Книга четвертая. Вестник и Весна народов - Роман Вадимович Беркутов

шагом направился к дивану. Он остановился в метре перед Вадимом и низко поклонился.

— Прошу глубочайшее прощение, дорогой друг Ва Дим, что пригласил тебя в это ужасное заведение, — на терпимом русском извинился Ли.

— Да ничего, — отмахнулся Вадим, — здесь очень приветливый персонал.

Ли тяжело вздохнул и сел рядом на диван, поправив на первый взгляд простой плащ, под которым прятал вещи императорского сановника.

— Это заведение, свидетельство нашего позора! Раньше Мама Хорри, — Ли кивнул в сторону старушки за барной стойкой, — занималась акупунктурой.

— А кто тогда одинокая Лилу? — с опаской спросил Вадим.

— Это парализованная девочка на верхнем этаже. Ужасные британцы пользуются тем, что она ничего не чувствует, — Ли шмыгнул носом, а Вадиму стало так плохо, что он с трудом сдерживал слезы смеха.

— Ли, прости, но кто-то открыл целый публичный дом с одной девочкой?

— Ты не смотри на убогое убранство, иногда за раз к ней приходят по десять богатых англичан! — серьёзно заявил Ли, — я же выбрал это место, потому что Хорри мне лечит спину и здесь нас никто не услышит. Ты все привез?

— Я проплыл к тебе полмира и все привез, — чтобы удержаться от смеха Вадим повторил за Ли.

— Тогда мне потребуется от тебя помощь. Моих людей знают и просто так не подпустят к банде контрабандистов. Помоги проникнуть к ним в логово и я не забуду.

— Вы не можете к ним попасть?

— Нужно попасть тихо, они держат в заложниках детей местных рабочих, если поднимется шум, то они могут пострадать, сбежится гарнизон англичан и весь план считай пропал.

— Хорошо, я помогу, согласился Вадим и спросил, — если ты так переживаешь, то почему не выкупишь Лилу и Хорри?

— Как императорский чиновник я не могу быть запятнан в подобных вещах. Но я могу скромно попросить тебя?

— Прости Ли, но я честный торговец оружием и опиумом, рано мне пока торговать людьми, — извинился Вадим, на что Ли печально кивнул.

Глава 9

Когда Вадим и Ли выходили из публичного дома "Одинокая Лилу", то они разминулись с группой из семи китайских карликов.

Они договорились встретиться у моста на остров контрабандистов. Рядом встал "Вестник", Романов готовился прикрыть отступление, на случай, если что-нибудь пойдет не так.

Людей на операцию брали по минимуму. Человек от Вадима, сам Вадим и человек от Ли. Чтобы пробраться на базу контрабандистов Ли подкупил доставщика еды, который в бочках отвозил рис, копченое мясо и овощи. Вот в этих бочках они и спрятались.

Вадим боялся лишний раз пошевельнуться, чтобы не раздавить стенки. Доски под ним так и трещали.

— Ух, — продавец с парой грузчиков загрузили бедную телегу и отправился к острову. По разбитой мощёной дороги сильно трясло и внутри пахло луком.

— Стоп, — скомандовал голос.

— Но это груз для господина Гао, — забеспокоился продавец.

Вадим через щель в досках разглядел вооружённого саблей бандита с красном поясом. Рядом с ним стояли босоногие дети.

— Я знаю, что это, — ответил бандит, — дальше мы сами.

— Но, но я не могу оставить телегу! — торговец попробовал уговорить бандита.

— Дальше. Мы. Сами. Вот твои деньги, — бандит бросил мешок денег на дорогу. Монеты со звоном рассыпались и покатились по мостовой, — а теперь убирайся. Дети, разгружайте телегу!

— Да, господин, — дети подошли к телеги, снимать бочки.

— И спускайте аккуратно! Не дай будда, хоть что-то сломается или просыпаться, я вас бамбуком отхлестаю!

— Сегодня, бочки, тяжелая, — прозвучал писклявый голос на ломаном китайском.

С кряхтением дети потянул бочки, пока не дошли до той, что была с Вадимом. Вадим почувствовал, как мир покачнулся. Кхряк. Раздался влажный хруст детской спины. На весь мост заверещал писклявый голос:

— А! МОЯ МАЛЕНЬКАЯ СПИНА СИЛЬНО БОЛЕТЬ!

Бочка с грохотом упала на землю, а Вадим как лягушка в банке, попытался ее сбалансировать.

— Ах ты сучий сын! — раскричался бандит. В воздухе свистнул хлесткий удар бамбукового прутика.

— А! Как болеть моя попа! — заверещал мальчик, — но спина болеть сильнее!

— Тьфу, — сплюнул бандит на землю, — несите теперь и его. И с бочками аккуратнее! Аккуратнее я говорю. Не хочу потом есть свинину со вкусом дорожной пыли.

Бочку с Вадимом обступили ребята.

— Раз, два, взять! — раздались голоса, и бочка тронулась, — мама, роди меня обратно, как это тяжело!

Вадим не засекал сколько по времени его несли дети, но за эту дорогу он успел узнать много ругательств на мандаринском, видимо из-за тумана истории не дошедших до него раньше.

Груз с едой внесли и оставили на темном складе. Бандит отправил детей в комнату, а сам принялся открывать бочки. Конечно, ему стало интересно, что же такого тяжёлого было в бочке с Вадимом, и ее он открыл первой, что стало его последней ошибкой в жизни. Вадим одним ударом пальца в глаз, достал до сморщенного от опиума мозга бандита и проделал там сквозное отверстие.

— Какая гадость, эти ваши заливные мозжечки, — Вадим вытер палец об пояс бандита и пошел помогать товарищам вылезти.

— Тихо, — предупредил Вадим, вытаскивая бойцов из бочек.

Он хорошо видел в темноте, поэтому взял обоих за руку и потащил к двери, через которую зашел бандит. Древнее здание, которое заняли контрабандисты, раньше служило храмом будды. От склада шел длинный коридор, который соединял жилые комнаты и главный зал. За простенькой дверью закрытой снаружи на шпингалет шуршали детские голоса. Вадим убрал шпингалет и открыл дверь. В темной комнате с заколоченными окнами кружком сидели дети. При виде Вадима они разбежались по углам. В центре же остался стоять стул, на котором разлегся мальчишка с неестественно выгнутой спиной. Стула не него полностью не хватало и со стороны все выглядело так, словно ему хотели вправить спину.

— Тихо сидите, — строго сказал Вадим на мандаринском, показав револьвер, и вышел. Теперь, когда он знал где держали детей, то задача становилась на порядок легче.

Они прошли по коридору до большого зала, в центре которого стояла медная статуя будды. Контрабандисты разрисовали статую похабными записями и разлеглись вокруг. В зале пахло смесью из немытых тел, опиума и благовоний, и Вадим бы не сказал чем пахло хуже.

Бандиты лениво дрыхли,