Япония : история страны - Ричард Теймс

Теоретически, каждый человек рождался и умирал внутри той же группы, что и его родители. На практике этот порядок не всегда был столь жестким. Самураи могли лишиться статуса, особенно если их сюзерен впадал в немилость или же обнищав и не имея возможностей подтвердить положение. Торговец мог быть награжден правом на ношение оружия, указывавшим на принадлежность к воинам. Хинин могли быть приняты обратно в общество, если совершали какой-либо похвальный поступок, например спасали жизнь судье.

Император и сегун

На вершине общества находился император, столь удаленный от земных проблем, что, казалось, он едва ли принадлежал этому миру. Сегуны периода Токугава обращались с императорами с должным уважением, заполняя их дни церемониальными обязанностями и «джентльменскими» занятиями и держа венценосцев под пристальным и непрерывным наблюдением. Передвижения императоров ограничивались, контакты с ними тоже контролировались. Они жили в окружении 140 придворных семей, населявших императорский дворец, и им разрешалось иметь скромный — не слишком большой — доход. Фактически они были узниками собственного замка, а их жизнь была настолько изолированной, что иностранцы, приезжавшие в Японию периода Эдо, считали императора либо кем-то вроде папы римского, либо зачастую вообще не были уверены в его существовании.

Соответственно, на практике «вожаком собачьей стаи» был сегун. Это сравнение не кажется неуместным, поскольку пятый сегун Цунаеси (1646-1709) держал собак в таком количестве, что подданные прозвали его «собачьим сегуном». Он также запретил распространенное прежде развлечение, когда при стрельбе из лука вместо мишеней использовали собак. Цунаеси родился в год собаки, и один священнослужитель сказал ему, что его бездетность, возможно, является наказанием за убийство в прошлой жизни пса, поэтому во искупление вины он строил приюты и кормил бездомных животных. Историк и судья Мицуку-ни (1628-1700), чье имя сделалось синонимом правосудия, как говорят, послал сегуну шкуры двадцати собак в знак протеста против его прихотей.

Сегуну подчинялись дайме («большое имя»), возглавлявшие 250 хан (земельные владения кланов), на которые делилась Япония. Дайме подразделялись на две большие группы, фудай и тозама, внутренних (наследственных) и внешних (союзников), — в зависимости от того, примкнули ли они к Токугава до или после битвы при Сэкига-хара. Тозама не могли служить в правительстве сегуната. Распределение земель отражало реалии политического порядка: владения многих «внешних» дайме находились буквально по краям национальных границ на севере и западе. Все земли в дне пешего марша от Эдо принадлежали или напрямую самим Токугава, или их наиболее преданным вассалам. Сегун был не только самым крупным землевладельцем, который имел в личной собственности почти четверть всех обрабатываемых земель, но и держал под контролем все главные маршруты, порты и поставки цветных металлов.

Чтобы приобрести статус дайме, феодал должен был иметь столько земли, чтобы она давала 10 000 коку риса, один коку равнялся количеству риса для пропитания взрослого мужчины в течение года. Владения самых крупных дайме давали свыше миллиона коку, около пятидесяти дайме получали 100 000 коку и больше. Владения менее 10 000 коку имели ранг хатамото — с правом личного доступа к сегуну; в середине XVII века насчитывалось около 5000 таких имений. Доход в 260 коку и менее означал, что самурай — го-кэнин (относится к младшей бюрократии); к 1800 году их число достигало 20 000 человек.

Контроль над дайме осуществлялся при помощи системы шпионов и заложников. Под строгим надзором сегуна также находились заключение браков, строительство мостов и оборонительных сооружений; за исключением этих вопросов дайме правили в своих землях в целом так, как хотели. Прямое вмешательство осуществлялось, только если их власть оказывалась очевидно неэффективной или начинала угрожать национальной безопасности. На практике самой частой причиной вмешательства сегуна в дела хан становились наследственные споры. За первые сорок лет XVII века власти лишились или были понижены в статусе семьдесят дайме, и примерно треть всех обрабатываемых земель была перераспределена.

Главным способом контроля, который придумали То-кугава, было требование «альтернативного присутствия» — санкин котай. Часть времени дайме могли жить у себя в имениях, но периодически они должны были лично являться в Эдо к сегуну. Эта обязанность требовала дорогостоящих трат на достаточно престижную резиденцию в столице, много времени и сложностей с организацией впечатляющей свиты, необходимой для сопровождения правителя в путешествии. Поездки осуществлялись по оговоренному маршруту в заранее известное время и были предметом периодических проверок, которые должны были установить, не провозятся ли в столицу контрабандой ружья и не вывозятся ли из нее тайком заложники.

Воины занимали первое место в социальной иерархии, поскольку они защищали от нападения и осуществляли общественные санкции. Считалось, что они обладают такими добродетелями, как храбрость, преданность, повиновение и скромность. До официального запрещения в 1663 году подобной практики многие младшие самураи совершали самоубийство после смерти своего сюзерена, чтобы доказать ему собственную верность. Генерал Ноги поступил аналогичным образом после смерти императора Мэйдзи в 1912 году.

Незадолго до своей смерти, Иэясу издал «Букэ-се-хат-то» («Уложение о самурайских родах»), где призывал самураев культивировать свои способности «и мечом, и кистью». В отличие от военной аристократии Европы, самураи должны были владеть грамотой, а не только оружием; это было не вопросом доброй воли, а относилось к профессиональным умениям. Большинство самураев тратили много времени на административные дела, которые с необходимостью включали в себя составление отчетов и корреспонденции — хотя некоторые консерваторы и прибегали для этого к помощи торговцев, к их работе относились с крайним подозрением. Военные навыки оттачивались в ходе формального обучения и на охоте. Периодически все эти умения пригождались: в эпоху Токугава произошло около 2000 крестьянских восстаний, которые, в основном, были спровоцированы чрезмерным налогообложением в неурожайные годы. (Поговорка того времени уподобляла крестьян масляным зернам: «Чем больше жмешь, тем больше получишь».) Обычно зачинщиков мятежа казнили, а затем на время приостанавливали оброк — до тех пор пока экономика деревни не восстанавливалась настолько, чтобы его можно было ввести снова.

От самурая требовалась скромность, но это качество присутствовало далеко не всегда. «Кварталы удовольствий» и коммерция больших городов открывали дорогу к искушениям. Многие самураи получали деньги, закладывая будущий урожай риса, и попадали в серьезные долги, оказываясь во власти презираемых ими торговцев.

Остро сознавая свой высочайший статус, самураи имели право защищать себя и убить любого человека, оскорбившего их (кирисутэ-гомэн, «право зарубить и оставить»). Оскорбление не могло быть нанесено по ошибке и списано на случайность; самураев было легко отличить не только по самоуверенным манерам, но и по двум мечам, которые они всегда носили, и по необычной прическе. Длинный меч (катана) использовался в бою, короткий (вакидзаси) — для отрубания головы или совершения самоубийства. Волосы самураи убирали в тугой пучок на макушке, брови и остальную часть черепа обривали.

В 1700 году была написана книга «Хагакурэ» («Сокрытое в листве») — обобщенный воинский кодекс, призывавший самураев культивировать самодисциплину и никогда не изменять чувству собственного достоинства. Каждый день следовало проживать так, будто он последний, и настоящий воин всегда должен был быть готов пожертвовать своей жизнью. Бутоны сакуры символизировали этот идеал тем, что они опадают в полном цвету, а не увядают на ветке. Самураи составляли свыше 5% населения, что намного больше относительной численности знати и дворянства в Европе. Хотя они были отдельной кастой и концентрировались преимущественно в городах-замках, само их количество помогало распространению в обществе военных ценностей.

В теории крестьяне — а их насчитывалось 80% населения — по статусу уступали только воинам. Конфуцианство базировалось на желательности одной полной плошки риса, но на деле крестьяне редко сами ели выращиваемый ими рис, зачастую довольствуясь ячменем или просом, и обычно не могли позволить себе ни сакэ, ни табак, ни даже чай. (По иронии, ячменный чай бедняков (мугича) в настоящее время считается летним напитком и пьется всеми.) От крестьян ожидали таких добродетелей, как повиновение и усердие. Здравый смысл и долг требовали, чтобы ничего не пропадало зря: опавшие листья собирались в компостные кучи, а человеческие экскременты перерабатывались в удобрения.