Мы живём в замке - Ширли Джексон

— Что это за блюдца? — спросила я Констанцию, когда она принесла их на кухню. — И где от них чашки?

— Не помню, чтоб ими пользовались, в детстве меня на кухню не пускали. Какая-нибудь прабабка привезла в приданое; сначала ели-пили из них, потом побили, заменили другими и поставили в кладовку, на верхнюю полку, там из сервиза только эти блюдца да три большие тарелки.

— В кладовке им и место, — сказала я. — Нечего по дому расставлять.

Но Констанция отдала их Чарльзу, и вместо того, чтобы чинно стоять на полке, они рассеялись повсюду. Одно в гостиной, одно в столовой, одно наверняка в кабинете. Блюдца оказались очень выносливыми; вот это, в спальне, даже без трещинки, хотя на нем лежит раскуренная трубка. Задолго — с начала дня — я знала, что мне непременно повезет: и вот я смахиваю блюдце с трубкой в мусорную корзинку, они мягко падают прямо на газеты, которые он натаскал в дом.

С глазами у меня в этот миг творилось что-то неладное: один глаз, левый, видел все золотым, желтым и оранжевым, а другой — сине-серо-зеленым; может, один глаз предназначен для ясного дня, а другой — для темной ночи? Будь у всех на свете такие глаза, пришлось бы множество цветов изобретать заново. Я уже дошла до лестницы, направляясь в столовую, но вспомнила, что надо умыться и причесаться.

— Почему так долго? — спросил он, когда я уселась за стол. — Что ты там делала?

— Испечешь мне пирог с глазурью? — спросила я Констанцию. — Розовый, с золотыми листьями по ободочку? Мы с Ионой устроим праздник.

— Может, завтра? — сказала Констанция.

— Нам после ужина предстоит долгий разговор, — произнес Чарльз.

— Solanum duldamara, — сообщила я ему.

— Что?

— Паслен, сладко-горький, — пояснила Констанция. — Чарльз, прошу тебя, не спеши с разговором.

— С меня довольно, — сказал он.

— Констанция?

— Что, дядя Джулиан?

— Я съел все до крошки. — Тут дядя Джулиан обнаружил на салфетке кусочек мяса и отправил его в рот. — Что ты мне еще дашь?

— Хочешь еще мяса с горошком? Приятно, что ты ешь с таким аппетитом.

— Мне сегодня вечером гораздо лучше. Давно не было такого прилива сил.

Я порадовалась за дядю Джулиана: он хорошо себя чувствует и счастлив, что нагрубил Чарльзу. Пока Констанция резала мясо, дядя Джулиан глядел на Чарльза, и глаза его злорадно поблескивали.

— Молодой человек! — начал он наконец, но в этот миг Чарльз повернулся к двери в прихожую.

— Что-то горит, — сказал он. Констанция замерла.

— На плите? — Она побежала на кухню.

— Молодой человек…

— Точно, гарью пахнет. — Чарльз вышел в прихожую. — Запах отсюда, — сказал он. Интересно, кому он говорит. Констанция на кухне, дядя Джулиан обдумывает свою будущую тираду, а я Чарльза не слушаю. — Что-то горит.

— Это не на плите, — Констанция остановилась на пороге кухни и взглянула на Чарльза. Чарльз подошел ко мне.

— Ну, если это опять твоих рук дело…

Я засмеялась: Чарльз-то боится идти наверх, боится искать, что горит.

— Чарльз! Трубка… — ахнула Констанция, и он, сорвавшись с места, понесся вверх по лестнице.

— Я же столько раз просила… — вздохнула Констанция.

— Будет пожар? — спросила я, и тут сверху раздался крик Чарльза, он кричал пронзительно, как сойка в чаще.

— Там Чарльз кричит, — вежливо сообщила я Констанции; она выскочила в прихожую и подняла голову:

— Что? Чарльз, что случилось?!

— Пожар! — Чарльз с грохотом слетел по лестнице. — Бегите! Весь дом в огне! — кричал он Констанции прямо в лицо. — А у вас даже телефона нет!

— Мои записи, — забеспокоился дядя Джулиан. — Я сейчас соберу записи и помещу их в безопасное место. — Он оттолкнулся руками от стола, чтобы развернуть каталку. — Констанция?

— Бегите! — Чарльз уже рвал замок с парадных дверей. — Бегите, старый вы идиот!

— В последние годы я маловато упражнялся в беге, молодой человек. И не вижу причин устраивать истерику, я вполне успею собрать бумаги.

Чарльз открыл наконец парадные двери и обернулся к Констанции:

— Сейф поднять и не пытайся, переложи деньги в мешок. Я сбегаю за помощью и тут же вернусь. Не волнуйся. — И бросился бежать. Он бежал к поселку и вопил: — Пожар! Пожар!

— Боже правый, — сказала Констанция почти беспечно. И повезла дядю Джулиана в его комнату, а я вышла в прихожую и посмотрела наверх. Чарльз не закрыл дверь в папину комнату: там, внутри, шевелился огонь. Огонь всегда стремится вверх, подумала я, значит — сгорят их вещи на чердаке. Парадные двери Чарльз тоже не закрыл — дым спускался вниз по лестнице и выплывал наружу. К чему суетиться, бегать вокруг дома, кричать? Похоже, сам огонь не очень-то спешит. Не закрыть ли дверь в папину комнату, пусть огонь останется лишь там, пусть это будет Чарльзов огонь; но не успела я подняться на несколько ступеней, как огонь лизнул ковер в коридоре, а в папиной комнате упало что-то тяжелое. Там теперь и следа от Чарльза не останется — огонь, наверно, даже трубку сожрал.

— Дядя Джулиан собирает бумажки, — Констанция вышла в прихожую и встала рядом со мной. В руках она держала шаль дяди Джулиана.

— Нам придется выйти из дома, — сказала я и, зная, что она испугается, поспешно добавила. — Можно остаться на веранде, за плющом, там совсем темно.

— Мы же недавно убирали, — сказала Констанция. — Не имеет он права гореть. — Констанцию трясло, словно от злости, я за руку вывела ее на веранду, и мы оглянулись напоследок, но в этот миг противно завыли сирены, аллею залило светом фар, и острие света пригвоздило нас к порогу. Констанция испуганно уткнулась мне в плечо; Джим Донелл первым спрыгнул с пожарной машины и взбежал по ступеням.

— С дороги! — И ворвался в наш дом.

Я провела Констанцию к краю веранды, где столбы и перила густо заросли плющом и вьюном, и она забилась в самый угол. Я крепко держала ее за руку, мы глядели, как топчут порог нашего дома, как тащат шланги, как дом полнится мерзостью, сумятицей и становится страшен. Все новые и новые фары вспыхивали на аллее; фасад дома был залит бледным, мертвящим светом и виден весь как на ладони; никогда еще не был он обнажен так бесстыдно для чужих глаз. Шум стоял оглушительный, и среди этого шума нескончаемо звучал голос Чарльза:

— Сейф, сейф в кабинете не забудьте! — твердил он. Дым вываливался из парадных дверей навстречу рвущимся внутрь людям.

— Констанция, — шепнула я. — Констанция, не смотри на них.

— Они меня видят? — шепотом спросила она. — Кто-нибудь смотрит?

— Все смотрят на пожар. Стой тихо.

Я осторожно выглянула из-за листьев. У дома, почти вплотную, стояли вереницей машины и поселковая пожарка; здесь собрались все селяне и, задрав головы, смотрели на дом. Смеющиеся лица, испуганные лица; кто-то совсем рядом крикнул:

— А где женщины, где старик? Их кто-нибудь видел?

— Я им сто раз кричал, что пожар, — отозвался откуда-то Чарльз. — Пожар их врасплох не застал.

Дядя Джулиан ловко управляется с каталкой, он сможет выбраться через заднюю дверь; к тому же ни кухне, ни его комнате огонь, кажется, не угрожает — шланги тянутся по лестнице к спальням наверху, и крики мужчин доносятся оттуда. Даже осмелься я бросить Констанцию, через парадные двери в дом не попасть — заметят, да и к задней двери незаметно не проберешься — придется выходить на слепящий свет, под их взгляды.

— Дядя Джулиан напуган? — спросила я шепотом.

— Скорей, рассержен.

Помолчав, она сказала:

— Столько грязи нанесли в прихожую — не отмоешь, — и вздохнула.

Я обрадовалась, что она думает о доме и позабыла о поселковых, которые толпятся на улице.

— А где Иона? — опомнилась я. — Где? В сумраке веранды я заметила на ее лице слабую улыбку.

— Он тоже рассердился. Когда я отвозила дядю Джулиана, он спускался с крыльца.

Значит, мы все в безопасности. Дядя Джулиан увлечется своими бумажками и вовсе пожара не заметит, а Иона наверняка следит за пожаром из-за деревьев. И когда потушат Чарльзов огонь, я проведу Констанцию обратно в дом, и мы возьмемся за уборку.

Констанция немного успокоилась, хотя к дому все подкатывали машины, а через порог сновали люди в огромных башмаках. Различить, кто есть кто, невозможно, только у Джима Донелла надпись на каске гласила, что он тут главный; неразличимы были и лица возле дома, все смеялись и таращились на огонь.

Я попыталась рассуждать четко и ясно. Дом горит, там поселился огонь, но Джим Донелл и другие, безымянные люди в касках и плащах обладают над этим огнем непонятной властью, они могут уничтожить огонь, обгладывающий костяк нашего дома. Чарльзов огонь. Прислушавшись, я различила голос огня; он жарко пел там, наверху, но тут же терялся, затихал; в доме кричали пожарные, снаружи гудела толпа, вдалеке, на аллее, шумели машины. Рядом со мной замерла Констанция: взглянет порой на мужчин, что лезут и лезут в дом, и снова закроет лицо руками; конечно, она взволнована, но опасность ей не грозит. Изредка из общего гула выделялись возгласы: Джим Донелл отдавал приказы пожарным или кто-нибудь кричал из толпы.