Том 2. Роковые яйца. 1924-1925 - Михаил Булгаков

— Йод есть у вас?

— Йоду нету, я вам камнем прижму. Шею брить?

— Не надо.

— Одеколону надо?

— Не надо.

— Пудры надо?

— Не надо.

— Что с волосами делать?

— Ничего, пожалуйста, с ними не делайте. Сколько с меня?

— 30 копеек.

— До свидания.

Ответа нет.

Двадцать дней побрившийся, ежедневно утром и вечером, подходит к зеркалу, подпирает щеку, смотрит. Нетерпеливо ждет сифилиса. Знакомых врачей останавливает, говорит:

— Что поделываете? Погода хорошая. А я, знаете, брился в нашей учрежденческой парикмахерской… Хе-хе… вы извините, что я беспокою. Сифилис не так начинается?

— Мм… это просто ссадина.

— Мерси. Вы извините… я, знаете ли, неврастеник.

— Просто он вам всю морду ободрал.

— Хи-хи. Да, ужасный мерзавец. На 21-й день побрившийся успокаивается, начинает полнеть.

За 1 рубль. Пытка одеколоном. Четыре зеркала, восемь электрических ламп. Пудра, пульверизаторы, зеленый одеколон. Две плевательницы. В дверях беременная женщина в белом халате и с платяной щеткой в руках. Зеленого цвета председатель совета Каменев на первой странице журнала «Огонек». Иногда Каменева временно замещает Буденный или рабочий, бракующий пятаки на монетном дворе.

— Э-э… Долго ждать?

— Пожалте… Пять минут, не больше… Э, что прикажете?

— Побрейте, пожалуйста.

— Женя! При-бор. Из Москвы не уезжаете?

— Мм… нет.

— Бритва не беспокоит?

— Мм… нет, хорошо.

— Что-то давно не видно вас. Мы думали — вы на даче.

— Нет уж, какая тут дача. Денег нет.

— Хе-хе. Факт общего значения. Сами брились?

— Нет, тут меня один негодяй побрил…

— Хи-хи. То-то я смотрю… Лицо освежить?

— Ну, хорошо…

Фр… Фр… Фрр…

— Ух, ух! Жгучий у вас одеколон!

— В глаз попало. В глаз попадет, не дай Бог! Пудру на все лицо?..

— Сколько с меня?

— 85 копеек… Женя. Почистить. Шарк… шарк…

«Десять или пятнадцать ей? А, черт с ними — 15, как раз рубль».

— До свидания!

— (Хор) До свиданьица!

За 3 руб. 50 коп. Пытка роскошью. Девять зеркал. Мраморные подзеркальники усеяны гранеными флаконами. Малиновые кресла на винтах. Бесчисленные отраженные огни. В двери галуны и потасканная рожа.

— Фуражечку позвольте…

«Попался, Ему, стало быть, двугривенный?..»

«Бритье — 30 коп.».

«Стрижка головы — 50 коп.»,

«Ну это еще терпимо… Будет предлагать, подлец, мыть голову — скажу, что еду в баню. Уйти, пока не поздно? Рубля в два, пожалуй, влетит…»

— Чья очередь? Ваша? Прошу вас. Голову мыть будем пиксафоном или шампунем?

«Черт его возьми!»

— Я… в баню… кхм… ну, впрочем, пожалуй… ш… шампунем…

— Мальчик! Для мытья головы!

Электрическая сушилка с горячим воздухом, белый платок — в зеркале бедуин. Гм… сколько может стоить мытье?.. Гм… таблицы не видно…

— У вас кожа нежная… Горячей компресс следует. Для компресса! Бриолином позволите?

«Господи! Сколько бриолин?»

По бровям ходит щеточка.

— Про-шу вас.

— Сколько с меня?

— Три рубля-с.

— Кхм…

— В кассу, пожалуйста. Получите три рубля. — До кассы неотступная белая тень. Что хочет тень? Полтинник тени — она недостойна быть членом профессионального союза! Это видно по ее глазам. И этому — двугривенный. Галуны окаянные! Была пятерка. Стало рубль тридцать. Вон отсюда! И навсегда.

«Бакинский рабочий».

18 августа 1924 г.

Как бороться с «Гудком», или Искусство отвечать на заметки

ПЕРЕПИСКА НАСЧЕТ ГРЯЗИ

Что отвечать, если напишут, что на каком-нибудь вокзале очень грязно?

Отвечать нужно так, как ответил санитарный врач 1-го района Моск. — Казанской ж. д.:

«Понятие о грязи субъективное, и хотя вследствие многих дефектов еще недостроенного вокзала нельзя утверждать о его действительной чистоте, то до грязи, с моей точки зрения, еще далеко».

Когда в «Гудке» получили этот ответ, то двух сотрудников сразу хватил паралич, так что они больше писать ничего не будут.

Оставшиеся в живых создали общее собрание для решения следующих вопросов:

1. С какого момента кончается грязь «субъективная» и начинается грязь вокзальная с плевками, похожими на двугривенные, и с окурками и всякой слякотью?

2. На какую высоту напакостить на вокзале, чтобы санитарный врач убедился, что «до грязи», с его точки зрения, «близко»:

а) по щиколотку

б) по колено

в) или по пояс.

Этих вопросов так и не решили. Вся надежда на санитарного врача, что он сообщит.

2000 ЗУБОВ

Написали в «Гудке», что железнодорожнику Кузнецову, несмотря на постановление зубкомиссии, зубы не вставляют.

Что бы такое в ответ написать?

Дозрав Моск. — Казанской ответил:

«Кузнецову постановлено вставить искусственные зубы во вторую очередь».

Ликуй, Кузнецов! Будешь ты с зубами. Посто… постой, Кузнецов, постой… Плачь, Кузнецов! Дальше вот что написано: «Кроме того, дозрав считает необходимым сообщить, что протезирование ограничено 500 зубами при наличии нуждаемости на первое августа в 2000 зубов».

ПИРОЖОК НИ С ЧЕМ

Напишут, например, что какая-нибудь работа на дороге не производится, волокита, то да се, вообще — неприятная заметка.

Орлово-Витебская служба администрации на такие заметки хорошо умеет отвечать:

«Хотя в настоящее время на эту работу кредит получен, но так как он деньгами не обеспечен, то фактически ничего пока сделать нельзя».

Да, на такой ответ крыть нечем.

Кредит без денег все равно что пирожок ни с чем.

— Знаете что, орлово-витебские? Постарайтесь получить кредит с деньгами.

КРУЖКИ НА ПРИВЯЗИ

Один корреспондент занялся вопросом о том, почему на станции Люблино-Дачное нету кружек для воды.

Ответ пришел «тридцать три моментально», как говорил Антон Павлович Чехов:

«Хозяйственно-материальный отдел не имел запаса кружек с цепочками, а без цепочек кружек оставлять нельзя».

Вы заведите цепочки, братцы!

«ДС Люблино получил три кружки с цепочками».

Ура, ура, ура. Пейте на здоровье.

М.

«Гудок», 20 августа 1924 г.

Как, истребляя пьянство, председатель транспортников истребил

Из комнаты с надписью на дверях «Без доклада не входить» слышался треск.

Это председатель учкпрофсожа ломал себе голову, размышляя о вреде пьянства.

— Ты пойми, — говорил он, крутя за пуговицу секретаря, — что все наши несчастья от пьянства. Оно разрушает союзную дисциплину, угрожает транспорту, в корне подрывает культурно-просветительную работу как таковую и разрушает организм! Верно я сказал?

— Совершенно верно, — подтвердил секретарь и добавил: — до чего вы умны, Амос Федорович, даже неприятно!

— Ну, вот видишь. Стало быть, перед нами задача, как эту гидру пьянства истребить.

— Трудное дело, — вздохнул секретарь, — как ее, проклятую, истребишь?

— Нужно, друг! Не беспокойся: я вырву наших транспортников из когтей пьянства и порока, чего бы мне это ни стоило! Уж я придумаю.

— Вас на это взять, — льстиво сказал секретарь, — вы хитрый.

— Вот то-то.

И, сев думать, председатель подумал каких-нибудь 16 часов, но зато придумал изумительную штуку.

Через несколько дней во всех погребках, пивных и тому подобных влажных заведениях появилось объявление:

«Хозяева, имейте в виду, что транспортники не кредитоспособны. Так чтоб им ничего не отпускать».

Эффект получился, действительно, неожиданный.

— Здравствуй.

— Здравствуй, — хмуро ответил хозяин.

— Чего ж это у тебя такая кислая физия? Ну-ка сооруди нам две парочки.

— Нету парочек.

— Как нету? Ну, ты что, очумел?

— Ничего я не очумел. Деньги покажи.

— Ты смеешься, что ли? Завтра жалованье получу, отдам.

— Нет. Может быть, у тебя никакого жалованья нету.

— Ты спятил?.. У меня нету?! Да ты что, меня не знаешь?

— Очень хорошо знаю. Ты не кредитоспособный.

— А вот я как тебе по уху дам за эти слова…

— Ухо в покое оставь. Читай надпись… Транспортник прочитал — и окаменел…

— Бутылочку пива!

— А вы кто?

— Тю! Не узнал. Помощник начальника станции.

— Тогда нету пива.

— Как нету, а это что в корзинах?

— Это касторка.

— Да что ты врешь. Вот двое твоей касторки напились, песни поют.

— Это не такие.

— Какие ж они?

— Они почище. Древообделочники.

— Ах ты, гадюка! Какое же ты имеешь право нас, транспортников, оскорблять…