Убиенный поэт - Гийом Аполлинер

Крониаманталь

О оплодотворяющая река, твои воды словно твои косы! Цветы рождаются вокруг тебя, и мы будем вечно любить друг друга.

Слышны были лишь птичье пение да шум листвы, а иногда хлопанье крыльев птицы, плещущейся в воде.

В роще появился лжепиита: это был алжирец Папонат. Танцуя, он приблизился к речке.

Крониаманталь

Я тебя знаю. Ты Папонат, который учился на Востоке.

Папонат

Он самый. О поэт Запада, я пришел тебя навестить. Я изучил твою манеру говорить, но слышу, что есть еще один способ побеседовать с тобой. Какая влажность! Ничего удивительного, что у тебя хриплый голос; тебе понадобится калькофан, чтобы прочистить горло. Я приблизился к тебе, танцуя. Не смогу ли я таким способом помочь тебе выйти из положения, в котором ты оказался?

Крониаманталь

Тьфу! Скажи лучше, кто тебя научил танцевать?

Папонат Сами ангелы были моими учителями.

Крониаманталь

Добрые ангелы или злые? Хотя не важно, не продолжай. Хватит с меня всех этих танцев, — пожалуй, кроме одного, который мне бы еще хотелось станцевать; греки называли его кордаксом.

Папонат

А ты весельчак, Крониаманталь, с тобой можно порезвиться. Я счастлив, что пришел сюда. Обожаю веселье. Я счастлив!

И Папонат, вращая глубокими сияющими глазами, со смехом потер руки.

Крониаманталь Ты похож на меня!

Папонат

Не слишком. Я радуюсь жизни, а ты умираешь возле родника.

Крониаманталь

А счастье, о котором ты говоришь, ты что, забыл? А мое счастье? Ты похож на меня. Счастливый человек потирает руки, ты это сделал. Понюхай их. Чем пахнет?

Папонат Смертью.

Крониаманталь

Ха-ха-ха! Счастливый человек пахнет так же, как мертвый! Потри руки. Какая разница между счастливцем и мертвецом! Я тоже счастлив, хотя и не желаю потирать руки. Будь счастлив и потирай руки! Будь счастлив и впредь. Теперь ты знаешь, чем пахнет счастье?

Папонат

Прощай. Если ты уже не дорожишь живыми, невозможно больше говорить с тобой.

И в то время как Папонат удалялся в ночь, где на невидимом теле сверкали бесчисленные глаза небесных зверей, Крониаманталь внезапно поднялся и сказал себе: «Все, хватит природыи достаточно воспоминаний, которые она вызывает. Я многое теперь знаю о жизни, вернемся в Париж и попытаемся разыскать там эту восхитительную Тристуз Балеринетт, которая любит меня до безумия».

XIII. Мода

Лжепиита Папонат, затемно возвращавшийся из Медонского леса, где он искал приключений, пришел как раз вовремя, чтобы поспеть на последний пароход. И имел счастье встретить там Тристуз Балеринетт.

— Как ваши дела, барышня? — спросил он. — В Медонском лесу я встретил вашего возлюбленного, г-на Крониаманталя, который близок к помешательству.

— Моего возлюбленного? — переспросила Тристуз. — Он не мой возлюбленный.

— Однако в наших литературных и художественных кругах об этом говорят со вчерашнего дня.

— Пусть говорят что угодно, — твердо ответила Тристуз. — Впрочем, будь он моим возлюбленным, я не стала бы краснеть. Разве он не хорош собой и не обладает огромным талантом?

— Вы правы. Но какая же у вас миленькая шляпка, а какое платье! Я очень интересуюсь модой.

— Вы всегда очень элегантны, господин Папонат. Дали бы вы мне адрес вашего портного, я порекомендую его Крониаманталю.

— Бесполезно, он все равно им не воспользуется, — со смехом ответил Папонат. — А скажите, что носят женщины в этом году? Я вернулся из Италии и еще не успел войти в курс дела. Просветите меня, прошу вас.

— В этом году, — начала Тристуз, — мода и причудлива и безыскусна, она одновременно проста и прихотлива. Женский костюм теперь может состоять из самых разных материалов, которые встречаются в природе. Я видела очаровательное платье, сделанное из натуральных пробок. Оно, безусловно, затмило те чудные вечерние туалеты из половых тряпок, которые производят такой фурор на показах мод. Один знаменитый кутюрье замышляет запустить в производство английский дамский костюм из обложек старых книг с кожаными переплетами. Это очаровательно. Все литературные дамы захотят такие, и тогда можно будет подходить к ним поближе и шептать любезности им на ушко под видом чтения названий. На шляпах очень модно носить рыбьи хребты. Часто можно видеть восхитительных молодых девушек, одетых в пелерины из Сантьяго-де-Компостелы; их наряд, как и подобает, усыпан морскими гребешками. В моду неожиданно вошли фарфор, керамика и фаянс. Эти материалы идут на пояса, шляпные булавки и так далее; мне довелось видеть изумительную дамскую сумочку, целиком состоящую из тех стеклянных глазных яблок, какие можно увидеть в кабинете у окулиста. Перья теперь украшают не только шляпы, но и туфли, перчатки, а на будущий год их поместят и на зонтики. Туфельки делают из венецианского стекла, а шляпки — из хрусталя баккара. Я уж не говорю о платьях, расписанных маслом, как картины, о раскрашенной шерстяной одежде, о костюмах, причудливо заляпанных чернилами. Весной будут охотно носить вещи из надутых кишок и пузырей животных, дивных фасонов и отменной легкости. Наши летчицы не позарятся ни на что другое. На бега будут надевать шляпку «детский шарик», состоящую из двух десятков воздушных шариков, — шикарная вещь, иногда лопающаяся для развлечения. Ракушки мидий носятся только на ботинках. Заметьте, все начинают украшать себя живой натурой. Я встретила одну даму, у которой на шляпке было двадцать птиц: канарейки, щеглы, малиновки, они были привязаны за лапки, били крыльями и пели во все горло. Во время последнего праздника в Нейи головной убор жены посла был украшен тридцатью ужами. «Для кого эти змеи, шипящие у тебя на голове?» — спросил у дамы слывущий дамским угодником низенький румынский атташе с дакским акцентом. Да, забыла вам сказать, что в прошлую среду видела на бульварах одну фифу, нарядившуюся в маленькие зеркальца, прикрепленные и приклеенные к ткани. На солнце эффект был роскошный. Словно золотой слиток на прогулке. Потом начался дождь, и дама стала похожа на серебряный слиток. Ореховая скорлупа хороша для розеток, особенно красиво инкрустировать их лесными орехами. Платье, вышитое кофейными зернами, гвоздикой, зубчиками чеснока, стрелками лука и изюминками, очень подходит для визитов. Мода становится практичной, она ничего не отвергает и все облагораживает. Она использует подручные материалы так, как романтики использовали слова.

— Спасибо, — сказал Папонат, — вы меня чудеснейшим образом просветили.

— Вы весьма любезны, -- ответила Тристуз.

Прошло полгода. Уже пять месяцев Тристуз Балеринетт была любовницей Крониаманталя и страстно любила его все семь дней недели. В благодарность за эту любовь поэтический юноша навеки прославил и обессмертил ее, воспев в чудесных стихах.

«Я была никому не известна, — думала она, — а теперь я знаменита среди всех живущих.

Меня вообще держали за дурнушку из-за моей худобы, слишком большого рта, ужасных зубов, асимметричного лица и криво расположенного носа. А теперь я прекрасна, и все мужчины говорят мне об этом. Прежде смеялись над моей энергичной, порывистой походкой и над моими острыми локтями, которые при ходьбе двигаются, как куриные лапы. Теперь меня находят столь грациозной, что другие женщины подражают мне.

Какие только чудеса не порождает любовь поэта! Но как она тяжела, эта любовь! Какими горестями сопровождается, о чем только не приходится молчать! И все это теперь, когда чудо свершилось, и я прекрасна и знаменита. Крониаманталь — чудовище, за короткое время он промотал свое состояние, он беден и лишен изящества, малейшее его движение обеспечивает ему сотню врагов.

Я больше не люблю его, я больше не люблю его!

Он мне совсем не нужен, мне достаточно моих обожателей. Я постепенно буду с ним расставаться. Но эта постепенность убивает меня. Мне надо уйти, или пусть он исчезнет, чтобы не стеснять меня и ни в чем не упрекать».

Через неделю Тристуз отдалась Папонату; она продолжала видеться с Крониаманталем, но с каждой встречей становилась к нему холодней. Она все реже и реже приходила к нему, а он все больше и больше отчаивался и все крепче и крепче привязывался к Тристуз, ибо ее приходы были единственной его радостью; а в дни, когда она не приходила, он часами простаивал перед домом возлюбленной в надежде увидеть ее. Но если она случайно появлялась, прятался, словно вор, из опаски быть обвиненным в том, что шпионит за ней.

* * *

Преследуя Тристуз Балеринетт, Крониаманталь тем не менее продолжал свое литературное образование.

Однажды, бродя по Парижу, он вдруг оказался на берегу Сены. Пройдя через мост, он пошел было дальше, когда заметил прямо перед собой г-на Франсуа Коппе и пожалел, что этот прохожий уже умер. Однако никому не возбраняется беседовать с мертвыми, и встреча была прекрасной.