Пепел и пыль. История о храбрых воинах и принятых ими решениях, которые влекут за собой самые неожиданные последствия - А. Усович

– Спасибо, – шепчу я.

– Оглядись. Ты должна заметить кое-что странное.

Делаю, как говорит Анита.

Улица безлюдна, а потому «странное» в глаза бросается сразу. Бездомный, в рваной одежде и с картонным стаканчиком в ногах сидит в паре метров от меня, прислонившись к бордюру. Его лицо скрыто за длинными спутанными волосами и капюшоном.

– Он? – уточняю я у Аниты.

И бездомный тут же вздрагивает, будто я обращаюсь к нему.

– Программа воспринимает любые твои слова. Осторожнее. Но да, это он.

Я крепче сжимаю пистолет в руке, напоминая себе о том, что а) я вооружена и б) это всё не по-настоящему.

– Это не человек, – говорит Анита.

Оно и понятно. Ведь было бы странно, если бы программа настраивала меня на убийство людей.

Я заставляю себя поверить в то, что ничего не боюсь:

– Эй!

Бездомный снова дёргается.

– Уважаемый! – зову я.

– Уважаемый? – смеясь, переспрашивает Анита.

Ладно, попытка номер два. Надо вспомнить, как там говорят в полицейских сериалах…

– Встаньте и поднимите руки над головой, – я вывожу пистолет перед собой. – То есть, заведите за голову!

Анита в моей голове долго выдыхает. Кажется, так она пытается скрыть свой смех. А вот бездомный слушается. Он встаёт на ноги, не поднимая головы.

Сначала ничего не происходит. А затем он в одном прыжке сокращает расстояние между нами и сносит меня с ног. Я больно ударяюсь головой об асфальт, но до последнего держусь, чтобы не закрыть глаза.

Знаю, если закрою их – отключусь.

Зрение никак не хочет концентрироваться. Я выставляю руки перед собой, упираясь в плечи бездомного. Чувствую, как под ладонями что-то двигается. Раздаётся треск – с таким звуком обычно лопается одежда. Наконец различаю не размытое пятно, а лицо. Точнее – морду. Это уже не человек, но ещё и не волк; что-то среднее, и от этого ещё страшнее.

У меня есть пистолет, но я не могу выбраться из-под оборотня.

Он слишком силён.

А вот я слабая.

– Слава, сопротивляйся, – говорит Анита.

Она больше не смеётся.

Оборотень надо мной извивается, словно змея. Клацает зубами в сантиметрах над моим лицом. Я не понимаю, откуда во мне столько физической силы, что на вытянутых руках я всё ещё могу сдерживать его. И всё же в этом мало толку – так я не смогу выстрелить. Вспоминаю про нож, который сунула за пояс джинсов. Его вытащить мне удастся только в том случае, если я уберу одну руку, но тогда оборотень, скорее всего, сожрёт моё лицо.

Его слюна и так уже затекает мне в нос.

Лишь бы не стошнило.

В голову приходит единственно верное решение. Я видела это в передачах про собак, точнее, про их тренировку, где кинологи надевают на предплечье специальный мягкий нарукавник и выставляют его перед собой.

Жаль, конечно, что у меня нет такого нарукавника.

В одно мгновение убираю правую руку, а левую сгибаю в локте, прикрывая лицо. Раньше, чем достаю кинжал, на предплечье смыкаются мощные челюсти.

Кричу от боли, слёзы застилают глаза.

Теперь нож у меня в ладони.

Я наношу удар.

Всё гаснет, когда я начинаю захлёбываться собственной кровью, которая тёплыми каплями орошает моё лицо.

Новенькая. Глава 7

– Слава?

В глаза бьёт свет, когда Анита снимает шлем с моей головы. Пока я расслаблено выдыхаю, она толкает меня в плечо, переворачивая, и отцепляет датчик.

– Ты умница, – говорит Анита. – С наклонностями суицидника, конечно, но умница.

Лежу на боку и смотрю на левую руку. Ни укусов, ни царапин, ни крови. Это было не по-настоящему. Имитация. Но боль такая сильная! Продолжаю таращиться на руку, всё ещё не понимая, чему верить: глазам, которые видят её живую, или воспоминаниям, которые продолжают проигрывать в голове последние секунды программы?

– Они всегда такие агрессивные? – спрашиваю я. – Оборотни?

И не узнаю свой голос. Сиплый. Слабый. Откашливаюсь, переворачиваюсь на живот. Выпрямляю руки, поднимаю корпус. Левая, от плеча и до кисти, идёт мелкой дрожью. Приходится ускориться, чтобы встать раньше, чем тело предаст меня, и я плашмя упаду обратно.

– Только те, у которых нет стаи. Отшельники, омеги. Такие оборотни быстро теряют разум, превращаясь в диких животных.

Рука пульсирует ноющей болью, но когда Анита спрашивает, чувствую ли я что-нибудь, отвечаю, что всё нормально. Не сказав больше ни слова, выхожу в коридор. Тут никого. Видимо, ребята ушли в тренировочный зал. На ватных ногах плетусь туда. Спарринги в самом разгаре: со всех сторон доносятся удары вперемешку с голосами, которые для меня быстро сливаются в один сплошной шум.

Перед глазами до сих пор морда оборотня.

Или лицо.

Я не знаю.

Обхожу помещение по периметру и тогда понимаю, что самый более-менее тихий угол здесь – сектор с оружием. Иду туда, сажусь на пол, прислоняясь спиной к зеркалу, пытаюсь успокоиться. Его жёлтые зубы с такой силой вцепились в моё предплечье, что, будь это все реальностью, я бы попрощалась с рукой навсегда. А может и с жизнью.

Вот так просто: одна ошибка – и я труп.

Растираю руку, массируя мышцы пальцами. Боль не собирается уходить. Более того, она поднимается выше и вот уже захватывает плечо. Рука немеет. Затем горит огнём. Большого труда мне стоит отвлечься от своих ощущений и поднять глаза на нежданного гостя.

В проёме между стеллажами замер Бен.

– А я думал, выглядеть более жалко ты уже не сможешь, – произносит он.

Его слова немного приводят меня в чувства.

– Терпеть тебя не могу, – бормочу я. – А ведь мы знакомы меньше недели! Что будет, если я останусь? Мы убьём друг друга?

– Ненависть – хорошее чувство, – Бен пожимает плечами. Дёргает ногой, будто пинает что-то в воздухе. – Намного сильнее любых других.

– Но я не ненавижу тебя. Ты меня просто бесишь… Не знаю… На клеточном уровне.

– Взаимно. – Бен подходит ближе и приседает на корточки. – Только реветь не вздумай, ладно? – Просит он.

Я делаю вид, что не слышу его просьбы и спрашиваю:

– Что было в твоей программе?

– Сирены, – Бен морщит нос. – Целая банда. Ненормальные какие-то. Одна ранила меня в плечо осколком от пивной бутылки.

Мысль о том, что идеальному Бену тоже пришлось несладко, действует на меня как лёгкое обезболивающее.

– А у тебя что?

– Бомж-оборотень.

– О-о-о, – понимающе протягивает Бен. – Первый уровень. Помню его. Ну, и как ты справилась?

Перед ответом я зачем-то демонстрирую ему свою целую руку.

– Лишилась конечности, но, кажется, вспорола ему брюхо.

Бен смотрит на мою руку, затем на меня, потом снова на руку. Ухмыляется.

– Отвага и безрассудство, да, коротышка? – спрашивает он. Затем, не дождавшись ответа, выпрямляется. – Пошли. Перерыв десять минут, потом снова к оборотню.

Новость огорошивает меня. Вернуться в имитационную комнату я планировала не раньше, чем дам клятву (в случае выбора в пользу защитников). Поднимаюсь на ноги уже на автомате. Мозг окончательно отключается, и на смену всем прочим ощущениям приходит мёртвый покой.

Боль в руке тем временем захватывает всё тело.

***

В этот раз в обед меня берут с собой в столовую. Она находится на втором этаже, между общей гостиной и корпусом миротворцев, и совсем не похожа на ту, в которой мы питаемся в школе. Тут в четыре ряда стоят длинные деревянные столы и стулья с высокими спинками, а также отсутствует прилавок или раздача, где обычно кухарки накладывают тебе в тарелку то, на что ты сам ткнёшь пальцем. Вместо этого из небольшого окошка сразу выдаётся поднос с готовой едой. А, главное, платить ни за что не надо.

Мы размещаемся за крайним слева столом, у самых окон. Я сажусь между Марком и Ниной, напротив меня – Полина. Один стул рядом с собой она оставляет свободным, не давая сесть туда даже подошедшему Ване. Тогда он выбирает место с другой стороны.

– Мы ждём кого-то ещё? – интересуюсь я.

Тут Марк, Бен, Нина, Полина, Лиза, Ваня. Рэм с Виолой сидят через несколько мест от нас; когда мы пришли, они уже доедали свой обед. Лена всё ещё отлёживается в комнате, ей еду приносят отдельно.

– Ага, – подаёт голос Бен. Он сидит по левую руку от Марка. – Полининого жениха.

Что-то в тоне, которым он произносит последнее слово, заставляет меня усомниться в его объективности.

– Бен, сделай одолжение – замолкни, – говорит Нина.

Полина же никак не реагирует, лишь привстаёт и смотрит над нашими головами. Я быстро поглощаю суп и рис, даже не чувствуя вкуса пищи. Отдаю рыбу, на которую у меня аллергия, изъявившему желание Бену. Мне приходится постараться, чтобы скрыть дрожь в правой руке – той самой, которой я за последние часы уже несчётное количество раз вскрыла живот оборотню в имитационной комнате. А левая уже не болит. Точнее, я её вообще не чувствую.