Тени. Бестиарий - Иван Наумов

Короткий звонок, подтверждение: всё проверил, состояние отличное. Снятые заранее с карточки дойчмарки скрылись в ящике кассы, солдатики вернулись в пакет. Дело сделано, двигаемся дальше.

Встречу на блошином рынке Ян перенёс на воскресенье — старик, обещавший достать родные запчасти к аккордеону довоенного производства, приболел — лишь бы поправился до выходных.

Ещё две посылки должны были прийти на адрес отеля в Майнце, куда Яну предстояло добраться сегодня к вечеру. Но сначала он намеревался нанести визит родственникам — заехать к дяде Мише Вахину, двоюродному брату отца. Просто повидаться, а может быть, и попросить о помощи.

Доехав до центрального вокзала и слегка заплутав в подземных переходах, он оплатил с карточки билет до Кирхберга, крошечного городка неподалёку от аэропорта Хан, что в полутора часах езды от Франкфурта.

Двухэтажной электричке Ян очень обрадовался — забрался наверх, забился в уютный тихий угол, рядом на сиденье бросил сумку. За окном моросил редкий дождик, расчерчивая изогнутое между стенкой и крышей стекло аккуратными пунктирами. Франкфуртские небоскрёбы поплыли назад, поезд медленно взобрался на мост над серой рекой, а потом словно с горки, с горки — разогнался и помчал через предместья, унося Яна на запад.

Дядю Мишу Ян увидел, едва вошёл во двор. Тот сидел на лавочке перед подъездом невзрачной трёхэтажной бетонной коробки, переминал в пальцах похожую на «беломорину» папиросу, рядом с ним стояла открытая банка пива с незнакомым рисунком. Дядя Миша был в тёплой куртке, перемазанной у карманов машинным маслом.

На газонах лежал тонкий слой снега. Мощёная фигурными

плитками дорожка к подъезду была сухой. По веткам живой ограды прыгали суетливые воробьи, объедая сморщенные ягоды.

По тротуару туда-сюда носились трое смуглых мальчишек лет шести-семи. Один стучал перед собой баскетбольным мячом, который двое других с визгом и криками пытались отобрать. Дриблинг с обводкой закончился закономерно — мяч стукнулся о бампер видавшего виды «опель-кадетта» и отскочил в клумбу.

— Узакта арабадан! [14] — крикнул дядя Миша, встал, сурово пригрозил пальцем. — Вот отца вашего сейчас позову, если озоровать будете!

Прищурившись, посмотрел на Яна, поначалу не узнал, но потом как-то по-бабьи взмахнул руками:

— Яшка! Племяш!

Крепко обнялись, Ян поцеловал дядькину колючую щёку.

— Ишь, птица перелётная! Как занесло в нашу дырень-то? Хорошо, дома мы! Ох, оголтелый ты, Яшка! Ну, удивил!

Дядька обнял племянника за плечо, отнял сумку, повёл к подъезду.

— Клав! Клава! — закричал он. — Грибы доставай! Селёдку доставай!

В окошке первого этажа отдёрнулась занавеска, тётя Клава, уже совсем седенькая, прислонилась к стеклу, сощурилась, и, тоже всплеснув руками, исчезла в глубине кухни. «А я ещё думал: ехать — не ехать», — устыдился Ян.

В подъезде под лестницей выстроились разномастные велосипеды. Кто-то порезал старый вытертый до основы ковёр и застелил пол и ступени до площадки первого этажа. Под секцией почтовых ящиков стояла коробка под макулатуру. Щёлкнул замок, скрипнули петли, тётя Клава осторожно перешагнула порог, вышла встретить племянника.

— Совсем большой стал! Здравствуй, Янушка!

— Здрасть, тёть Клав!

Ведь не виделись больше семи лет, подумал Ян, — с тех пор как собирались в Саратове у Гроссфатера, дедова старшего брата, на девяностолетие.

Вспомнились золотые деньки тёплого сухого сентября, шумная суета, уют застолья, родные и полузнакомые лица. По удивительному стечению обстоятельств на «большой сбор» приехали все-все-все, никто не заболел, никто не застрял дома из-за работы, даже ташкентская ветвь прибыла в полном составе, несмотря на то, что мелюзге уже полагалось бы присутствовать в школе, а не продлевать каникулы.

Дня три, а то и четыре слились в один праздник. Кто-то съездил за грибами, кому-то повезло покататься на моторке по бескрайнему Саратовскому морю. Но когда темнело, все снова собирались вместе, то заводили патефон, то хором пели «Вечер на рейде» и «Der Rote Wedding», «Под крылом самолёта» и «Du, du liegst mir im Herzen»…[15]  Гроссфатер степенно поправлял пышные усы, за столом сидел прямо и торжественно, время от времени подмигивая то одному, то другому правнуку. Награды, прицепленные на пиджак вместо обычных орденских планок в честь праздника, отбрасывали блики на крахмальную скатерть: «Красной звезды» и «Красного знамени», серебристый «Суворов» и целая гирлянда медалей, из которых Ян сразу узнавал только «За взятие Берлина».

В последний вечер, выпавший собственно на круглую дату, он встал и долго оглядывал всех собравшихся за двумя составленными столами. Разбросанные по стране — а теперь уже по разделённым новыми границами странам — потомки, их жёны, дети, внуки, все смотрели на строгого старика, держащего за тонкую ножку рюмку с красным вином.

— Дорогие мои, — сказал Гроссфатер. — Не каждому выпадает такое счастье — видеть, как обильно разрослась его семья, как новые Вахины и Ваны, — шутливый кивок в сторону Яна с отцом, — шагнули в этот мир, выросли и стали приличными людьми. С каждым годом центрифуга жизни разбрасывает нас всё дальше, но прошу вас, не забывайте и не теряйте друг друга! Blut ist dicker als Wasser. Denken sie daran, dass die Brüder und Schwestern auch in allen Ecken der Erde verwandt bleiben! [16]

Ташкентские правнуки захихикали — совсем не понимали по-немецки. А взрослые за столом посерьёзнели, насупились. Потому что дядя Миша с тётей Клавой к тому времени уже получили визы, и до их отъезда оставались считанные недели. Гроссфатер сам уговорил сына перебираться в Германию — и уверенно кивал при любых разговорах, что как только всё устроится, то его сразу заберут туда, на историческую.

Никуда Гроссфатер, конечно, не поехал. Тихо зачах, не прошло и трёх месяцев. А дядя Миша даже не смог приехать на похороны — виза, чёртова виза не предполагала выезда в первые полгода: уж переселился, так переселился, будь добр соблюдать законы новой родины. После поминок Ян забился на кухню в чужой опустевшей квартире, чтобы не слышать, как отец яростно и отчаянно что-то доказывает по телефону дяде Мише. С тех пор и не виделись, и даже не разговаривали — так, по открытке на Новый год да на день рождения.

Поэтому и Ян, хоть и зачастил во Франкфурт, сюда до сих пор не показывался — с духом собирался, что ли. Планировал, конечно, навестить — и именно в этот приезд, тут важно было самому себе об этом напомнить. Уже сев в поезд до Кирхберга, Ян некоторое время раздумывал, не получится ли перехватить у дяди Миши хоть немного денег, чтобы выкупить уже этот треклятый медальон — не такой уж заоблачной суммы не хватало. А теперь его начала подгладывать совесть: совсем не тянуло всё, что наблюдалось вокруг, на устроенную «заграничную» жизнь, к которой родственники рванули семь лет назад из сосущего лапу Саратова.

— Ну, рассказывай! — разместились на кухне, Яну досталось удобное место в углу, дядя Миша сел напротив, спиной к двери, а тётя Клава засуетилась у плиты. — Как ты после института, кем устроился? Отец-то твой толком не пишет ничего…

Из холодильника появились холодные жестянки пива. Ян пшикнул крышкой, пригубил, тётя Клава тут же подсунула керамическую кружку с гербом Райнланда [17].

— Я… не то чтобы где-то в одном месте. Работы достаточно, путешествую много, интересно, в общем.

— Как так «не в одном месте»? — не понял дядя Миша. — Как организация-то называется? Должность какая?

— Ну, в Штатах это называется «фриланс». Значит, свободный найм.

— Это кто ж от кого свободный? Страховку на тебя завели? В пенсионный фонд отчисляют всё как надо? Что за фирма-то хоть? Чем занимается?

Дядя Миша не унимался. Этого Ян и боялся, но — куда деваться! — пришлось вдаваться в подробности:

— Дядь Миш, это значит, что постоянной работы у меня нет.

У плиты огорчённо ахнула тётя Клава.

— Я выполняю поручения нескольких компаний по разовым контрактам… — Может, так для них будет понятнее? — Большей частью всякие туристические дела: езжу гидом, сопровождающим, переводчиком. Вызывают меня часто, подолгу дома не сижу. И ещё всякая другая работа попадается — по Германии ищем всякие редкости, старые предметы. Есть такие клубы любителей военной реконструкции, собирают старинную военную форму, каски, оружие. По Первой мировой, по Веймарской республике что-то найти — довольно непросто. Ко мне обращаются — я помогаю.

— Значит, в Германии бываешь, — протянула тётя Клава, поставив перед ним и перед дядей Мишей по тарелке с пюре и котлетами. — Ешь, Янушка! Что ж не заглядывал-то никогда?

— Да обычно в Берлин прилетаю, — смалодушничал Ян. — Вот — приехал.

— Молодец, молодец, — дядя Миша слегка насупился, что-то обдумывая. — Ты вот мне что объясни: что это у тебя за странная работа такая? День там — день сям! Попросят — поработаешь, а не попросят — тогда что? Как-то это странно, шатко!