поздороваться. Невысокий элегантный граф, который, как после его ухода сказал Пуци, был хоть и красным, но «первоклассным». Эксцентричный молодой художник по имени Грош, который, по словам Пуци, тоже был красным, но «умным до невозможности». Стройный молодой русский эмигрант, который обучал теннису и писал короткие рассказы. Он не красный, сказал Пуци. В прошлом году, пока он учился в Кембридже, красные застрелили его отца.

Когда мы не были заняты обменом приветствиями с друзьями и знакомыми Пуци, мы обсуждали, что делать дальше. Лично мне хотелось поговорить с госпожой Шрёдер и узнать, не может ли она помочь нам найти Нэнси Грин. Мисс Тернер хотела поговорить с доктором Гиршфельдом из Института сексологии и узнать, не может ли он связать ее с Гретой Нордструм. Я не думал, что в мисс Тернер могут стрелять в «сексуальном институте» среди бела дня, и поэтому не возражал. Мы договорились с ней встретиться в гостинице «Адлон» в половине шестого. Если кто-то из нас будет задерживаться, он должен будет позвонить в гостиницу и оставить у дежурного послание. Я передал ей листок бумаги. Тот самый, который получил вчера от Пуци, — со словесным описанием Греты Нордструм.

Покончив с едой, мы втроем вышли через большие вращающиеся двери в уличный шум и гам на Курфюрстендам. Мисс Тернер села в такси и отправилась в институт. Мы с Пуци взяли другую машину.

— По-английски, — призналась госпожа Шрёдер, — я говорю совсем плохо.

— А я по-немецки, — сказал ей я, — и подавно. Но господин Ганфштенгль будет у нас переводчиком, если не возражаете.

— Ja, — кивнула она. — Sehr gut.[29]

Мы сидели в ее гостиной. Помимо запаха капусты в воздухе попахивало плесенью. Выгоревший алый бархат кресел и длинной тахты на подлокотниках и на спинках был защищен пожелтевшими кружевными салфетками. На стенах, обшитых розовыми обоями в цветочек, висели маленькие картины в рамках, потускневшие от старости. Кроме того, в гостиной стояли два массивных застекленных шкафа красного дерева — там содержались большие книги в кожаных переплетах, старые на вид. Стояла там и застекленная горка того же красного дерева, где были выставлены маленькие фарфоровые фигурки и искусно расписанные фарфоровые тарелки. На полу лежал персидский ковер, местами основательно выношенный.

На обстановку комнаты кто-то потратил много денег, правда, давно. В слабом свете, проникающем через кружевные занавески, гостиная выглядела музейным залом. Все начищено до блеска, безукоризненно чисто, но выглядит громоздким, ветхим и чопорным.

Мы с Пуци устроились на тахте, перед которой стоял длинный темный столик красного дерева. Госпожа Шрёдер сидела в одном из кресел. Это была маленькая тучная женщина лет шестидесяти в бесцветном хлопчатобумажном платье.

Вид у нее был как будто озабоченный. Она что-то сказала, и Пуци перевел.

— Вы говорили, что вы сыщик, господин Бомон. Неужели мисс Грин попала в беду?

— Нет-нет, — заверил я ее. — Просто она могла бы помочь мне в моем расследовании. У вас есть хоть какое-нибудь предположение, где она может быть?

— Совершенно никакого. Вы точно не хотите чаю? Или пива? У меня в холодильнике есть пиво. Иногда я люблю пропустить стаканчик пива перед сном, пока читаю.

Покуда Пуци переводил, его кустистые брови поднялись в надежде на мое согласие.

Брови тут же опустились, после того как я сказал:

— Нет, большое спасибо, госпожа Шрёдер. Вы давно не виделись с мисс Грин?

— Два дня. Последний раз видела ее в понедельник днем. Она уходила на работу. Ведь она артистка. Певица.

— И в тот вечер она уже не вернулась?

— Может, и вернулась. Я ложусь спать обычно в десять часов, а она возвращается довольно поздно. Но если она и приходила домой в тот вечер, то уйти должна была очень рано, до того как я встала. Я имею в виду — во вторник утром. Но я ее так и не видела. Когда она не спустилась днем выпить кофе, я поняла, что ее нет. — Госпожа Шрёдер улыбнулась. — Мисс Грин никогда не выходит к завтраку. Она очень поздно заканчивает работать. Зато днем всегда пьет кофе. Она говорит, что я варю лучший кофе в Берлине. — Госпожа Шрёдер довольно улыбнулась.

— У нее есть ключ от входной двери?

— Да, конечно.

— Она кого-нибудь сюда водила?

Госпожа Шрёдер моргнула и приложила руку к груди.

— Вы хотите сказать, к себе комнату? Мужчин?

— Да.

— Никогда! Мисс Грин, может, и склонна к авантюрам, но она молода, и сил у нее хоть отбавляй. Жизнь всегда похожа на авантюру, когда ты молод, верно? Но мисс Грин очень хорошая девочка. Она никогда — никогда! — не привела бы мужчину к себе в комнату. Она приводила только одного, и то лишь в дом, чтобы познакомить со мной.

— И кого же?

— Молодого человека из Мюнхена. Господина Зонтага.

— Гуннара Зонтага?

— Да, точно. Очень приятный молодой человек. Джентльмен.

— Когда он был здесь последний раз?

— На той неделе.

— Числа восьмого?

Госпожа Шрёдер задумалась.

— Да, точно, восьмого. Во вторник. Он приходил во вторник утром, и потом они вместе с мисс Грин ушли на целый день.

— Когда она вернулась?

— Около шести. Переоделась и пошла на работу.

— С тех пор к ней еще кто-нибудь приходил?

— Нет. Никто.

— Ей последнее время кто-нибудь звонил?

— Господин Зонтаг.

— Когда?

— В прошлое воскресенье. Днем.

— Случайно не знаете, о чем они говорили?