Все ведьмы – рыжие - Елена Звёздная

– Действуй, – скомандовал Стужев.

Сказочное создание растворилось в воздухе. Ромка захныкал, Стужев обратил внимание на скатерть и направил на меня выразительный взгляд.

– Я ее все равно взяла постирать, – оправдалась тут же, – к тому же Ромка так ее не испачкает, как вы, стадо бугаев фэнтезийных.

– Маргоша-Маргоша, – с усмешкой произнес Князь, затем прошел, сел за стол напротив Ромки и спросил: – Чего есть будем?

– Гьечку, – грустно сообщил ребенок.

Князь задумчиво посмотрел на скатерть, на Ромку, потом на меня и спросил:

– За неимением крылатой спрошу у тебя – такие мелкие чем питаются?

– Едой, Стужев! – рявкнула я.

Укоризненный взгляд на меня и обращенное к скатерти:

– Ребенок народности людь, возраст года полтора…

– Тйи! – обиделся Ромка.

– О, да ты мужик, – восхитился Князь, – скатерть, возраст три года.

И тут чудесное творение ручной вышивки, грустно спросило:

– А волшебное слово?

– Быстро! – грубо приказал Стужев.

И вот тут чудо случилось уже у меня! Перед Ромкой, сдвинув тарелку с гречкой, возникла глиняная расписная тарелка с супом! И ложка деревянная! И тарелка с хлебом румяным и свежим! И плошка со сметанкой!

– Мама, – прошептала я, привалившись к раковине, чтобы не упасть.

– Самабака! – заорал счастливый Ромка, двигая гречку вообще подальше от себя.

– Суп? – задумчиво вопросил Князь. – А молоко, там? Бутылочка? Смеси?

– Сиси? – ехидно вставила скатерть.

– Да брось, на такое ты не способна, – отмахнулся Стужев.

Из скатерти медленно полезло… вымя, коровье, сосками вверх!

Я застыла, Ромка забыл про суп, Князь, хохотнув, сказал:

– Все, прости, не хотел обидеть.

Вымя втянулось в сукно, скатерть самодовольно заявила:

– То-то же.

Князь сделал вид, что ничего не слышал, а Ромка, схватившись за ложку, начал есть, довольный такой! Я подошла, села рядом, поставила ему сметанки и хлеб в левую ручку всунула, ну и салфетки достала, куда без них, поросеныш он у меня конкретный, потому что маленький еще.

– Рит, а ты что будешь? – спустя несколько минут поинтересовался Стужев.

Я задумчиво на него посмотрела, а Ромка, прожевав, выдал:

– Пюе!

– Это вообще что за блюдо? – проявил совершенное незнание дитячьего сленга Князь.

Скатерка оказалась умнее:

– С грибами? – вопросила она.

– Спасибо, можно и с грибами, – прошептала я.

Широкая глиняная тарелка возникла передо мной. На коричневой поверхности возвышалась горка пюре картошки, желтенькой такой, рядом горка жаренных со сметаной грибов, и еще салат из помидоров с огурцами!

– Мне, как всегда, – сделал «заказ» Стужев.

Широкая тарелка из белого фарфора, нож и вилка серебряные, мясо-гриль, рис белый рассыпчатый, листья салата, морские гребешки, три маленькие пиалочки с соусами.

Князь встал, помыл руки и с грацией аристократа приступил к ужину. Мясо, сочное с кровью, было отрезано небольшим кусочком, затем наколото на вилку, туда же накололи стручок чего-то темно-зеленого, обмакнули все это в соус и протянули мне со словами:

– Будешь?

– Нет, спасибо. – Я встала, взяла вилку и, вернувшись, тоже начала есть.

А потом Ромка сказал:

– И мозьна майозенку.

Стужев на слова Ромочки отреагировал странно. Внимательно посмотрел на него, потом на меня, мне же и было сказано:

– Я, конечно, не специалист в вопросах детского питания, но не рано ли этому шкету давать «морозенку»?

– Майозенку, – зачем-то поправила я. Потом, опять непонятно с чего, вдруг начала объяснять: – Понимаешь, был момент, когда Катя, мама Ромки, поступила… – я запнулась и прошептала: – Не очень хорошо. Она потом одумалась и исправилась, но какой-то комплекс остался, и теперь Ромке разрешает все, в том числе майозенку.

Почему-то Князь выслушал очень внимательно, и выражение лица было серьезным, а вывод:

– Значит, майозенку… я правильно сказал? – Молча кивнула. – Ага, то есть майозенку ребенку можно, а нормально кормить его мать отказывается? Хорошая попытка списать все на «чувство вины»!

Я оторопела, скатерка решила вмешаться:

– То есть майозенку я готовила зря?!

– Ну почему же, я съем, – невозмутимо ответил Стужев, продолжая пристально смотреть на меня.

В этот миг его уже пустая тарелка исчезла, а на ее месте явилось новое блюдо… Грибная поляна из шоколадного и сливочного мороженого, озерцо зеленоватого желе, в котором застыли рыбки из сухофруктов, и все это припорошено белым шоколадом.

– Майозенка моя! – с ходу сориентировался Ромка.

– Отлично, а я Риту забираю, – вставил Князь.

Ромочка насупился, даже кулачки сжал и выдал:

– Йита моя!

– Явно прослеживаются еврейские корни, – задумчиво произнес Стужев. – Дите, еще раз, медленно и с расстановкой – тебе майозенка, мне Рита, заметь, ты получаешь лучшее.

Малый подумал и уверенно сказал:

– Йома!

Стужев вопросительно глянул на меня. Перевожу:

– Он не «дите», он Рома.

Князь невозмутимо протянул руку, Ромочка смущенно-удивленно-восторженно ее попытался пожать, Стужев выдал:

– Приятно познакомиться, я Алекса… дядя, в общем.

– Почему «дядя»? – удивилась я.

Отняв руку у ребенка, который активно увлекся пожиманием, Стужев наклонился ко мне и прошептал:

– Так если он свое имя исковеркал до неузнаваемости, представляешь, что с моим сделает? Так что пусть будет «дядя».

С трудом сдержала улыбку, нет, ясно, что Стужев сейчас просто прикалывается, но умеет же.

– Ладно, держи майозенку. – Князь протянул ребенку блюдо с кулинарным шедевром.

Но Ромка радоваться не спешил и, подозрительно глядя на Стужева исподлобья, хмуро напомнил:

– Йита моя!

– Жмот, – прокомментировал Стужев.

Ромка молча и требовательно посмотрел на меня, ожидая перевода непонятного слова. Я подумала и сказала:

– Живот. У дяди болит животик.

Малыш удовлетворенно кивнул и, взяв ложку, приступил к первому грибочку, Стужев же полностью развернулся ко мне и, не скрывая подозрительности, протянул:

– Так, а ты уверена, что правильно перевела мне слово «Йома»? Ибо возникли у меня смутные сомнения в качестве твоей компетентности как переводчика.

Я посмотрела на Ромку, дорвавшегося до желе и рыбки из кураги и, несмотря на занятость, прислушивающегося к разговору, посмотрела на Стужева и прямо спросила:

– Князь, а зачем ты собственно, няшка злодеистая, явился?

Серые глаза потемнели, с лица исчез даже намек на улыбку, и у меня грубо спросили:

– Марго, я тебя оскорблял?!

Ой, ой.

– Прости, – выдавила с трудом, – так зачем ты пришел?

Мрачный взгляд продолжал неприязненно буравить мое лицо. Затем Стужев соизволил дать ответ:

– Ты мне нужна сегодня.

– Йита моя, – напомнил недремлющий Ромка.

Я подтвердила кивком. Князь ответил злой ухмылкой и потребовал у скатерти кофе. Мы посидели в тишине, пока отечественное фэнтези глотало черную горькую жидкость, а потом Стужев соизволил задать вопрос:

– Маргош, у тебя платье есть?

Чуть подавшись к нему, я громко прошептала:

– Стужев, ты не поверишь, я – девушка!

– Намекаешь, что оглашение твоей половой принадлежности я обязан логически связать с имеющимися в твоем гардеробе платьями? Но, Маргош, я тебя ни в одном не видел, так что вопрос обоснован.

Мы с Ромкой переглянулись, малый показал некоторым коричневый от мороженки язык, я бы тоже кое-что показала, но не буду.

– Есть платье, – хмуро ответила Князю.

– Длинное? – продолжил вопрос Стужев.

– Нет, – нехотя созналась.

Не люблю длинные юбки.

Укоризненный взгляд и ехидное:

– А говоришь «девушка». Хотя я заподозрил неладное, едва ты выразила сомнение во всеобщей ориентации нашей группы. Знаешь, у кого что болит… – и такая многозначительная пауза.

Сложив руки, я направила пристальный взгляд на эту не в меру самоуверенную харю. Он сам начал, я вообще молчала.

– Прости, Князь, – мило улыбнулась, – видишь ли, я скрывать и не собиралась, а вот твоя скрытность вызывает грустные мысли по поводу трусости…

Договорить не успела – послышался звук проворачиваемого в двери ключа, затем скрип, а после на всю квартиру раздалось:

– Ромочка!

Малый радостно заорал:

– Мама-а-а!

Князь стремительно поднялся, обошел стол, подхватил малого и опустил его на пол – Ромочка умчался к неожиданно пришедшей Кате. Стужев с совершенным спокойствием произнес:

– Уменьшись.

Скатерть сжалась до носового платка и была спрятана в карман фэнтезийщика. За все это время я не успела сказать ни слова, зато успел Князь – склонившись надо мной, он с усмешкой произнес:

– Меня нет.

Я все так же сидела, когда в кухню ворвалась Катя – с пакетами из магазина и стопкой каких-то книг.

– Риточка, – затараторила она, – знаешь, сидела на работе, и как накрыло – зачем мне эта шубка? Знаешь, этот вещизм, он же ни к чему хорошему не приводит, а дети…