История Андрея Петрова - Игорь Переверзев

Андрей прыгнул в ближайшую машину такси, водитель которой был поглощен послеобеденной дремой. «Интересно, а что снится таксистам?» – подумал Петров, усаживаясь на заднее сиденье.

– Проспект Космонавтов, знаете, где это? – спросил он водителя.

Тот тяжело выдохнул, открыл окно, сплюнул смесь слюны и соплей, вставил в большой рот сигарету, поджег ее и ответил: «Ясен…й!»

Дождь хлестал по стеклам и крыше, настроение было спокойным и немного грустным. В голове играла симфония Вагнера. Какая точно, он не помнил, но некоторые подобные мелодии Андрей любил. Штейн часто ставил в кабинете классическую музыку, и потихоньку Андрей стал к ней привыкать. Под звуки фортепиано летели капли, автомобильные дворники тем временем, как настоящие воины, сражались с бешеным потоком воды. Дождь лупил так, что ехать хоть немного быстрее не получалось. Стекла потели, отчего приходилось останавливаться и ждать, пока толстая волосатая рука шофера быстрыми движениями протрет лобовое стекло старой дырявой тряпкой. В такие моменты пассажиры чувствуют себя, будто они виноваты во всем: в том, что пошел дождь, в том, что водитель нервничает, а и вообще во всем плохом, что есть на Земле.

– Все, приехали, как договаривались, – сказал таксист.

– Возьмите, – ответил Андрей и вышел.

Едва он вступил в большую лужу, как тут же почувствовал, что вода заполняет туфлю на четверть и даже наполовину. «Если все это снять на камеру с применением рентгеновской установки, наверняка получится короткометражная картина "Гибель Титаника"» – подумал Андрей на бегу.

Двери офисного здания, как всегда, приветливо разъехались, заглотив очередного работника, как какой-нибудь кит жрет планктон. Охранник отвлекся от сканворда, кинул изучающий взгляд, идентифицировал по одежде Андрея как менеджера самого высокого пошиба и деловито кивнул. «Новенький, и к тому же идиот», – подумал Андрей, прошел к зеркалу и по привычке начал поправлять прическу. Аифт приехал пустой, забрал нового руководителя и поднял его на 21-й этаж секунд за двадцать пять. За два года работы в журнале «Мой город» Петров ни разу не поднимался на крышу, да и зачем? Смотреть на толпы таких же несчастных рабов, готовых потратит всю жизнь, чтобы заработать на новый рабочий день, пусть и в лучшем офисе?

Здесь, на последнем этаже здания, коридор был точно такой же, как и у них на двенадцатом. В конце налево тупик, направо – две двери без табличек. Вот они. Андрей потянул за ручку той, которая слева. Заперто. Дернул ручку соседней, дверь подалась. Взору предстала огромная комната, квадратов на семьдесят, с панорамными окнами и видом на террасу. В кабинете все было новым, стояли большой диван в целлофане и шикарный письменный стол. На террасе виднелись очертания человека, искаженные плотной стеной дождя. Высокий стройный мужчина в черном костюме. Он махнул рукой, Андрей пошел навстречу. Дверь на террасу точь-в-точь как на входе в здание: автоматическая и полностью прозрачная.

Терраса представляла собой отдельную зону размером чуть больше самого кабинета. Слева и справа большого квадратного пространства расположились живые зеленые насаждения в деревянных ящиках. Выход на крышу обрамлял небольшой козырек, видимо, служивший хоть какой-то защитой от природных стихий для курильщиков. Дождь лил как из ведра, но луж нигде не было, вода уходила по каким-то невидимым желобам в неизвестность. Чистая бетонная площадка, на которую падают миллионы одинаковых капель. Красивое зрелище. Штейн подошел, протянул руку и подал початую бутылку Jack Daniels. Андрей отпил. Напиток приятно обжег гортань.

– Не думал, что такая красота всего несколькими этажами выше, – сказал Андрей, пытаясь округлить не слишком круглые глаза.

– Ты еще посмотришь потом, какой вид! – хвастал Штейн. – Город как на ладони, люди на муравьев похожи! Одно мне не нравится – крыши все какие-то старые, – сказал Штейн, показывая на соседние здания, сделал последнюю затяжку и аккуратно положил бычок в никелированную пепельницу, стоявшую тут же у входа. – А как тебе кабинет? У тебя все то же самое, на вот ключ, кстати.

Штейн вручил приятелю белую пластиковую карточку.

– Сань, нет слов! Я тут подумал: может, будем в одном сидеть, а из второго сделаем еще десяток помещений и сдадим в аренду?!

Штейн засмеялся.

– Я думаю, Носов будет только рад, ладно, пойдем кое-что покажу, – сказал Саша и приобнял Петрова.

Они проследовали к большому дубовому столу. Штейн уселся в кожаное кресло, Андрей расположился рядом на простом офисном стуле.

– Вот, прислали логотип, глянь, – сказал Саша. На мониторе мерцала фотография во весь экран. Но светлом фоне изображены микрофон, еще дальше телевизор старого образца и в глубине силуэт то ли журнала, то ли газеты. По центру красивыми ровными буквами красовалась надпись «Медиахолдинг "Мой город"». Рисунок был простым, красивыми и запоминающимся. Ничего лишнего.

– Вполне прилично! – сказал Андрей.

– Я тоже думаю, она сказала, сделает еще пару вариантов, но знаешь, это тот случай когда и так все ясно. А как тебе название?

Андрей кивнул и сказал: – По названию согласен. Печатное издание так и называлось, радио, как там, «Городские вести FM», так? Телекомпания носовская, насколько мне известно, зовется «Первый новостной». Название «Мой город» – единственное, что может связать по смыслу все эти разные, но близкие темы. Тематика холдинга – местные новости и реклама. По радио будут крутить всякую хрень, но приходят к ним на передачи все наши – местные политики, врачи, директора и так далее. «"Наш город" – новый формат подачи информации» – вот тебе слоган.

– Слоган немного колхозный, – сказал Штейн, – но суть отражает. В конце концов, для нас главное – рекламные площади, реклама на радио и на канале. Да, Андрюх, чем проще, тем лучше. Слушай, а мы с тобой молодцы, правда?! Всю работу сделали за несколько часов!

Штейн отпил большой глоток виски и подал бутылку Андрею. Петров поднял емкость, намекая на тост, и махом допил остаток янтарной жидкости.

– Надо бы с людьми повидаться, ты их видел вообще? – спросил Андрей.

– Нет, конечно! Так, может, издалека, лысого этого, с радиостанции, ну и, как его, Соколов вроде, по-моему, где-то мы даже встречались. Я звонил сегодня Виталику по прозвищу Оторванный рукав, он сказал, что организует общий сбор на днях.

– Оторванный рукав! – повторил Андрей и прыснул со смеху.

Штейн тоже заржал. Немного покрасневший, счастливый и довольный. Смех заполнил комнату, создавая страшное эхо, похожее на рев тираннозавра.

Андрей пошел смотреть кабинет, по пути виня себя за бесцеремонный уход. Даже общество друга нельзя терпеть каждый день. Вообще, люди зря думают, что, найдя свою любовь или лучшего друга, они победят одиночество. Никакой ведь победы не будет, да и нет никакого смысла бороться с этим непонятным существом. Одиночество само придет за вами, когда вы счастливы, оно нагрянет как незваный гость в тот самый момент, когда вы о нем вообще не думали, и самой большой ошибкой будет попытка победить его. Андрей давно знал об этом. Еще с детства. Люди понимают, что они обречены, но боятся думать об этом раньше времени. Они находятся одни в утробе матери и в гробу тоже лежат одни-одинешеньки.

Он скрестил руки за спиной и мерил шагами свой огромный кабинет, подошел к двери на террасу, те приветливо разъехались. Дождь стих. Тут, высоко над городом и людьми, потрясающий свежий воздух. Огромное пространство из бетона с видом на мегаполис, полный машин, людей и надежд… Андрей подошел к самой кромке. Даже крыши, такие ненавистные и безликие, были какими-то необычными и заставляли задуматься сразу обо всем. «Кто я? – подумал Андрей, – и что я здесь делаю? Каким я буду руководителем, и каким я буду вообще лет через десять? Все только и говорят: буду, буду…

Вечно мы где-то далеко. Жить в настоящем неинтересно, потому что думаешь, что дальше будет обязательно лучше. Так и гоняемся всю жизнь за миражом. И вот приходит момент, когда песка на горизонте еще до отвала, а спасительного источника все так же нет. Мы падаем на колени, смотрим на солнце, которое выжгло своими испепеляющими лучами наши надежды и чаяния, и падаем без сил ниц».

Он просидел на большом коричневом диване часа два, может, чуть больше. Просто сидел и ни о чем не думал. Единственной мыслью был целлофан, покрывающий диван полностью. Очень хотелось разорвать на куски это противное прозрачное полотно, но просто сидеть и ничего не делать хотелось больше. Андрей вспомнил, что пришел осмотреть свой кабинет, а после так и остался здесь на полдня. Интересно, почему не звонил Саша, почему не зашел до сих пор? Да черт с ним. Он прикрыл глаза и подумал, как же иногда сложно бывает встать с кресла. Мысли о том, что человек может ходить, говорить, есть, пить, дружить, казались сейчас нереальными. Как много может человек и какой же он беспомощный иногда бывает. Прилипла задница к дивану – и хорошо, пробежал десять километров на тренировке – тоже неплохо… Кто конструировал человека? Много в нем несуразного. Человек – это самое неуклюжее и недоделанное существо на планете, стоит только приглядеться, чтобы это понять.