Притчи, приносящие здоровье и счастье - Рушель Блаво

Люди отводили глаза свои, когда встречали старого Лазаря на улицах Нальчика, им было стыдно перед ним. А Лазарь видел их стыд, и ему тоже было стыдно. Почему? Да, Лазарь никогда не продавал людей, но он за деньги продал закон. Тот самый закон, которому учил его ребе Израэль, тот самый, который дал Господь народу Израилеву. Он всю жизнь воровал, он брал у богатых, брал и у бедных, и не было жалости в сердце его. А если он забирал последнюю копейку у нищего? Лазка-вор никогда не задумывался над тем, у кого он берет – брал, как учили отец его, и дед, и прадед. Почему тогда ему больно от того, что продали его? Чем он лучше?

И вспомнил Лазарь закон, как предсказывал ему ребе Израэль, и наполнилась светом душа его. И солнце в тот миг окрасило оранжевым светом снега на горных вершинах, и старец-мученик, ребе Израэль, улыбнулся Лазке-вору и почувствовал старый Лазарь те силы в себе, которые нужны, чтобы взять в жены юную огненноволосую и черноглазую Ребекку.

Поведал Лазарь ребе Давиду, отцу огненноволосой и черноглазой Ребекки, о своем воровском прошлом, и простил его ребе. Поведал он о своем прошлом и юной Ребекке, да девушка лишь рассмеялась – ей так мил был Лазарь, что ни годы его, ни грехи, нажитые за эти годы, не смутили ее. Была свадьба, а после свадьбы… Пусть вам лучше Ребекка об этом расскажет.

Рассказал ребе Давид всей общине о Лазке-воре, и никто не осудил Лазаря за его прошлое, но стыд растаял в сердцах людей, как тают горные снега под огненными лучами солнца. Снега не тают на самых вершинах Кавказских гор, и капля стыда осталась в сердцах людей, ведь нет забвения предательству. И многие из общины оставили горы и уехали в страну, где море омывает золотые пески, по которым ходили их далекие предки.

А Лазарь с Ребеккой не уехали, они ушли пешком, и не так далеко, а всего лишь на другую сторону Кавказских гор, где море омывает белую гальку. Они там счастливы, на другой стороне Кавсказских гор, ведь эти горы – их родина, и море стало им родным. У них растут дети, а вскоре появится внук или внучка. Может быть, когда он или она вырастет, перестанут сыны гор сжимать черные ружья в смуглых руках, и в той стране, куда уехали люди из общины Нальчика, тоже никому не нужны станут ружья. И уедет он или она в ту страну, и положит камень в основание Храма, потому что чтит закон, как учил его или ее дед.

Да, у старого Лазаря и его молодой жены Ребекки скоро будет внук или внучка, но ведь не так много времени прошло с тех пор, как началась моя история. И не так уж и стар старый Лазарь. Кстати, они с Ребеккой ждут не только внука или внучку, но еще и сына или дочку. Да-да, не удивляйтесь. А чему вы удивляетесь? Вспомните, сколько лет жили их предки, о которых вы читали в Книге, в той самой единственной Книге. Так почему бы и Лазарю, чтящему закон, и его жене Ребекке не жить счастливо под оранжевыми лучами солнца?

Мы стареем за наши грехи,

Мы теряем способность любить,

Сердце ноет от горькой тоски,

Разум память не в силах убить.

Но парит над горами орел,

Солнце золотом красит снега,

И оранжевым цветом пылает костер,

Возвращая нам юные наши года.

Клад для батюшки

Я вам расскажу, что за чудо вышло у нас в Лопатнях. А в Лопатнях у нас много чудес случается, всех и не рассказать, потому что Лопатни наши – село необычное. Да вы, верно, ничего и не знаете про наши Лопатни? Сам Ермак Тимофеевич родом из села Лопатни, вот какое наше село! Ермак Тимофеевич земли Сибирские открыл, так что не стой в наших краях село Лопатни, не родись в нем славный казак Ермак Тимофеевич, не было бы в России земель Сибирских, и была бы Россия вполовину меньше.

Стоит наше село на холме, который еще наши предки Бараньим прозвали, потому что там давным-давно круторогий баран пятерых волков победил. Не верите? Зря. Так оно и было, когда здесь еще не стояло наше село. Отбился один баран от стада, и волки его погнали. Загнали барана на этот холм, а он рога выставил – и на волков! Волки хвосты поджали, да и в лес убежали, а наши предки на этом холме поселились, холм Бараньим прозвали, а село – Лопатнями, потому что люди здесь поговорить любят – лопочут, значит, много.

Но славятся наши Лопатни не круторогим бараном, и даже не тем, что сам казак Ермак Тимофеевич отсюда родом, а теми чудесами, что у нас в Лопатнях случаются чуть не каждый божий день. Обо всех чудесах я вам не расскажу – язык отсохнет, а вы лучше приходите к нам в Лопатни на Николу Вешнего, когда мы пиво варить начинаем, да и идите сразу к Ваське Шевцову, его избу вам каждый покажет. У Васьки Шевцова мы собираемся на наши мужицкие братчины и в Николин день, когда пиво варить начинаем, и всегда, когда работа к земле не гнет, бабы пряжу прядут да песни поют, а мужику в своей избе вроде как и делать нечего. Да вы не подумайте, что мы у Васьки-то пивом допьяна напиваемся. Как в старинной песне поется:

Нам не дорого, братья, пиво пить,

пиво пьяное,

А нам дорога, братья, беседушка смиренная,

Как во той беседушке сидит мужье

все честное,

Говорят они речь-пословицу старинную…

Вот-вот, старинные песни – правильные, слов из такой песни не выкинешь, так что приходите к нам в Лопатни, да сразу и к Ваське Шевцову, если на Николыцину попадете, то про все наши лопатинские чудеса услышите. Но про одно чудо-чудное да диво-дивное я вам сейчас расскажу. Было это не так давно, да и не сказать, чтобы намедни приключилось. У Васьки Шевцова на Никольской братчине вы и про стародавние времена услышите, а я – не рассказчик, говорю только то, что своими глазами видел.

Так вот, было это, когда я пешком под стол ходил, да все примечал, потому что был я мальцом смышленым, не обидел Господь разумом, грех жаловаться. Когда я еще мальцом был, служил у нас в нашей церкви Святого Николы, Угодника милостивого и Чудотворца батюшка. Батюшку отцом Владимиром звали, и был наш батюшка особенным. Да у нас в Лопатнях все не как у людей, а по-особенному но такого, как отец Владимир, батюшки и у нас никогда не было.

Отец Владимир приехал к нам в Лопатни из самого Петербурга. В Петербурге, он нам рассказывал, есть Монастырский остров, так наш батюшка на этом острове жил да поповскому делу учился. Этот остров потому и называется монастырским, что живут на нем одни монахи и те, кто поповскому делу учатся. Там и церква есть большая, и еще есть церкви поменьше. Я было задумался, зачем так много церквей, неужто все люди на этом острове в большую церкву не помещаются? У нас в Лопатнях одна церква Николы Угодника, и не сказать, чтобы очень большая была, а мы всем селом в ней Богу молимся, а по престольным праздникам и с окрестных деревень народ собирается – в тесноте, да не в обиде. Но батюшка мне объяснил, что молиться на Монастырский остров со всего Петербурга люди собираются, и их намного больше, чем и в Лопатнях, и в окрестных деревнях, и из других городов люди специально приезжают помолиться на Монастырском острове, и даже из-за границы, вот и нужно много церквей, чтобы люди не давили друг друга, а спокойно Богу молились. Я тогда совсем мальцом был – не мог и вообразить себе так много людей сразу, что в одну церкву им не влезть.

Сейчас-то я понимаю, что есть на земле города, где живет народу намного больше, чем у нас в Лопатнях, и даже больше, чем в Лопатнях и во всех окрестных деревнях, вместе взятых, хотя и наши Лопатни – село немаленькое. Жил наш батюшка со своей попадьей матушкой Натальей в домике при церкви. Хозяйство они вели небогатое – одна корова, одна лошадь, одна свинья, птицы немерено, пес да кошка. У нас в Лопатнях дворы крепкие, так что жил наш батюшка едва ли не беднее всех на селе. Мы-то понимали, что нехорошо это, когда поп на селе беднее прочего народу живет, вот мы всей общиной и решили выделить отцу Владимиру с матушкой Натальей телочку, да еще свинку их к кабану свести, чтобы был у них к Рождеству поросеночек. Поросята – дело хорошее, и мясо к осени, и, если хороший приплод, продать в ярмарочный день можно, или оставить, чтобы в хозяйстве свиньи велись. Мы уже и телочку подобрали, ладненькую такую, рыженькую, с белым пятнышком на лбу, да батюшка – ни в какую.

Говорит, что и так матушка день-деньской за скотиной ходит да в огороде пропадает, да и ему хлопот полон рот – и сена накосить, да и то хлев починить, то огород забориком обнести… А он здесь, в Лопатнях, не для этого. Ему надо и службы божественные служить, и с людьми разговаривать – наставлять народ на путь истинный. Да и у матушки попадьи дел полно – и хор церковный на ней, и воскресная школа. Мы сказали, что поможет батюшке община с хозяйством управиться – если всем миром взяться, то и труд невелик, да отказался наш батюшка: у нас, мол, и без него в страдную пору работы хватает, а они с матушкой попадьей не бедствуют.

Таким вот особенным был наш батюшка из Петербурга, до него, да и после ни один поп не отказался ни от телочки, ни от помощи в хозяйстве, ни от какой иной общинной поддержки. Вот сейчас у нас, после того как отец Владимир с матушкой Натальей на Север подались тамошних жителей в веру христианскую обращать, служит в Никольской церкви отец Сергий, так он и телочку от общины принял, и работой ему помогаем.