Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941 - Михаил Семиряга

Гитлер, конечно же, был в курсе дел своих генштабистов, когда в ходе дальнейшей беседы с Молотовым милостиво предложил Советскому Союзу, назвав его «Российской империей», принять участие в этом дележе мира, обратив свои взоры к Индийскому океану. Затем он оценил мировую ситуацию в таком же духе, как это утром сделал Риббентроп. Наконец, после часовой тирады хозяин позволил включиться в разговор и гостю.

Молотов от имени Сталина заявил, что оба партнера извлекли значительные выгоды из советско-германского договора, но назвал только те из них, которые относились к Германии, а именно: она получила безопасный тыл. «Общеизвестно, что это имело большое значение для хода событий в течение года войны», – продолжал Молотов. Германия получила также существенные экономические выгоды в Польше. «Благодаря обмену Литвы на Люблинское воеводство (советский нарком произносил эти слова так, как игрок обменивает фигуры на шахматной доске) были предотвращены какие-либо трения между Россией и Германией». Далее Молотов отметил, что «германо-русское соглашение от прошлого года можно, таким образом, считать выполненным во всех пунктах, кроме одного, а именно Финляндии. Финский вопрос до сих пор остается неразрешенным»[178].

Затем советский гость поднял следующие проблемы: о значении Тройственного пакта, о «новом порядке» в Европе, о «великом восточноазиатском пространстве» в Азии и о той роли, которая отводится Советскому Союзу в их решении. Он предложил учесть интересы Советского Союза на Балканах, в районе Черного моря, в частности в Румынии, Болгарии и Турции. Отвечая на поставленные вопросы, фюрер заявил, что Советский Союз должен сам высказать свое мнение относительно интересующих его районов, а в Азии он будет участвовать в деле определения «великого восточноазиатского пространства» и заявит о своих притязаниях. По вопросу о Черном море, Балканах и Турции должно быть заключено соглашение между Германией, Францией, Италией и СССР. Фюрер подверг критике «империалистическую политику» Великобритании и США, причем относительно Соединенных Штатов он заявил, что у них «не должно быть деловых интересов ни в Европе, ни в Африке, ни в Азии» и что нужно воспрепятствовать их попыткам «зарабатывать на Европе деньги». «Молотов, – отмечается в записи, – выразил свое согласие с заявлением фюрера относительно роли Америки и Англии. Участие России в Тройственном пакте представляется ему в принципе абсолютно приемлемым при условии, что Россия является партнером, а не объектом. В этом случае он не видит никаких сложностей в деле участия Советского Союза в общих усилиях»[179].

После вынужденного перерыва в беседе, вызванного ожидавшимся налетом британской авиации на Берлин, переговоры были продолжены. По инициативе советской стороны обсуждались финский вопрос и вопрос о Балканах. Молотов отметил, что в соответствии с секретным протоколом к советско-германскому договору о ненападении Финляндия относится к сфере советских интересов и что Советский Союз не имеет причин для критики позиции Германии во время советско-финляндского военного конфликта. Далее советский нарком настаивал на «окончательном урегулировании финского вопроса», не уточняя, что под этим «урегулированием» понимается. На прямой вопрос Гитлера, идет ли речь о новой войне. Молотов «уклончиво ответил заявлением, что все будет в порядке, если финское правительство откажется от своего двусмысленного отношения к СССР и если агитация населения против России… будет прекращена». На вопрос Гитлера, может ли Советский Союз с реализацией своих намерений в отношении Финляндии подождать полгода или год, когда война в Европе закончится полной победой Германии, Молотов, как гласит запись, ответил, что «он не понимает, почему Россия должна откладывать реализацию своих планов на шесть месяцев или на год. В конце концов германо-русское соглашение не содержало каких-либо ограничений во времени и в пределах своих сфер влияния ни у одной из сторон руки не связаны».

После настойчивой просьбы Гитлера изложить все-таки, как Советский Союз мыслит решение «финского вопроса», Молотов заявил, «что он представляет себе урегулирование в тех же рамках, что и в Бессарабии и в соседних странах», т. е. в Эстонии, Латвии и Литве. Гитлер, однако, возражал против такого «урегулирования», ибо оно неизбежно откроет новый театр войны в районе Балтийского моря, в чем Германия совершенно не заинтересована. Кроме того, Германия не сможет получать из Финляндии ценное сырье – никель и лес. Чтобы успокоить советского гостя, фюрер сказал, что он признает Финляндию в качестве сферы влияния России и что «все стратегические требования России были удовлетворены ее мирным договором с Финляндией»[180].

Затем фюрер предложил прекратить дискуссию на эту тему, поскольку она приобретает «исключительно теоретический характер», и предложил перейти к главной для Германии проблеме – созданию «всемирной коалиции заинтересованных держав, в которую войдут Испания, Франция, Италия, Германия, Советская Россия и Япония и которая охватит пространство от Северной Африки до Восточной Азии». Он заявил далее, что эта коалиция объединит всех тех, кто хочет получить выгоду за счет «обанкротившегося британского хозяйства».

При обсуждении проблемы Балкан Молотов, ссылаясь на Крымскую войну и события 1918–1922 гг., назвал Проливы «историческими воротами Англии для нападения на Советский Союз». Он предложил гарантии Болгарии с сохранением существующего в ней внутреннего режима на тех же условиях, на которых Германия и Италия дали их Румынии. После небольшой паузы Гитлер ответил, что ему неизвестно, чтобы Болгария просила Советский Союз о таких гарантиях. Кроме того, ему необходимо знать мнение Италии. Но Германия согласна, чтобы советские военные корабли имели право прохода через Дарданеллы, тогда как для военных кораблей других стран они должны быть закрыты.

Решив, что этот вопрос можно считать закрытым, фюрер снова перешел, по его мнению, к главному вопросу переговоров с Молотовым – о судьбе «обанкротившегося хозяйства Британской империи». Он предложил в предварительном порядке обсудить его по дипломатическим каналам, с тем чтобы затем «еще раз рассмотреть в Москве министрами иностранных дел Германии, Италии и Японии совместно с господином Молотовым»[181].

На этом беседа Молотова с Гитлером завершилась. Вечером 13 ноября 1940 г. по предложению Риббентропа в его бункере переговоры были продолжены. В заключение министр иностранных дел Германии приготовил советскому гостю «бомбу крупного калибра» – проект соглашения между державами Тройственного пакта и Советским Союзом, состоящий из трех статей. В проекте содержались внешне совершенно неуязвимые положения. Утверждалось, например, что цель Тройственного пакта, заключенного между Германией, Италией и Японией 27 сентября 1940 г., состоит в том, чтобы всеми возможными средствами противостоять превращению войны в мировой конфликт и совместно сотрудничать в деле скорейшего восстановления мира во всем мире. Советскому Союзу предлагалось заявить, что он одобряет эти цели и решает совместно с тремя державами выработать общую политическую линию.

Какой уважающий себя государственный деятель не присоединится к подобным благородным целям?

Но далее следовали самые оголтелые, не прикрытые никакими ширмами, предложения. В проекте отмечалось, что все четыре страны обязуются уважать естественные сферы влияния друг друга, не входить и не поддерживать никаких блоков держав, деятельность которых направлена против одного из четырех государств. Для определения их конкретных территориальных интересов предусмотрены следующие секретные приложения. В первом отмечалось: стороны считают, что центры тяжести территориальных интересов находятся: Германии – кроме европейского региона в Центральной Африке; Италии – тоже кроме определенных районов Европы в Северной и Северо-Восточной Африке; Японии – в регионе южнее Японских островов и Маньчжоу-Го[182]. Что же касается Советского Союза, то его заинтересованность в европейских делах просто отвергалась и ему предлагалось избрать экспансию в направлении Индийского океана.

Второй секретный протокол должен был быть заключен между Германией, Италией и Советским Союзом и содержать требование, чтобы Турция политически сотрудничала с ними и чтобы была аннулирована конвенция Монтрё о Проливах, что даст Советскому Союзу неограниченную возможность прохода его военного флота через Проливы в любое время[183].

Комментируя содержание этого проекта, Риббентроп предложил свое посредничество для нормализации отношений между СССР и Японией. Он допускал, что в случае заключения пакта о ненападении между СССР и Японией последняя, по его мнению, может согласиться на то, чтобы Внешняя Монголия (т. е. МНР) и западная китайская провинция Синцзянь стали сферой влияния Советского Союза, и может пойти навстречу советским пожеланиям в отношении нефтяных и угольных концессий на Сахалине[184].