33 счастья - Ольга Хмельницкая

– Похитили прямо с этой их биостанции, затерянной в горах, – продолжала женщина, – кроме того, там был убит человек. И, скорее всего, не один! Во всяком случае, в новостях сказали, что на станции остались только две женщины. И все. Видимо, яйцо похитили, а мужчин – убили! Ужас.

– Такова печальная мужская доля, – грустно сказал бортпроводник, чем-то гремя и звякая. – Мы погибаем первыми. А еще говорят – «сильный пол», «сильный пол»!

Разговор свернул на обсуждение гендерных проблем и вопросов взаимоотношения полов. Игорь Георгиевич отошел от ширмы. Он пошатывался, как пьяный. С трудом дойдя до своего места, профессор плюхнулся в кресло. Бубнов неспокойно заворочался, зачмокал губами, но почти сразу же снова затих.

– Что с вами, Игорь Георгиевич? На вас лица нет, – всполошилась Марьяна.

Слюнько закрыл лицо руками.

– Что там, что? Что-то с яйцом? – продолжала допытываться Филимонова.

– Да, – прохрипел профессор, – да. Яйцо… яйцо… ук… ук…

– Ук? В смысле, ему каюк? – спросила Марьяна, делая большие глаза. – Ну, Игорь Георгиевич, – принялась утешать она профессора, – посмотрим правде в глаза. Вероятность того, что из яйца, пролежавшего во льду несколько миллионов лет, вывелся бы здоровенький барионикс, изначально была довольно-таки низкой.

– Нет, нет, – перебил девушку профессор, – «ук» – это в данном случае не от слова «каюк», а от слова «украли».

– Украли? – вскричала Марьяна. – Украли?! Вы шутите?

– Увы, – сказал профессор и смахнул скупую мужскую слезу с побелевшей от глубокого расстройства щеки, – яйцо похитили!

Несколько секунд Марьяна молчала, не в силах вымолвить ни слова.

– Это мог сделать только кто-то из своих, – сказала она наконец, – преступление совершил кто-то из сотрудников биостанции. Теперь вопрос заключается в том, куда он с ним пойдет, с этим яйцом. И кому попытается его продать?

– Если это настоящий ученый, – сказал Игорь Георгиевич, лицо его исказилось страданием, – то он мог и не преследовать каких-либо меркантильных целей. Это яйцо – настоящее сокровище, и человек мог захотеть забрать его в личную собственность. Как коллекционер, который бесконечно полирует и холит свои экспонаты, этот ученый мог похитить яйцо не с целью наживы, а только как объект восхищения и поклонения. Заметьте, Марьяна, изъявить желание жить на оторванной от цивилизации биостанции и служить науке могли только специфические, «повернутые» на служении прогрессу люди.

– В этом случае мы рискуем никогда не найти яйца, – сказала Марьяна.

– Только пока он не вылупится, – не согласился с доцентом профессор Слюнько, – потому что барионикс появится на свет и начнет расти. Его огромные страшные когти начнут удлиняться. Его масса – увеличиваться. С помощью зубов, острых, как бритвы, он начнет охотиться на всякую живность. А уж когда его длина достигнет десяти метров, а масса – двух тонн…

– Хватит, – поморщилась Марьяна, – я поняла вашу мысль.

– Не совсем, – сказал Игорь Георгиевич, – для того, чтобы барионикс набрал хотя бы тонну веса, он должен съесть очень много еды.

– Мяса.

– Ага.

– И где он найдет столько мяса?

– На ближайшем пляже, где же еще!

Марьяна и Слюнько замолчали, с ужасом глядя друг на друга. Попав в руки преступника, ценный научный экспонат становился потенциально опасным орудием массового истребления.

За секунду до того, как тесак Виктории был готов пропороть черную тень насквозь, человек бросился в сторону. Лезвие прошло мимо. Тень упала на пол, покатилась и замерла. Сушко осталась стоять с ножом в руке. Внезапное нападение дало ей некоторые преимущества, но девушка свой шанс упустила. Она снова забилась в щель между мешками и ящиками и затихла. В помещении повисла тишина. Несколько минут никто из противников не издавал ни звука. Оба задерживали дыхание, чтобы не обнаружить свое местонахождение. Виктории, изо всех сил таращившей глаза, казалось, что она видит черное пятно, которое и было нападавшим. Сушко два раза открыла и закрыла глаза. Пятна больше не было.

«Показалось?» – подумала она, вертя головой.

Тихо.

Девушка еще раз присмотрелась к стене. У нее зарябило в глазах. Теперь Виктория не была ни в чем уверена.

«Где он? – размышляла она. – Куда подевался?»

Сушко не сомневалась, что нападавший был мужчиной, а значит, она не могла надеяться победить его в открытом бою. Наличие у нее тесака несколько уравнивало шансы, но не полностью. К тому же Виктория носила очки и в темноте, как большинство близоруких людей, видела плохо. Девушка сидела, сжав в руках тесак, таращилась изо всех сил и дрожала крупной дрожью.

«Он не выдержит ожидания и попытается на меня напасть, – думала Сушко, – тут-то я и встречу его с тесаком!»

В помещении, выбитом глубоко в скале, царила напряженная, гулкая тишина. Никто не двигался.

«У меня крепкие нервы, я не шевельнусь», – думала Виктория, моргая глазами, перед которыми от напряжения появлялись радужные круги. К тому же у нее сильно затекли ноги. Противник Сушко по-прежнему не шевелился. Девушке уже начало казаться, что все случившееся – плод ее воображения, и в каменном мешке никого нет, когда что-то большое прыгнуло прямо на нее. От неожиданности Виктория охнула, вскрикнула, выпустила из рук тесак и закрыла голову руками. Очки зазвенели, упав на пол. Что-то тяжелое с силой придавило девушку к каменной поверхности. Рука ее хрустнула. Виктория отчаянно завизжала, а потом потеряла сознание.

– По-моему, дальше проход расширяется, – сказала Ева полковнику, продолжая бить камнем по краям трещины, – я надеюсь, что скоро в него можно будет пролезть!

Девушка бросила печальный взгляд на жениха.

– Правда, для тебя придется сделать его пошире, – сказала она.

И девушка снова принялась остервенело бить по камням, отбивая кусок за куском от известковой скалы.

– Хорошо, что скала не гранитная, – сказала Ершова, обливаясь потом, – а то работа заняла бы пару тысяч лет, не меньше.

Рязанцев подполз к Еве, взял в руки камень, но работать не смог. От травмы и мучившего его кашля вкупе с температурой он совсем ослабел.

– Лежи, я сама, – сказала жениху Ершова и пододвинула Рязанцева поближе к огню.

Дым поднимался вверх и выходил в отверстие в скале. Туда же заливалась и дождевая вода.

Ева снова взяла булыжник и принялась расширять проход. Белые камни крошились под ее руками. Девушка отгребала щебень в сторону и вновь принималась за работу. Из щели тянуло мертвецким холодом.

– Под землей всегда около плюс четырех тепла, не больше и не меньше, – сказал Владимир Евгеньевич.

Ева легла на пол и заглянула в щель.

– Расширяется! – сказала она. – Сейчас я уберу этот камень и смогу проникнуть внутрь!

Вместо того чтобы обтесывать каменную поверхность, она принялась вбивать клинья в небольшое углубление, очерчивавшее камень, загораживавший проход вглубь. Через несколько минут камень зашатался.

– Дорогая, осторожно! – предупредил девушку полковник. – Сейчас камень сдвинется и перекроет вход окончательно. А валун, обрати внимание, тяжелый, если он закупорит вход, мы его уже не поднимем.

– Ага, – еле-еле проговорила Ершова, лицо которой заливал пот. – Понятно!

Камень поддался. Девушка изо всех сил уперлась в него ногами, чтобы не дать ему соскользнуть вниз и перекрыть вход. Аккуратно, по миллиметру, упираясь спиной, Ева принялась выталкивать ногами валун вверх.

– А-а-а-а, какой тяжелый! – с трудом выдохнула Ершова. Икры ее ног сводило судорогой. Наконец камень показался из-за края обрыва.

– Держу! Держу! – закричал Владимир Евгеньевич, которой с трудом дополз до края углубления. Полковник обхватил валун двумя руками и теперь тащил его вверх, морщась от боли в поломанной ноге. Ева подталкивала булыжник с другой стороны.

– Есть! – воскликнула девушка, когда Рязанцев наконец-то выволок камень наверх и повалился без сил на неровный пол пещеры. Ершова упала рядом. Оба с трудом, тяжело дышали.

Наконец Ева смогла подняться и посмотреть на щель, которую они расширяли. Вместо узкого прохода, ведущего под землю, она увидела большой черный провал, диаметр которого был вполне достаточным для того, чтобы туда пролез человек.

– Я сейчас возьму горящую ветку и полезу туда, посмотрю, что там дальше, – сказала Ершова. – А потом вернусь к тебе.

Рязанцев побледнел. Ему, сильному и решительному мужчине, защитнику и герою, было просто невозможно осознавать, что он почти ничем не может помочь свой юной, худенькой и женственной невесте, на плечи которой отныне легла основная тяжесть по их спасению.

Бубнов с трудом открыл глаза. Взгляд его был бессмысленным. Самолет заходил на посадку. Слюнько и Марьяна сидели, глядя вперед. Как бы ни хотелось им побыстрее попасть на биостанцию и включиться в поиски похищенного яйца, поделать они пока ничего не могли.