Бальзак без маски - Пьер Сиприо

Бальзак никогда не смешивал понятие христианской веры и католицизм. Христианская вера, выражающая учение Иисуса, принадлежит Богу, посланницей которого она и является. В этом суть мистических сочинений Бальзака, которые, словно фантастические лестницы, ведут от земли к небу. Но существует и католицизм, принадлежащий человеку. Сущность Церкви порой открывалась Бальзаку в леденящих душу видениях. Он видел ее, словно в Апокалипсисе, то в облике Небесной жены с младенцем на руках, то в образе Великой Грешницы. Или же, подобно Лютеру, он видел, как ловко присваивала она мирское богатство и на какие жестокости была способна, «пускаясь во все тяжкие и развязывая войны, дабы устроить подобие всемирного потопа». Он представлял ее и жеманной сморщенной старухой, размахивающей костлявыми руками. Но Христос по-прежнему несет мирозданию свет, и один лишь Господь Бог позволяет познавать движение людей и светил, столь беспорядочное, если смотреть с земли.

ЖЕСТОКОЕ УЧЕНИЧЕСТВО

22 июня 1807 года восьмилетнего Оноре поместили в Вандомский коллеж, откуда он вышел шесть лет спустя.

Бальзак не раз пожалел о том, что во время обучения его готовили к духовной карьере. Учеба в коллеже не увлекала его, к тому же ему приходилось сожалеть о нехватке другого воспитания, того, которое при старом режиме называлось великосветским и которое получили некоторые из его друзей.

Дворянин сызмальства учится верховой езде. По утрам он занимается фехтованием и стреляет из пистолета, после чего отправляется в манеж. В остальное время он учится быть любезным. Тот, кто владеет искусством нравиться, владеет всем. При этом обучение происходит естественно, в обществе матери и сестер, и не требует ни малейших усилий.

В 1808 году детей из буржуазных семей воспитывали по единому образцу: школьная дисциплина должна была сформировать их личность, дать им знания, поставить перед ними цель.

Вандомский коллеж был одним из самых известных во Франции. Революция секуляризовала его. С 1792 по 1795 год он назывался Национальным коллежем, затем, в 1795–1802 годах, — Центральной школой. Здесь появились новые учителя. Будучи по сути своей чиновниками, они четко следовали инструкциям, не вникая в смысл постановлений Учредительного собрания. Собрание решило переодеть священнослужителей в цивильный костюм, пусть так! Рясу уберем в сундук! Обучение в только что созданной Высшей нормальной школе было поставлено очень хорошо. Господин Дессень, учитель математики, посещал лекции Лагранжа, Монжа и Бертолле, выдающихся ученых с мировым именем. Будучи священником, присягнувшим Положению о Церкви от 1790 года, Дессень смог жениться. Вместе со своим шурином, господином Марешалем, он начал воплощать в жизнь, заручившись поддержкой государства, методы обучения, которые не слишком изменились с XVIII века. Орден ораторианцев всегда называл науку — наукой, а душу — душой. Точно так же как наука предпочитает механику схоластике, душа отвергает любую мысль о колдовстве.

Детям, помещенным в Вандомский коллеж, следовало забыть о жизни в семейном кругу. Ученики никогда не покидали стен коллежа, даже во время каникул. Оплаченная родителями по заранее обусловленной цене ученическая форма была сшита по одной и той же выкройке из материи, выбранной коллежем: круглая шляпа, небесно-голубой воротничок, сюртук из серого сукна. Ученикам вменялось в обязанность стирать, чистить, опрятно содержать одежду, равно как мыться и ухаживать за своим телом. После утреннего туалета прислужницы причесывали и припудривали детей. По воскресеньям надзиратели проводили тщательную проверку комнат, куда ученики предварительно сносили все свое имущество. Воскресные исповедь и письмо, написанное родителям, — вот единственно допустимые формы личной жизни. За все время, что Оноре провел в коллеже, он всего лишь дважды видел своего отца.

По воскресеньям, когда погода благоприятствовала прогулкам, ученики, построившись парами, отправлялись во владения господина Марешаля. Наставники поощряли составление гербария и позволяли предаваться здоровым удовольствиям. Дети осваивали ходули, играли в мяч или наблюдали за жизнью животных. У каждого ученика был на попечении голубь, о котором он заботился и которого кормил специально отложенной в столовой пищей. Во время еды ученикам разрешалось негромко и спокойно разговаривать и даже обмениваться тарелками и досаливать блюда. На уроках не слишком радивым задавали дополнительные задания. В отдельных случаях применялись телесные наказания. Школьная процедура наказания розгой напоминала армейскую. Провинившийся ученик становился на колени перед кафедрой. Он выслушивал причину наказания и какое-то время стоял в ожидании удара. Преподаватель начинал бить тогда, когда это было ему угодно, причем количество ударов заранее не оговаривалось.

Ученикам предписывалось избегать «дурного влияния богатства», и в то же время многие из них, в отличие от Бальзака, получали от родителей достаточно денег, что обеспечивало им более приятную жизнь. Бальзак же не мог принимать участие в играх, поскольку у него не было ни скакалок, ни мячей, ни ходулей.

Примерных учеников награждали распятием и знаком отличия — красной лентой. Старшеклассники, составлявшие элиту коллежа, поступали в Академию, и им предоставлялась привилегия читать развлекательные книги: сказки в стихах или в прозе, послания и трагедии.

Суровый опыт коллежа поможет Бальзаку в 1832 году создать роман «Луи Ламбер», вызывавший восхищение Флобера, Алена-Фурнье и Монтерлана.

В качестве прототипов Луи Ламбера принято называть несколько реальных лиц. Но прежде всего Луи Ламбер — это сам Бальзак, наделенный квазимагической силой, повзрослевший, окрепший. Он берет реванш над своими товарищами, наносившими ему оскорбления. Он раздваивается. Он одновременно и ребенок, который покорно все сносит, и взрослый, который изобличает все то, с чем столкнулся в детстве. Луи Ламбер в воспоминаниях переживает свой приобретенный в коллеже опыт с яростью подростка и в то же время с пониманием сформировавшейся личности, проникнутой духом перемен и отрицания ненавистных устоев воспитания. Эти устои омрачили детство Бальзака и наполнили его слова горечью.

Луи Ламбер, как и Бальзак, написал в ранней молодости «Трактат о воле», чтобы укрепить свой нравственный дух. Он больше чем друг, он совершенный друг, тот, с кем не боязно пойти на край света, поскольку Луи Ламберу, наделенному сверхъестественными способностями, ставящими учителей в тупик, подвластно все. Он — чародей. Его глаза то яростно сверкают, то излучают небесное сияние. Его красота, равно как и ум, возносит человеческий род на ангельские вершины. А поскольку Луи Ламбер в конце концов впадает в безумие, то Бальзак будет избегать вести тот образ жизни, который наделил Луи Ламбера даром ясновидения.