Искорка надежды - Митч Элбом

В ту ночь, когда Генри прятался за мусорными баками, он понял, что докатился до дна не только он, но вместе с ним и Аннета.

— Что мешает тебе обратиться к Богу? — спросил ее Генри в то пасхальное утро.

— Ты, — призналась она.

В ту же неделю они с Аннетой избавились от оружия, наркотиков и всего прочего, что было связано с преступной торговлей. Они стали ходить в церковь, а по вечерам читать Библию. Они старались не поддаваться временным слабостям и помогали друг другу с ними справляться.

Но вот через несколько месяцев после начала их новой жизни, как-то утром, почти на рассвете, к ним в дверь постучали. За дверью послышался мужской голос: незнакомец говорил, что хочет купить «продукт».

Генри, не вставая с постели, крикнул, что он больше этим не торгует. Незнакомец не сдавался. Генри опять закричал: «Здесь ничего больше нет!» Незнакомец принялся колотить в дверь. Генри встал с постели и, завернувшись в простыню, подошел к двери.

— Я же сказал…

— Ни с места! — рявкнул голос.

Перед Генри стояли пятеро полицейских с оружием наготове.

— Посторонись, — приказал один из них.

Они ворвались в комнату. Велели Аннете не двигаться. И предупредили Генри и Аннету, что если у них в доме хранится хоть что-нибудь незаконное, то лучше в этом сразу признаться. Переворачивая все вверх дном, полицейские принялись обыскивать квартиру. Генри знал, что в доме ничего незаконного не осталось, и все же сердце его колотилось, как бешеное. А вдруг что-то да есть? Он оглядел комнату: тут ничего, там — ничего…

О Господи!

У него перехватило дыхание, будто в горле застрял бейсбольный мяч. На столике возле кровати одна на другой лежали две тетради в красных переплетах. В одной тетради были цитаты из «Книги притчей Соломоновых», которые он каждый вечер в нее выписывал. А во второй, более старой, — имена сотен торговцев наркотиками, их совместные сделки и суммы выплат.

Генри достал эту старую тетрадь, чтобы уничтожить ее. Теперь она вот-вот могла уничтожить его самого. Полицейский подошел к столику, взял в руки одну из тетрадей и открыл ее. У Генри подкосились ноги. Бешено застучало сердце. Полицейский все еще водил глазами по странице. Потом он бросил тетрадь на пол и двинулся дальше.

Притчи Соломона его явно не интересовали.

Через час, когда ушла полиция, Генри и Аннета схватили старую тетрадь, немедленно сожгли ее и долго благодарили Бога.

Как поступили бы вы, если бы услышали от вашего священнослужителя подобные истории? С одной стороны, я восхищался честностью Генри, а с другой — задавался вопросом: какое право имеет Генри быть пастором после всего, что он совершил? И тем не менее я уже не раз слышал, как Генри цитирует «Деяния апостолов», «Благословение», «Притчи Соломоновы», «Книгу Эстер» и Иисуса, говорившего своим ученикам: «Потерявший душу свою ради Меня сбережет ее». Молитвенные песнопения Генри захватывали и вдохновляли. И когда бы я ни пришел в церковь, он всегда был там: либо на втором этаже в своем кабинете — длинной узкой комнате со столом для заседаний, оставленным ему в наследство прежними жильцами, — либо в маленьком, тускло освещенном спортивном зале. Однажды я приехал без предупреждения, вошел в церковь и увидел, что Генри сидит с закрытыми глазами, скрестив руки, и молится.

До наступления холодов Генри время от времени жарил что-нибудь на стоявшем рядом с церковью гриле: то курицу, то креветок, — что прихожане пожертвуют, то он и жарил. А потом отдавал это тому, кто голоден. Иногда он даже читал проповеди, стоя на низкой железобетонной стене через дорогу от церкви.

— На этой стене я несу людям слово Божье ничуть не реже, чем в церкви, — заметил как-то раз Генри.

— В каком это смысле? — спросил я.

— Ну, некоторые люди не решаются войти в церковь. Может, чувствуют свою вину за какие-нибудь грехи. Вот я и выхожу на улицу — приношу им бутерброды.

— Вроде как визит на дому?

— Ну да. Только у большинства из них никакого дома нет.

— Среди них есть наркоманы?

— О да. Так же как и среди тех, которые приходят в церковь по воскресеньям.

— Не может быть! И они в таком виде приходят к вам на службу?

— Угу. Я смотрю им прямо в глаза. А голова у них туда-сюда, туда-сюда. И тогда я себе говорю: «Ну, эти приняли что-то крепкое».

— И вас это не смущает?

— Ни капли. Знаете, что я им говорю? Мне все равно, пьяные вы или наелись «колес», мне все это без разницы. Когда я заболеваю, то иду в «Скорую помощь». И если мне снова становится плохо, иду туда снова. Так вот, от чего бы вы ни страдали, приходите в эту церковь, как в «Скорую помощь». И не бросайте. Приходите, пока не поправитесь.

Я вгляделся в широкое с мягкими чертами лицо Генри.

— Можно вас кое о чем спросить? — сказал я.

— Спрашивай.

— Что вы украли в той синагоге?

Генри выдохнул и рассмеялся:

— Веришь или нет — конверты.

— Конверты?

— Ну да, конверты. Я тогда был подростком. Другие парни постарше вламывались туда и прежде и воровали всякое там ценное. А я нашел только коробку с конвертами. Я схватил ее и убежал.

— А вы помните, что вы с этими конвертами сделали?

— Нет, — ответил Генри. — Не помню.

Я внимательно посмотрел на него, окинул взглядом помещение церкви и подумал: интересно, может ли хоть один человек на свете до конца понять смысл того, что делает другой?

Я приношу домой коробку со старыми проповедями Рэба. Пролистываю их. Натыкаюсь на проповедь под названием «Цель синагоги», написанную в пятидесятые годы, и еще одну проповедь — шестидесятых годов под названием «Разрыв поколений».

На глаза мне попадается проповедь «А капли дождя все капают мне на голову». Эта написана в конце семидесятых. Я начинаю ее читать. И не верю своим глазам.

В этой проповеди Рэб просит членов своей синагоги помочь ему с починкой крыши.

«После каждого дождя наша крыша льет горючие слезы» — написано в проповеди. А дальше Рэб рассказывает о том, что как-то раз он сидел в синагоге, и прямо перед его носом с потолка свалилась промокшая плита и лишь по чистой случайности не пробила ему голову, а во время обеда после одной из свадебных церемоний протекший сквозь крышу дождь залил курицу непрошеной «подливой». И еще: во время утренней службы ему пришлось схватить метлу, чтобы отколоть плиту, готовую вот-вот сорваться с потолка, и через дыру тут же хлынули потоки дождя.

В своей проповеди он взывал к членам синагоги помочь ему заплатить за починку крыши, чтобы сохранить в их молельном доме — в прямом смысле слова — крышу над головой.

Я подумал о пасторе Генри, о дыре в крыше его церкви и впервые увидел между двумя конгрегациями некую связь. Городская церковь. Пригородная синагога.

Разница, правда, в том, что наша конгрегация на починку крыши деньги собрала, а у прихожан Генри и попросить-то было нечего.

Ноябрь

Однажды, когда я был еще подростком, Рэб произнес проповедь, которая меня очень повеселила. Он прочитал нам благодарственное письмо от другого священнослужителя. Письмо это вместо подписи заканчивалось словами «Да благословит Вас ваш Бог и наш Бог».

Меня позабавила мысль о том, что два всемогущих бога подписывают одно и то же послание. Я был тогда слишком молод, чтобы понимать оттенки религиозных различий.

Но когда я переехал на Средний Запад, в ту часть Америки, которую некоторые называют «Северным библейским поясом», вопросы религиозных различий обернулись для меня серьезной проблемой. Незнакомые люди в продовольственном магазине говорили мне: «Да благословит вас Господь!» А я терялся и не знал, что ответить. Я интервьюировал спортсменов, которые приписывали свои удачные броски или удары «Господу и Спасителю своему Иисусу Христу». Я работал волонтером на самых разных проектах и с индуистами, и с буддистами, и с католиками. А так как в Детройте и его пригородах, как утверждают, проживает самое многочисленное в мире, — если не считать Ближнего Востока, — арабское население, то без конца приходилось решать мусульманские вопросы, включая спор об адхане — призыве к молитве в местной мечети, построенной в районе, где в основном живут поляки и где уже звонили их собственные церковные колокола.

Короче говоря, выражение «Да благословит Вас ваш Бог и наш Бог», — как и представление о том, чей бог кого благословляет, — из забавного превратилось в спорное, а из спорного — в сеющее вражду. И если разгоралась дискуссия, я теперь все больше помалкивал. Или даже отходил в сторонку. Мне кажется, так частенько поступают те, кто принадлежит к религиозному меньшинству. И то, что я удалился от своей веры, в какой-то мере объяснялось тем, что я не хотел все время за нее заступаться. Причина, если вдуматься, довольно жалкая, но что было, то было.