Из воспоминаний сельского ветеринара - Джеймс Хэрриот

— Пока вы тут, я хотела бы упомянуть еще об одном, что меня тревожит…

Вновь он предстал перед письменным столом. Мисс Харботтл погрозила ему пальцем.

— Пока вы тут, я хотела бы упомянуть еще об одном, что меня тревожит. Посмотрите на ежедневник. Видите эти полоски, которые заложены между страницами? Каждая означает что-то непонятное, а их ведь десятки! И пока я не получу от вас объяснений, у меня нет возможности что-либо сделать. А когда я вас спрашиваю, у вас никогда не находится времени ответить. Не могли бы вы посмотреть эти места сейчас?

Зигфрид молниеносно попятился.

— Нет, нет, только не сейчас! Я ведь сказал: несколько срочнейших вызовов. Мне очень неприятно, но придется отложить до другого раза. Как только у меня выберется свободная минута, я тотчас же…

Он ощутил у себя за спиной дверной проем и, бросив прощальный взгляд на массивное воплощение укоризны за письменным столом, повернулся и мгновенно исчез из виду.

Сверяя список вызовов, я подумал, что нынче Зигфрид почти не смахивает на провинившегося школьника, хотя и находится в одной комнате с мисс Харботтл. Начать с того, что на этот раз он не направился прямо к столу, что всегда было губительным, — он терпел поражение, едва переступал порог. Нет, не дойдя до стола нескольких шагов, он резко свернул в сторону и остановился у окна, спиной к нему. В результате она была вынуждена чуть-чуть повернуть к нему голову, а он к тому же стоял спиной к свету.

Засунув руки в карманы, Зигфрид прислонился к оконной раме. Он принял свой долготерпеливый вид: глаза излучали доброту, а лицо озаряла улыбка неизъяснимой святости. Глаза мисс Харботтл сузились.

— Я хотел бы поговорить с вами, мисс Харботтл. Обсудить пару мелочей. Во-первых, ваш денежный ящик. Очень милый ящик, и я считаю, что, учредив его, вы поступили совершенно правильно, но, полагаю, что вы первая согласитесь, что главная функция денежного ящика заключается в том, чтобы в нем были деньги. — Он засмеялся. — Так вот, вчера я принял тут несколько собак и владельцы пожелали расплатиться наличными немедленно. У меня не было мелких денег, и я пошел взять их из вашего ящика — но он был абсолютно пуст. Мне оставалось только сказать, что я пришлю им счет, а ведь так дела не делаются, не правда ли, мисс Харботтл? Это наводит на ложные выводы, а потому я вынужден просить вас держать какие-то деньги в вашем денежном ящике.

Глаза мисс Харботтл изумленно раскрылись.

— Но, мистер Фарнон, вы забрали все его содержимое, чтобы поехать на охотничий бал в…

Зигфрид поднял ладонь, и его улыбка стала уж вовсе не от мира сего.

— Прошу вас, дослушайте. Есть еще совершеннейший пустяк, на который я все-таки хотел бы обратить ваше внимание. Сегодня десятое, а счета еще не разосланы. Весьма нежелательная ситуация в нескольких отношениях…

— Но, мистер Фарнон!..

— Минуточку, мисс Харботтл. Сейчас я все вам объясню. Давно известно, что фермеры охотнее оплачивают счета, если получают их первого числа. И есть еще один, даже еще более важный фактор. — Светлая улыбка угасла и сменилась грустной серьезностью. — Вы никогда не пытались подсчитать, сколько процентов мы теряем потому, что эти деньги лежат не на нашем счету в банке, а остаются невостребованными, так как вы запаздываете с рассылкой счетов.

— Мистер Фарнон!..

— Я уже почти кончил, мисс Харботтл, и, поверьте, мне крайне грустно говорить все это. Но дело в том, что мне просто не по карману терять деньги подобным образом. — Он развел руками с чарующей искренностью. — Если вы только приложите немножко усилий, я уверен — все будет хорошо.

— Может быть, вы объясните мне, как я могу рассылать счета, когда вы отказываетесь написать…

— В заключение, мисс Харботтл, разрешите мне сказать следующее: я весьма удовлетворен тем, как вы показали себя с тех пор, как поступили к нам, и я убежден, что со временем вы справитесь и с пустяками, о которых я только что упомянул. — В его улыбке появилось милое лукавство, и он наклонил голову набок. Сильные пальцы мисс Харботтл крепко сомкнулись на тяжелой линейке черного дерева.

— Компетентность! — сказал он, и вокруг его глаз лучами разбежались веселые морщинки. — Вот что нам необходимо — компетентность!

Держа под мышкой внушительный пакет с дарами радушной фермерши, лестницу я взял одним прыжком, пронесся по коридору до поворота и остолбенел: вжавшись в стену, там, точно каменный истукан, стоял Зигфрид. С его плеча свисал длинный гибкий кожаный зонд для прочистки пищевода. Нас разделяла открытая створка двери, за которой позади письменного стола маячила мисс Харботтл. Я весело взмахнул рукой.

— Э-эй! Чей-то бык подавился?

Лицо Зигфрида мучительно исказилось. Он предостерегающе поднял ладонь и, балансируя на цыпочках точно канатоходец, начал красться мимо двери. Он уже благополучно миновал ее, как вдруг медный наконечник зонда громко стукнул по стене и, словно в ответ, из оставшейся позади роковой двери донеслось знакомое покашливание. Зигфрид метнул в меня исполненный отчаяния взгляд и, ссутуля плечи, медленно повернулся и вошел в комнату.

Глядя ему вслед, я с некоторым изумлением осознал, какой оборот приняли события после водворения у нас секретарши. Теперь дело дошло до открытой войны, и возможность наблюдать за тактикой противников добавляла к жизни немного перчика.

Вначале казалось, что победа достанется Зигфриду без особых усилий. Как-никак, мисс Харботтл служила у него, он держал в руках бразды правления, и, казалось, ей нечего было противопоставить его обструкционистской стратегии. Но мисс Харботтл была испытанным бойцом, очень находчивым, и оставалось только восхищаться, с каким эффектом она использует любое имеющееся в ее распоряжении оружие.

Собственно говоря, последнее время успех начал склоняться на ее сторону. Она вываживала Зигфрида, как опытный удильщик — лосося, вновь и вновь подтягивая его к своему столу и требуя ответа на одни и те же, набившие оскомину вопросы. Ее откашливание трансформировалось в сердитый лай, проникавший в самые удаленные уголки дома. Кроме того, она обзавелась новым оружием — полосками бумаги, на которых запечатлевала все промашки зигфридовского пера. Описки, неверные итоги сложения, неправильные записи вызовов — все это точно копировалось.

Полоски эти мисс Харботтл использовала как бомбы. Она никогда не пускала их в ход, если срочных вызовов не было, и Зигфрид не покидал приемной. Нет, она приберегала их до минут лихорадочной спешки и вот тут-то предъявляла ему очередную полоску со словами: «А с этим как?».

Лицо ее в таких случаях ничего не выражало, и сколько удовольствия она извлекала, наблюдая, как он весь съеживается, точно побитая собака, сказать невозможно. Но конец был один: Зигфрид бормотал извинения и оправдания, а мисс Харботтл, сияя праведностью, вносила в запись необходимые исправления.

И теперь я продолжал следить за тем, что происходило за полуоткрытой дверью. Конечно, меня ждали утренние вызовы, но болезненное любопытство приковало меня к месту. Мисс Харботтл с деловым энергичным видом постукивала ручкой по какой-то записи в книге, а Зигфрид переминался с ноги на ногу и что-то мямлил. Несколько раз он тщетно порывался уйти и, как мне казалось, вот-вот должен был достигнуть критической точки. Зубы у него стиснулись, глаза мало-помалу вылезали на лоб.

Зазвенел телефон, секретарша сняла трубку, ее наниматель метнулся к двери, но тут она радостно воскликнула:

— Это вас. Полковник Брент.

Он пошел назад, как во сне. Полковник, владелец скаковой лошади, был уже давно для нас гвоздем в сапоге: постоянные жалобы, постоянные вопросы, постоянное желание подловить нас на чем-нибудь. От его звонка давление сразу подпрыгивало.

Я тотчас понял, что нынче полковник в особой форме. Минуты шли, лицо Зигфрида все больше наливалось кровью. Он отвечал придушенным голосом, который внезапно перешел в крик. В заключение он хлопнул трубку на рычаг и, тяжело дыша, оперся о стол.

И тут, пока я смотрел на него, не веря глазам, мисс Харботтл начала вытягивать ящик, в котором держала бумажные полоски. Она выудила одну, кашлянула и поднесла ее к носу Зигфрида.

— А с этим как? — спросила она.

Я воспротивился искушению зажмуриться от ужаса и, как зачарованный, уставился на них. На несколько секунд наступила напряженная пауза, Зигфрид словно окаменел. Затем лицо его исказилось, резким взмахом он вырвал полоску у секретарши и с яростной сосредоточенностью принялся рвать ее. Он молчал, но все больше наклонялся над столом, и его сверкающие глаза надвигались на мисс Харботтл, которая медленно отодвигала стул, пока тот не уперся в стенку.

Зрелище было жутковатое: мисс Харботтл вжимается в спинку стула, рот ее чуть полуоткрыт, крашеные кудряшки дрожат мелкой дрожью, а Зигфрид, придвинув искривленное лицо почти вплотную к ней, рвет и рвет злосчастную бумажку с сокрушающей яростью. Затем он вскинул руку и, вложив в это движение всю силу, точно метатель копья, швырнул смятые клочья в корзину для бумаг. Они посыпались легким дождем конфетти в корзину и вокруг нее, а Зигфрид, так и не проронив ни звука, обернул зонд вокруг талии и широким шагом вышел из комнаты.