На стороне мертвецов (СИ) - Волынская Илона

Позже, сквозь черный, как обморок, сон, он вроде бы видел зажжённый газовый рожок на стене, и кто-то толкал его в плечо, нервно, почти с плачем требуя:

— Дмитрий, встань немедленно, это не твоя спальня!

И голос отца:

— Оставь его, Людмила, у него был тяжкий день! Меня устроит другая спальня.

— Но ведь там же… — голос тетушки прозвучал беспомощно, а потом и вовсе смолк, и Митя рухнул обратно в непроницаемую, но отчего-то уютную тьму. Кажется, тьма гладила его по волосам и тихо, почти неслышно напевала.

[1] Ну разве не прелестно? (фр.)

Глава 9. Утро без штанов

Солнце пригревало лицо, Митя покрутился, пытаясь спрятаться от его лучей под подушкой, но сон уже ускользал. Позевывая, Митя высунулся из-под перины. Никуда здешняя прислуга не годится, даже шторы задернуть не догадались! Пылинки танцевали в потоке золотистого света, бьющего сквозь чистое, до скрипа вымытое стекло. Митя сморщился, чихнул, сел на смятой постели и принялся озираться. Новомодные бумажные обои с изящным тиснением, мебель, солидная, темного дерева, может, даже чересчур солидная, хотелось бы помоднее, но и так неплохо. Дверь всего одна, значит, своей гардеробной при комнате не имеется, зато есть изрядный дубовый шкап. Разве что кровать с резной спинкой жестковата: Митя бы предпочел матрац потолще, это отец любит по-спартански…

Неприятные воспоминания о голосах среди ночи, что-то бубнящие про «не твоя спальня» заставили его оглядеться снова, уже настороженно. Комната понравилась и отдавать ее не хотелось. Здесь уже его вещи и… Взгляд остановился на кучке у двери. Его вещи и впрямь были здесь: валялись у порога там, где он их уронил. Сюртук и рубашка скомканы в неопрятный клубок. Панталоны брошены у кровати. Жилета не было, сапог тоже, и Митя заподозрил, что они так и остались в ванной комнате. Он просто почувствовал, как его лицо вытягивается от недоумения. Прислуга оказалась не просто негодной, а какой-то… безумной? Даже самозваному лакею, прибившийся к ним в деревне, не приходило в голову бросить одежду господ в таком пренебрежении! Не вычищенной, не развешанной, не… Митя огляделся в третий раз и понял, что его сундука с единственной сюртучной парой, полностью уцелевшей в летних приключениях (потому что была на самом Мите), тут тоже нет!

— И как сие понимать? — он дернул за свисающий над кроватью шнурок сонетки. Шнурок качнулся, где-то внизу, в помещениях для прислуги, задребезжал звонок. И никто не явился.

Митя позвонил еще… Наконец, дернул сонетку с такой силой, что оборвал шнурок. В коридоре послышались быстрые шаги… Наконец-то! Он потянул перину на себя. …Не сбавляя темпа, шаги пролетели мимо его двери. И снова — тишина.

Митя неловко слез с кровати и подобрал панталоны. С отвращением растянул на руках, сморщился: нет уж, еще раз он их не наденет! Стараясь одновременно прикрыться ими и не соприкасаться с грязной тканью чистой кожей, прокрался к дверям и приоткрыв щелку, тихонько выглянул наружу.

— Слышь, Маняш, колоколец-то ажно разрывается — барчук который раз звонил! Сходила б ты к нему. — голос сторожа Антипки доносился из распахнутой двери ванной комнаты.

— Не пойду! — из глубины ванной зло загремело ведро. — Не про каких барчуков барыня не сказывала! Барышня — в доме, что барина ждут — тоже говорено, а про барчука — ни полсловечка! Да и двое их приехало — который из них барчук?

Митя оскорбленно моргнул: она еще сомневается?

— Вот скажет барыня идтить, тогда… и тогда не пойду! — воинственно объявила горничная. — Охальник он!

— Да молодой он ишшо — охальником чтоб быть! Мальчонка почти…

— Мальчонка-то мальчонка, а давеча по колидору, почитай, нагишом вышагивал! Видали мы таких: только и знают, что горничных в темных углах подкарауливать. Не-е, честной девке от таких подале!

Митя медленно закрыл дверь и привалился к косяку, чувствуя, как щекам становится горячо. Он знал, что никогда, никогда-никогда нельзя отступать от этикета, и вот, извольте! Единственный раз случилось и о нем уже сплетничают горничная со сторожем, а уж что они разнесут по городу — страшно подумать. А все проклятые трупы! Им-то что — сожрали их и все, а у него вот-вот — и репутация в клочья!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ладно… В таком виде как сейчас попадаться на глаза горничной не следует. Дожидаться, пока отец заинтересуется, почему его не видать? А если тот сразу уедет в Департамент? Сидеть в комнате до вечера? Раздетым? И… Митя опустился на четвереньки, чтобы убедиться в неприятной догадке. Ночного горшка под кроватью не было.

Он всегда восхищался прогрессом, но старомодный подход тоже имел свои достоинства… не надо было никуда ходить!

Та-ак… Митя разворошил кровать, стянув нижнюю, плотную простыню, замотался на манер античной статуи и… как горничная и боялась, засел караулить. Пока она уйдет. Наконец мимо приоткрытой двери пробежали быстрые шаги, снова громыхнуло ведро. Митя высунулся в щелку и увидел, как горничная торопливо спускается по ступеням. В вихре развевающейся простыни он метнулся в ванную комнату и задыхаясь от счастья, заперся изнутри. Минута счастья, вторая, третья… Потом его посетила жуткая мысль — а если столь нужная комната вдруг тоже кому-то понадобиться? Например… кузине Ниночке! А внутри он. Тетушка его казнит. Это в лучшем случае.

Нет, он все больше и больше начинал ценить старомодную классику!

Митя плеснул ледяной водой в красное, и кажется, горячее лицо. Ему остается лишь выбрать, что хуже: быть застуканным в ванной, или… рискнуть. Митя выглянул в коридор и трепеща краем простыни, ринулся обратно к спальне…

По лестнице снова затопотали шаги. Бежать к себе было поздно, и Митя просто рванул ближайшую дверь, заскочил внутрь и навалился всем телом на створку, точно боясь, что горничная за ним погонится.

— Что вы здесь делаете? Да еще в таком виде! — гневно вопросили его.

— Ингвар! — обреченно вздохнул Митя и медленно повернулся.

Вместо приевшихся за лето рабочих блуз на Ингваре красовалась форма реального училища. Митя склонил голову к плечу: сам бы он никогда такого не одел, но для Ингвара… неожиданно неплохо. Пуговицы блестят, складки заправлены… германцы и форма созданы друг для друга! И сам Митя — в простыне!

— Я надеялся найти Свенельда Карловича. — потребовались поистине титанические усилия, чтоб не переминаться с ноги на ногу и не кутаться в простыню, как застуканная в бане девка.

— Брат уехал на рассвете. — поправляя ремень, пробурчал Ингвар. — У него в городе множество дел!

В голосе Ингвара звучала досада и не понять: то ли на брата обижался, то ли Митю в безделье упрекал. В любом случае: старшего Штольца нет, одним спасителем меньше. Стараясь не смотреть на Ингвара, Митя огляделся — комната была чуть поменьше его, но тоже обставлена с немецкой аккуратностью и тщанием.

— А у вас тут… мило. Кресла вот… глубокие… Это из-за тетушки? Свенельд Карлович уехал?

— Нет! — выпалил Ингвар. — Да. Он к вечеру вернется.

— Но завтракать не захотел…

— Не звали. — отрезал Ингвар.

— Меня, вот, тоже. — неожиданно признался Митя. Склонил голову к другому плечу… Чрезвычайные ситуации требуют чрезвычайных решений! — Ингвар, а вы… я… вынужден просить вас о помощи! Я понятия не имею, где мой сундук и… у меня совсем никакой одежды, потому и искать его сам я не могу…

— Я вам не прислуга! — исподлобья глянув на него, буркнул Ингвар.

Не получилось. Плебеи не знают благородства.

— Здешняя прислуга, сдается мне, тоже не прислуга. — хмыкнул Митя, подбирая путающийся в ногах край. — Что ж… Пойду я, пожалуй… Не знаю, право, что подумает о нас… о вас эта самая прислуга, когда я выйду отсюда в простыне.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А что она подумает? — удивился Ингвар.

Митя поглядел на него едва ли не умиленно: о, не развращенная провинция! Глаза Ингвара вдруг расширились, и он начал мучительно краснеть. А, нет… все-таки немножко развращенная.

— Что вы за человек такой! — в сердцах сказал Ингвар. — Не можете не оскорблять, не шантажировать, не…