Каменная гостья - Лада Лузина

Их экипаж так медленно трясся по киевской брусчатке, что Чуб чуть не повторила ошибку — чуть не сказала: «А можно быстрее?»… Но сдержалась. Насмешливость Демона имела над ней странную власть.

— Как бы медленно мы ни ехали, путешествуя по Прошлому, вы никогда не опоздаете ни на секунду, — прочел ее мысли он. — Насколько я понимаю, вы определились с выбором пути… Мы едем на Мариинско-Благовещенскую.

«Город сам дает мне подсказку? — понадеялась Даша. — Там меня ждет благая весть? Или благо — сам Руслан?»

Их экипаж свернул на будущую Саксаганского — низкорослую, застроенную небольшими одноэтажными домами, отгороженными от мира заборами и садами, не улицу, а пока еще небольшую деревню.

— Боюсь, покуда она не так хороша, как… — Демон щелкнул пальцами.

Лошади в их коляске испуганно заржали: мимо проскочил выпрыгнувший из другого года трамвай, улицу прочертили рельсы. Дома рванули к небу, выросли, раздались в плечах, украсились нарядной лепниной.

Даша приметила знакомую псевдоклассическую статую на крыше, точней вверху на фасаде, — благообразную даму с заломленными руками. Рядом с ней стояло еще три женские ипостаси в древнегреческих одеждах.

— Милосердие, Любовь, Медицина и Жизнь, — представил четыре аллегорических изображения Демон. — Дом построен в 1913 году для нужд общины сестер милосердия, основанной в Киеве вдовствующей императрицей Марией Федоровной.

Массивный серо-жемчужный дом в ренессансном стиле украшали два треугольных фронтона с барельефами, изображавшими сердобольных греческих дам, склоняющихся над больным.

— А эта часть улицы, — продолжал ее спутник, — известна как киевский Парнас. Здесь неподалеку друг от друга жили Старицкий, Лысенко, семья Леси Украинки и Саксаганский, в честь которого и переименовали Мариинско-Благовещенскую…

— А что, если Город сам советует мне выбрать любовь? — перебила его Даша, и ее сердце застучало еще сильней.

— Любовь, — утвердительно сказал ее спутник. — Но какую?

— Любовь одна. Настоящая. И она сильнее всего на свете, — Чуб сказала то, что чувствовала, она ощутила немыслимый прилив сил.

Она знала, что от этого не достигнет цели быстрей, но ей страшно захотелось спрыгнуть с коляски, помчаться к Руслану со всех ног. Она подалась вперед…

— Есть тысяча триста пятнадцать видов любви, — охладил ее Демон, — что же касается силы, вам стоит почитать «Триумфы» Петрарки, размышлявшего о победе любви над человеком, целомудрия над любовью, смерти над целомудрием, славы над смертью, времени над славой и вечности над временем.

— О чем ты?

— О столь ненавистной вам куртуазной любви.

— Ты о платонической? — скривила нос Даша Чуб.

— Выдумавшие ее трубадуры видели смысл любви не в обладании, а в стремлении. Прекрасная дама должна быть недоступной: быть в браке или быть самой королевой. Чем выше преграда, которая ее окружает, тем выше воспаряет твой дух, стремясь к ней. Тем дольше идти к ней, тем больше времени на самосовершенствование.

— То есть мне не стоит спешить — ты по дороге мне еще что-то умное скажешь, — попробовала расшифровать его витиеватую мысль Землепотрясная.

— «Это была любовь времен „голубой розы“»… В средневековых рыцарских романах часто говорится об этой розе, растущей где-то в «мистическом лесу», среди таинственных символических растений. Проникнуть к ней мог только рыцарь «без страха и упрека»…

— То есть, чтобы достигнуть чего-то, нужно быть типа чистой душой. И это говоришь мне ты, Демон?

— Я говорю это вам, Киевице.

— Бред!

— Всего лишь цитата из пьесы Леси Украинки. Она умела любить так. Что же касается вас… Кажется, вы плохо понимаете смысл воздержания. Вы считаете, что целибат — все равно что иметь деньги и не тратить их.

— Ну, вроде того… — признала Чуб.

Демон покачал головой.

— Говоря современным языком, это все равно что иметь деньги и не тратить их на вещи, украшения, развлечения, а вложить в акции… можно прогореть и не получить ничего… а можно стать миллионером, миллиардером. Улавливаете мою мысль?

— Я — не дура.

— Допустим. Тогда представьте, что вместо денег у вас есть энергия. Вы можете растратить ее на быстротечные романы, а можете, как рыцарь прекрасной дамы, потратить ее на подвиги, вложить в творчество, как трубадур, или, как отшельники, потратить ее на очищение души, достижение святости… Как вы думаете, почему и языческие жрицы, вроде Ифигении, и ваши монахи были девственниками? И почему многие из них могли творить чудеса?

— Для того, чтоб совершать подвиги и творить чудеса, обязательно быть целкой? Впервые слышу!

— То, о чем вы слышите ныне впервые, мысль, старая как сам мир. И сводится к одному слову: «выбор». Крестьянка Жанна д’Арк могла б стать хорошей женой и матерью, а стала Орлеанской девственницей — победительницей. И позвольте напомнить вам, что в своей прошлой жизни Мария Владимировна провела 16 лет в монастыре. Да и Катерина Михайловна отличается ныне редким воздержанием… Не потому ли их сила столь недостижима для вас? Я не склоняю вас к целибату…

— А по-моему, очень даже склоняешь! — Чуб и сама не могла понять, отчего так разозлилась.

Десяток причин сплелись в животе в тугой узел злости. Нежелание даже представлять себе такую глупость, как жизнь без секса. Страх, что Демон может быть прав и пока она не в силах это даже представить — ей не узнать истинной силы. Зависть и обида…

И внезапная мысль: «Мариинско-Благовещенская означает, что благую весть здесь получит Мария. Маша! Опять она! Потому, что Демон любит не меня, а ее!..»

— Ты просто хочешь, чтоб наш брак был фиктивным! Не хочешь меня, так и скажи… и не нужно плести мне тут про монашек… Я вообще ведьма. Язычница!

— Вы — Киевица. Но даже у язычников были богини-девы: Дева Афина, Дева Артемида, Дева тавров и греков, покровительница Херсонеса — их девственность считалась залогом неприступности их городов. Не потому ли Херсонес простоял двадцать сотен лет.

— Сколько?

— Двадцать сотен.

— Все! Хватит!..

Чуб соскочила у дома Руслана еще до того, как остановилась коляска. Здесь, в Прошлом, дом № 99 носил номер 101, и лепнины на его фасаде было больше. Сверху, под самой крышей, на стене был изображен ползающий ребенок, мужчина и старец с клюкой.

— Выпусти меня отсюда! — потребовала Чуб. — В наше время.

И опять разозлилась, оттого что она — не Маша. Маше не нужно просить — как Дух Киева, она может менять столетья движеньем пальцев. А Чуб нет… Потому что она — невоздержанная. И вообще, Демон только что обозвал ее шлюхой.