Босиком по пеплу. Книга 2 (СИ) - Мейер Лана

— Ты слишком много просишь за испорченное твоим дерзким языком удовольствие.

— Любое желание, кроме развода, —напоминает условия «сделки».

— Хорошо, Алиса, — негромко отвечаю я, ощущая, как свинцовая тяжесть давит на виски. Накинув платье, она резко оглядывается, задерживая на моем лице недоверчивый взгляд.

— Ты сделаешь это? — растерянно спрашивает, расправляя пальцами спутавшиеся волосы.

— Считай, что уже сделал, — киваю с деланным равнодушием. Ей хватает ума скрыть свою радость. Только сияющие глаза никуда не спрячешь. — Но у меня есть условие.

— Какое? — упавшим голосом уточняет Алисия, скользнув по мне настороженным взором.

— С этой минуты ты будешь себя вести, как полагается жене эмира. Никаких больше публичных сцен и истерик. Уважение, покорность, верность, забота — это все, что от тебя требуется, — перечисляю я. — И секс, — понизив голос, добавляю я. Алисия вспыхивает, закусывая губу. — Я не собираюсь каждый раз уговаривать тебя дать мне то, что и так мое по праву, — взяв с тумбочки обручальное кольцо надеваю его на свой палец. —Ну,  так как? Справишься?

— Да, — кивает она, наблюдая за моими действиями, непроизвольно касается своего кольца. Морщинка между бровей становится глубже, словно она размышляет о чем-то очень важным для нее.

— Хочешь что-то спросить, Алиса?

— А мне положена верность, уважение и забота со стороны мужа? Или, как эмир ты имеешь исключительно права и никаких обязанностей? —вздернув подбородок, она пинает ногой туфлю, которой пыталась запустить мне в лицо. — Я никогда не смирюсь с наличием гарема. Я — дочь шейха и не позволю тебе унижать меня так, как сегодня.

— У меня нет гарема, Алисия. И никогда не было, — отвечаю, пряча удовлетворенную улыбку. Чтобы не говорила эта гордая собственница, она ревнует.

— Формулировка не имеет значения. Ты понял, о чем я говорю, — она снова начинает злиться, а я убеждаюсь, что чем больше уступаешь женщине тем отчаяннее и наглее она пытается забраться тебе на шею. — Никаких любовниц, Амиран, или я выцарапаю глаза сначала им, потом тебе. Публично и со всем уважением.

— У меня нет любовниц, Алисия. И никогда не было, — перефразирую то, что озвучил ранее.

— Смеешься надо мной? — она возмущено шагает в мою сторону и едва не летит на пол, запнувшись за несчастную туфлю. — Зачем так нагло врать?

— Все просто, Алиса. Если мне нужен секс, я могу его получить в проверенных и безопасных местах. Быстро, просто, качественно и конфиденциально. Я не трачу свою время и энергию на бесперспективные отношения. Секс на постоянной основе не возможен без симпатии, влечения и эмоциональной связи, а любая привязанность к другому человеку — это слабое место, которым могут воспользоваться. И не только недоброжелатели, Лиса. Поэтому я не лгу, когда говорю, что у меня нет и не было любовниц. Меня никогда не интересовал подобный формат отношений.

— Ты хочешь сказать, что не испытываешь ко мне никакой привязанности? — Алиса сверлит меня оскорблённым взглядом.

— Это все, что ты услышала? — устало спрашиваю я. — Иди спать, tatlim, — кивком головы указываю на дверь. — Если не хочешь остаться и приступить к обязанностям жены эмира прямо сейчас.

— Не хочу, — тряхнув головой, она поспешно отступает к выходу и громко шарахнув дверью, скрывается в коридоре.

Глава 6

Нейтан

Десять дней спустя

Умереть от любви — это только звучит мрачно-романтично и по-книжному драматично. В действительности же я прошел все круги адской агонии прежде, чем осознал, что мне не дано даже этого.

Умирать — приказа не было.

В новой реальности меня ждала расплата за то, что позволил себе посягнуть на девушку, которую любил с детства. Любил взаимно и вопреки воле одного из самых влиятельных людей королевства.

Амиран аль-Мактум мог уничтожить нас за то, что мы посмели, решились на чувства, неугодные его высокомерному высочеству, и он хотел… Убить, растоптать меня и Ли, раздавить своим раздутым авторитетом, продемонстрировав собственное превосходство в извращенной жестокости, где ему нет равных. Спланированной и целенаправленной жестокости. На Алисию она распространялась в меньшей мере, но я ни на секунду не позволял себе обольщаться насчет его намерений в отношении неудачно сбежавшей жены. Я ощущал исходящую звериную угрозу от внешне хладнокровного наследника, когда увидел перепуганную Алису, стоящей перед ним на коленях. И после, когда он пришел в тюрьму, чтобы заставить меня подписать абсурдный контракт, укрепился в своих подозрениях.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Так называемое великодушие принца имеет свою цену, и она гораздо выше той, что мы с Ли способны заплатить.

Эмир оставил нам жизнь, но придумал наказание пострашнее тюрьмы и пыток.

Месть — блюдо, которое подают холодным, но для нас он приготовил настоящее пекло. Мы бежали по нему босиком навстречу взорвавшейся надежде. Наверняка этот наделенный властью Шайтан неслабо повеселился, наблюдая как горят наши мечты и надежды. Мои ступни навсегда сохранят следы полученных ожогов, они не дадут мне забыть, кому я за них обязан.

Я провёл в госпитале десять дней. Всего десять — для букета заболеваний, с которыми справился в сравнительно короткий срок. Молодой организм взял свое, тело исцелилось, выигрывав раунд у смерти… в отличии от души. Целых десять дней — без какой-либо связи с внешним миром, один на один с разъедающими мыслями и без надежды на счастливое будущее… для меня, для Алисии, для нас обоих.

От моего сердца остался выжженный кратер к тому моменту, как восстановленный в должности генерал АРС лично явился за мной, чтобы отвезти в новый дом, куда через считанные недели мне предстоит привести свою навязанную жену. Отец ясно дал понять, что факт моего брака с Камилой не подлежит обсуждению, но я и не пытался. Какой смысл продолжать сражаться, когда война давно проиграна?

С дырой в груди на многие моменты начинаешь смотреть с обреченным равнодушием. Джамаль Каттан говорил, много, долго, обстоятельно, а я слушал, не проронив ни слова. Мне нечего было сказать, все, что я хотел, давно было озвучено и не принято во внимание. Я смотрел сквозь отца и учился жить по-новому — без сердца и дышать — без легких.

Дальше была выматывающая встреча с матерью и братьями. Они приехали сразу после того, как генерал покинул виллу, построенную много лет назад по его проекту. Этот дом должен был стать подарком первому сыну на свадьбу. По большому счету, так и вышло. Только невеста не «та» и «той» никогда не станет.

Братья смотрели с сочувствием, мама постоянно плакала, обнимая и покрывая лицо поцелуями, а я ничего не чувствовал и хотело только одного — чтобы меня оставили в покое настолько, насколько это возможно в моем положении. Но покой — непозволительная роскошь для нового «раба» королевского наследника.

До вступления в ряды службы безопасности эмира мне щедро даровали двое суток. Я потратил их не на сон и отдых, а на заполнении пробелов в череде событий, случившихся за время моего отсутствия. И то, что удалось узнать из официальных источников информации стало очередным ударом в гниющую рану.

Я думал, что меня больше нечем поразить, но Амирану аль-Мактуму удалось. Снова.

Масштаб его лицемерия в искажении фактов, которыми пестрили заголовки газет и новостные выпуски, вызвал четкое осознание, что эмир с самого начала был на шаг впереди, и только авария на платформе временно выбила его из строя. Мы вырвали всего несколько часов свободы перед тем, как аль-Мактум лишил нас малейшего шанса, вволю поиздевавшись над нашими чувствами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Официальное сообщение о внезапном бракосочетании дочери «белого тигра» Адама Саадата и наследного принца появилось сразу же после всплеска слухов вокруг взрыва в пустыне, тем самым переключив внимание прессы на грандиозное для Анмара событие. Если бы я не знал жестокую правду, то поверил бы, как и абсолютное большинство подданных королевства в насквозь фальшивую сказку, поданную пиарщиками принца под приторно-слащавым соусом. И это единственная причина устроенной показухи. Ни один из правителей Анмара до Амирана аль-Мактума не устраивал шоу из своей личной жизни, а, значит, его положение действительно на грани.