Изумруд - Алина Политова

этого противоречия у нее родилась собственная логика, собственная мораль,

которая отличается от морали большинства людей. Она человек очень благородный и,

кажется, не способный на сознательное зло, но порой она совершает такие гадкие поступки, которые даже я не в силах понять. Но в этом-то и фокус. Надо

быть Рене, что бы понять, почему она поступает так а не иначе. С ее

собственной позиции — она делает благо. Но слишком часто благо это приходит на

острие бритвы… Ладно, Клер, кажется ты далека сейчас от всего этого, я выключаю радио. — Он покачал головой и устало вздохнул. — Просто не расслабляйся рядом с ней, хорошо? Вот и все о чем я прошу. Наши с Рене симпатии почему-то часто совпадают, поэтому я тоже немного привязался к тебе. Не хочу, чтобы она случайно тебя погубила, понимаешь? — Поль наконец-то снова поднял на меня глаза и добавил: — Но не забывай, мы почти враги с тобой, девочка. Не знаю как я поступлю, если ты попытаешься утащить Рене в свою жизнь.

— Там она мне будет не нужна. — Прошептала я. Подумав про себя, что СВОЕЙ жизни

у меня никогда не было и не будет. Во всяком случае, в этой СВОЕЙ жизни я и

сама-то себе буду не нужна. — Я никогда не сделаю ничего против тебя.

— За это ты должна требовать награду. Не знаю что вы при этом чувствуете, но сейчас кажется мне хочется этого самому. — Он улыбнулся краем рта, слегка потянул

меня к себе, я послушно и благодарно упала ему навстречу и тут же

впилась в его губы. С такой страстью и нежностью могла бы целоваться, наверное,

только монашка, сойди к ней ночью ее возлюбленный идол, которому берегла она

свою невинность. Да, как это ни дико звучит, в том сладком исступлении, с

которым я целовала Поля, было что-то от благоговения. Будто мне позволили

прикоснуться к святыне. Никогда ни до ни после я не испытывала такого странного

ощущения. Я не верю во всякие сверхъестественные вещи, но даже сейчас, вспоминая

о Поле, я думаю, что может быть, он был ангелом на самом деле? Это многое

объяснило бы, да…

Вечность закончилась когда я начала задыхаться. Мои глаза все еще были блаженно

закрыты, но я чувствовала, что Поля уже нет. Будто невидимую тончайшую накидку

сдернули с окружающего мира, и снова все стало на свои места. Только я

продолжала сидеть как дурочка с закрытыми глазами и жадно впитывать в себя этот

воздух, которым совсем недавно дышал мой идол. А это было только начало

безумного безумного дня…

С наступлением темноты парк преобразился. Сотни, а может тысячи маленьких

разноцветных фонариков превратили дом в настоящий сказочный замок. Парк сиял и

искрился множеством бенгальских огней в руках быстро пьянеющих

прекрасных нимф, тела которых в этом освещенном мраке ночи становились похожи

на шедевры гениального скульптора. Какая-то странная мистическая аура, царившая

в эту ночь в Изумруде и эта красота вокруг превращали обычную попойку в

восхитительное зрелище. Мне казалось, что я попала в один из своих детских снов, в

сказочный нереальный мир, где возможно любое чудо, и где сам воздух пропитан

тайной и волнующей негой. Откуда-то лилась музыка. Не та, которой радуют нас

радиостанции, а другая, со странным будоражащим ритмом, совсем мне не знакомым. Некоторые пытались танцевать под нее, в каком-то трансе переставляя ноги

и вращая руками, другие уже валялись вокруг бассейна, неспешно изучая друг

друга. И конечно выпивка рекой, смех — неизменный фоновый шум Изумруда, и плеск

воды в бассейне. Барби попыталась вылить мне в коктейль какую-то подозрительную

жидкость, радостно убеждая, что гадость "совершенно безвредна, а кайф будет до

самого утра", но я вежливо отказалась. После второго бокала выпивки голова моя и

так гудела, поэтому я разумно рассудила, что лишний кайф будет именно лишним. Я

чувствовала себя прекрасно. Как зачарованная бродила между столиков и вдоль

красиво подсвеченного бассейна, пялилась на людей, то и дело натыкаясь на новые

незнакомые лица — в этот день откуда-то понаехала целая толпа — и искала хоть

кого-нибудь из старых постояльцев, чтобы пропустить в их компании еще бокальчик.

Пару раз какие-то личности с обнаженными торсами пытались страстно запихнуть мне

в рот свои языки, но я кусалась, неизменный Дионис многозначительно просовывал

свою морду с обнаженными клыками из-за моей ноги, и парни быстро отваливали,

решив видимо, что я здесь нахожусь исключительно для удовлетворения

четвероногих.

Рене отыскалась на исходе моего третьего коктейля. Моя ненасытная лапа

потянулась к очередному бокалу, когда над парком пронесся ее звонкий голос,

усиленный в несколько раз микрофоном.

— Товарищи депутаты! Прошу слова! — Выкрикнула она. Я повернулась вместе со

всеми и увидела Рене, стоящую на столе. Она была в дурацком длинном белом

платье, которое после привычных джинсов делало ее фигуру смешной и нелепой.

— Приём! — Еще громче крикнула девчонка, заставляя даже самых занятых

оторваться от своих партнерш. — Я хочу напомнить вам про повод к сегодняшней

пьянке! Я, конечно, понимаю, что напиваться мы можем каждый день, но когда есть

повод — это особенно приятно, верно?

Одобрительный гул.

— Ну да, я тоже так думаю… Тем более что сегодня повод особенный — у нашего

общего друга день рождения. Многие даже знают его весьма и весьма близко,

практически это неизменный член нашей вечно меняющейся семьи, поэтому сегодня

приехали его поздравить даже те, кто давненько в Изумруд не наведывался. И вот я

от имени нас всех сейчас поздравляю Джулиуса! Здесь должны быть аплодисменты…

Аплодисменты, визг, крик, звон бутылок и бокалов.

— Ну и конечно мои персональные поздравления моему любимому мужчине, — интимно

добавила Рене, скорчив уморительную рожицу и кокетливо помахав пальчиками

кому-то внизу.

Народ загалдел еще громче, чья-то рука сильно хлопнула Рене по заднице, в ответ

она пихнула смельчака ногой. Оказалось, что это и был Джулиус. Вероятно, пинок

не охладил его намерений, потому что Рене вдруг взвизгнула и с криком "Уберите

этого развратника!" отскочила на другой конец стола. Убедившись в том, что

опасность миновала, она снова обратилась к толпе:

— Итак, господа, что же мы имеем подарить нашему обожаемому ненаглядному

Джулиусу?

Подождав пока поток веселой похабщины, обрушившийся со всех сторон иссякнет,