Ключ - Саймон Тойн

— Nereye?[34] — спросил водитель.

— В аэропорт, — ответила Лив, пристегиваясь ремнем.

— В который из них? — уточнил водитель, переходя на английский с легкостью человека, который зарабатывает себе на жизнь обслуживанием туристов.

— В самый оживленный, — сказала она и села так, чтобы с улицы ее было трудно заметить. — В тот, откуда можно быстрее улететь из этого города.

23

Рун, Садовый район, офис фонда «Ортус»

Ажда Демир, заслоняясь рукой от солнца, сверкавшего в лужах, выглянула из окна на четвертом этаже здания. Ее движение отразилось в стекле, и она взглянула на собственное отражение, похожее на призрак. На лице ясно читались переживания последней недели: под глазами темные круги, лоб избороздили морщины, седые волосы, обычно туго стянутые в аккуратный узел на затылке, кое-где выбились. Женщина подняла руку и пригладила их, словно пытаясь этим жестом вернуть привычный порядок вещей.

Отвернувшись от собственного призрачного отражения, она бросила взгляд на тот хаос, который воцарился теперь в ее мире, где всегда все было расставлено по своим местам. Комната, в которой она находилась, напоминала небольшой школьный класс: на потолке — лампы дневного света, все помещение занимают рядами расставленные рабочие столы, за которыми обычно сидят сотрудники, занимающиеся сбором пожертвований, и помощники-добровольцы, обеспечивающие наиболее важный проект фонда по организации гуманитарной помощи центральным районам Судана. После взрыва в Цитадели вся эта работа приостановилась. Банковские счета «Ортуса» по всему миру были заморожены: проводилось тщательное расследование, как могло случиться, что глава фонда угнала целый грузовик удобрений (которые от чистого сердца пожертвовал крупный и весьма уважаемый концерн) и пыталась с их помощью взорвать старейший и самый почитаемый в мире монастырь. За прошедшую неделю в офисе обосновалась бригада следователей, внимательно изучавших все записи и бухгалтерские книги. Они искали доказательства того, что благотворительная деятельность фонда служила лишь прикрытием для террористической организации ненавистников Церкви. Ничего, разумеется, они не нашли, но это уже не играло большой роли: пропагандистский резонанс был огромным. Ажда все это время не только отбивалась от звонков журналистов и выдворяла их из кабинета, но и составляла постоянно растущий список разнообразных компаний и жертвователей, которые разрывали всякие связи с их благотворительной организацией. У ее стола все росла и росла гора ящиков, которые необходимо было рассортировать и унести на склады, — эта гора служила наглядным символом того хаоса, в который погрузился «Ортус».

Но на душе у Ажды Демир было тяжело не потому, что навалилось много дополнительной работы. Ее беспокоили не видимые глазу издержки, порожденные нынешним беспорядком и напоминающие бесчисленные круги на воде, которые расходятся от брошенного камня. В просвете между ящиками она видела прикрепленные к голым стенам фотографии и карты, связанные с теми проектами, которые повисли в воздухе из-за расследования: фильтрация и очистка воды в Судане, недостроенная школа в Сьерра-Леоне, свежевспаханные поля в Сомали, на которых прежде не сеяли ничего, кроме разве что противопехотных мин. В первую очередь пострадают жители этих стран — они не смогут понять, почему им вдруг прекратили помогать налаживать жизнь после многолетних бедствий.

Дневная духота давила на Ажду, и она прислушалась: не гремит ли гром? Гроза, собравшаяся над горами, могла докатиться сюда и принести свежесть. Вместо грома она услышала нечто такое, от чего глаза ее расшились, а по коже побежали мурашки. Доски пола заскрипели под чьими-то шагами — кроме нее самой, в здании был кто-то еще.

Она снова прислушалась, надеясь услышать оклик знакомого голоса или чей-то разговор. Никого и ничего. Все уже ушли. Она ведь сама заперла входную дверь за последним сотрудником.

А звук послышался снова: заскрипела половица, потом раздался тихий щелчок.

Звук шел сверху, с того этажа, где никого не могло быть. Офисы занимали четыре нижних этажа здания, а на пятом находились апартаменты Катрины Манн, семья которой когда-то владела этим домом. Теперь Катрина руководила «Ортусом» и жила, по ее собственному выражению, «над лавкой». Но она же сейчас не дома, а в больнице.

Снова послышался звук.

Совсем тихий, будто открывают ящик письменного стола.

Ажда на цыпочках прокралась по комнате, пользуясь шумами наверху, чтобы никто не услышал ее шагов. Добралась до лестницы и подняла глаза на площадку пятого этажа.

Одно слуховое окошко, ведущее на крышу, было открыто.

Слабые звуки продолжали доноситься с верхнего этажа — слишком приглушенные для честного человека, но и слишком громкие, чтобы можно было просто не обратить на них внимания. Ажда тихонько поднялась по лестнице, старясь держаться ближе к стене, где ступеньки были покрепче и не так скрипели. Дверь была открыта, в квартире горел свет. Женщина задержалась на минутку, раздумывая, как поступить дальше. Преодолеть страх ей помог звук вскрываемого шкафа, где хранились документы. Кто бы это ни был, он рылся в частных бумагах, а такого она стерпеть не могла. Ажда преодолела последние ступеньки и подошла к двери.

У шкафа с документами стоял на коленях полицейский в форме.

— Чем могу быть полезна? — спросила Ажда таким тоном, который подразумевал, что меньше всего она стремится быть полезной незнакомцу.

Полицейский вытащил что-то из-под ящика, потом встал на ноги и повернулся к ней.

— Здравствуйте, Ажда, — сказал Габриель и прошел к огромному книжному шкафу, занимавшему все пространство от пола до потолка. Ажда не без усилий подавила внезапный порыв броситься к нему и сжать в объятиях.

— Я… я думала, вы в тюрьме, — выговорила она.

— Я там был. — Он присел на корточки и потянулся к переплетенному в телячью кожу томику «Джен Эйр», который стоял на нижней полке. — А теперь меня там уже нет.

Габриель надавил на корешок книги, и вся нижняя четверть книжного шкафа с легким щелчком отъехала в сторону. Ажде казалось, что в этом кабинете ей знаком каждый закоулок, но она и не подозревала о ложных полках и скрытом за ними шкафчике.

Громкий стук во входную дверь на первом этаже заставил их обоих резко повернуться.

— Это за мной, — сказал Габриель, выдернул факсимильный аппарат из розетки и достал его из потайного шкафчика. — Пожалуйста, не открывайте им.

В дверь по-прежнему стучали так громко и требовательно, что никаких сомнений не оставалось — это либо полицейские, либо пришедшие за невыплаченными долгами судебные исполнители. Ажда сообразила, что, вероятно, произошло, и сразу похолодела от страха. Габриель и его мать — люди хорошие. Проработав с ними много лет, она готова была отстаивать свое мнение относительно этой семьи. Если бы полиция пришла неделю назад, Ажда посчитала бы себя обязанной спуститься и открыть дверь представителям закона. Но теперь, понаблюдав, как сотрудники полиции бесцеремонно роются в офисе и втаптывают в грязь доброе имя всех тех, кто работает здесь, она приняла иное решение. Пусть себе стучат, пока кулаки не разобьют, — она их не впустит.

Габриель поставил факс на пол и перевернул его. На задней панели были гнезда для телефона, провод, а также отверстие для ключа. Ключик он достал из конверта, добытого из-под ящика в столе, вставил его в скважину, повернул и снял крышку аппарата. Как оказалось, внутри лишь треть пространства была занята электроникой и прочими деталями настоящего факса — остальное занимали паспорта с обложками разных цветов и пластиковые пакеты с пачками банкнот в различной валюте. Ажда увидела доллары и евро, турецкие лиры, суданские фунты, иракские динары. Там же лежала толстая пачка кредитных карточек.

— Что все это значит? — спросила она. Упорядоченный мир окончательно разваливался у нее на глазах.

Габриель засунул в карман три паспорта и все наличные деньги.

— На местах, — объяснил он, быстро просматривая кредитные карточки, — мне зачастую приходится вести работу наполовину нелегально. Большинство самых бедных в мире людей живет под властью продажных правительств. Если мы будем играть по их правилам, то ничего не добьемся, а наиболее слабым ни за что не удастся выжить. Вот и приходится время от времени обходить некоторые правила, чтобы можно было делать дело.

Внизу снова забарабанили в дверь, к тому же зазвонил телефон в приемной.

— Я не хочу, чтобы вас угнетали какие-то сомнения, — сказал Габриель, ласково обняв Ажду за плечи. — Если хотите спуститься и открыть дверь, я не стану возражать. Эта война — не ваша. Но моей матери угрожает серьезная опасность, и я должен ей помочь, а вы в силах помочь мне.