Финская баня - Владимир Домашевич

Странно то, что здесь не было видно пограничников — за исключением того, который сидел–дремал в будке со шлагбаумом, где были составлены лыжи. Вторая похожая будка находилась на шведской стороне, там тоже виднелся шлагбаум с высоко задранным вверх носом. Эти полосатые шлагбаумы словно подавали парням надежду: вот, пожалуйста — олкаа хювя — дорога свободна в обе стороны! Время шло, снег шел тоже — ровный и спорый, казалось даже, что он становится еще гуще, что очищать от него дорогу — напрасная затея — придется чистить столько, сколько он будет идти. Люди были белые, почти нереальные, они сливались с пространством, и их движения, взмахи рук, шуфлевание напоминали немое кино: движение есть, а звука нет, и люди кажутся просто механическими роботами.

Наконец кто–то из тех, кто руководил работой по расчистке снега, как у нас сказали бы — субботником, объявил перерыв на два часа — так перевел Юхан Колотаю. Уставшие люди медленно, будто нехотя, шли к будке, ставили лопаты, некоторые брали свои вещи, становились на лыжи и шли, чтобы где–нибудь перекусить. Взяли свои рюкзаки и Колотай с Юханом, стали на лыжи и не торопясь пошагали вместе с теми, кто переходил на ту сторону границы, и никто тут даже не подумал, что они — нарушители границы, переходят из одного государства в другое. Все произошло обыденно просто, но все же у Колотая сердце аж заходилось–колотилось — недаром у него такая фамилия. Еще рано было прыгать от радости, но начало оказалось удачным — слава богу милостивому, это он им помог, послав такую погодку.

Они, не отрываясь от основной группы, шедшей от проходной на запад, направились за ней, прислушиваясь к разговору. И хотя Колотай ничего не понимал, он уловил уже слышанное слово «хапаранда». Его произнес перед отъездом отец Юхана: это шведский город неподалеку от границы, откуда по железной дороге можно добраться до самого Стокгольма. Вот куда им теперь нужно — в Хапаранду! Колотай приблизился к Юхану, как пароль, сказал «Хапаранда» и показал палкой на того человека, который назвал станцию. Юхан кивнул, показав на свое ухо, что означало — так подумал Колотай, — он тоже слышал.

Вскоре они оказались в небольшом поселке с деревянными домами у самой дороги, направляясь к местному отелю, где они собирались перекусить. Колотая это немало удивило, но потом он подумал, что на пограничном переходе должно быть соответствующее место, чтобы человек мог переночевать или провести некоторое время, пока будут решаться какие–то его дела. Юхан между тем разговорился с тем человеком, который назвал нужный им пункт, о чем–то расспрашивал, упомянул даже Стокгольм. Напрасно он про Стокгольм спросил, напрасно… Плохо то, что они не могут переговариваться при людях, еще там, у Хапайненов, договорились, что он, Колотай, будет выдавать себя за глухонемого, а потом, когда все более–менее выяснится, лучше ему быть дипкурьером, которому нужно в Стокгольм в советское посольство к послу Коллонтай, кстати, он ее родственник, а разница в написании фамилии — чисто техническая, и финская справка, что это русский пленный — недействительная, он не бывший солдат, а дипломат. «Если ты дипкурьер, то где твои бумаги, документы?» — могут спросить у него. «Вот здесь все, — скажет он, показав пальцем на свой лоб. — И все секретное и несекретное — там».

Но это, как говорится, запасной вариант. А вот в этот момент как поведет себя Юхан с этим человеком, не вызовет ли у него подозрение? Не выдаст ли его шведский язык с финским акцентом?

Они старательно оббили на крыльце свежий снег, вошли в отель, чтобы съесть чего–нибудь горячего и, может, даже выпить по кружке пива, потому что потели они во всю силу: и в дороге, и на субботнике по расчистке снега. Как только вошли в фойе, их встретил пожилой метрдотель в фирменной одежде с галуном, расспросил, чего они хотят. Им дали два столика, принесли — даже очень быстро — по кружке темного овсяного пива, потом гороховый суп, сосиски с ячной кашей, салат из грибов, черный хлеб.

Все шло за милую душу, мужчины ели и пили молча, только изредка Юхан что–то спрашивал у своего соседа, тот коротко отвечал, иногда искоса поглядывал на Колотая — не иначе, думал, что за тип здесь оказался — с той стороны? Колотай специально ел «некультурно»: громко хлебал суп, жевал, не закрывая рта, и хлебные крошки иногда падали на стол, сильно шмыгал носом, а губы вытирал рукавом куртки, гримасничал. Одним словом, входил в роль: а что, может, и пригодится?

Когда расплачивались, Юхан заплатил за обоих, что очень удивило официанта: чтобы молодой человек да не имел денег заплатить за еду? Действительно, может, он такого типа видел в первый раз?

Тот швед со своей компанией вышли первыми, а они нарочно тянули, чтобы оторваться от незнакомых.

Юхан, естественно, не мог передать содержание своего разговора со шведом, но сказал главное: Хапаранда на этой дороге, может, сотня километров или даже больше. «Поехали?» — спросил по–русски и улыбнулся. Но улыбка была невеселой. Он устал, как, кстати, и Колотай. Стоило бы переночевать в этом отеле, но они боялись останавливаться близко от границы: а вдруг какая–нибудь проверка? Вдруг кого–то ищут, а найдут их? Хотя в такую погодку устраивать проверку мог только последний дурак. Зато им смелее идти к своей цели — меньше встретится всяких проверяющих. «Поехали», — ответил Колотай после долгой паузы. Овсяное пиво слегка затуманило голову, стало немного легче на душе, видимо так же чувствовал себя и Юхан, потому что периодически повторял сам себе: карашо, карашо. Дорога, как и раньше, вела на запад, косой снег летел им в лицо, залеплял очки, и они часто останавливались, чтобы протереть слюдяные стеклышки. Менялись: то первым шел Юхан, то вперед выходил Колотай, потому что по целику было идти намного тяжелее, чем по протертому следу. Они заметили, что у дороги справа торчат километровые столбики около метра высотой, как на контрольной полосе границы, правда, те были густо поставлены, с проволокой в несколько слоев. А здесь столбик стоял один, и на нем белой краской поставлена цифра — 05, через километр — 06 и так далее. Может быть, отсчет шел от границы? И пойдет до самой Хапаранды? Придется проверить…

…Они обрадовались, увидев железнодорожные пути, хоть и занесенные снегом. Значит, где–то должен быть и вокзал. Городок тоже был засыпан снегом, дома казались низкими, и это естественно — они просто утопали в снегу. Городок был железнодорожной станцией и морским портом одновременно: он стоял на берегу Ботанического залива, на самой его северной оконечности. Жила здесь одна только железная дорога, она и интересовала беглецов. По рельсам они нашли и вокзал, или станцию: небольшое кирпичное здание у самых путей, рассчитанное на какую сотню пассажиров, не больше. Но зал ожидания был просторный, они, сняв лыжи и поставив их у стены в специальном месте («Не украдут часом, как у нас?» — подумалось Колотаю), вошли в зал со специфическим запахом угля и еще чего–то неуловимого, что присутствует на вокзалах и никогда не выветривается, осмотрелись. Стоят у стен деревянные топчаны, сейчас они все свободны, только кое–где сидят хмурые люди, преимущественно женщины, держат в руках дорожные сумки, ждут своего поезда.

Юхан показывает Колотаю на лавку–топчан: посиди! — а сам направляется к окошку кассы, возле которого стоит средних лет женщина в длинной шубе рыжего цвета, скорее всего, из лисы, в стильной, под цвет шубы, шляпке. Она о чем–то говорит с кассиршей, просит, не иначе, какого–то совета: каким поездом и когда ей лучше ехать. Колотай, сидя на топчане, уже начинает нервничать: а вдруг они не успеют взять билеты? Хотя — как не успеют, если еще нет никакого пассажирского поезда? Наконец женщина получила свой билет, отошла к свободной скамейке. В окошко уже просунул голову Юхан, что–то говорит, что–то спрашивает. Ему отвечает приветливый женский голос, что–то объясняет, видимо, советует какие–то варианты: на этот не садитесь, лучше садитесь на другой. Этот идет утром, а тот в обед — что–то подобное она говорит Юхану, тот слушает и выбирает вариант, даже не посоветовавшись с ним, Колотаем. Хотя что тут советоваться? Юхан не маленький, чтобы не отличить хорошее от плохого. Колотай волнуется, но не так сильно, как тогда, при переходе границы. Чего особо волноваться? Не будет в этот, так будет в другой, не теперь, так в четверг. Главное, что они уже на вокзале, что они поедут, а когда — это уже не так важно. Важно знать, сколько километров до Стокгольма, а еще важнее — сколько стоит билет, точнее, два билета. Молодчина Якоб Хапайнен, достал где–то немало шведских крон, или просто где–то поменял на свои финские марки. Все он предусмотрел, все учел и рассчитал. Говорил, что в Швеции у него родственники, которые должны помочь Юхану найти себе место. Это хорошо, парень образованный, окончил лицей, его так же, как и отца, привлекает лес и лесное хозяйство. Лес — это прекрасно: деревья, реки, озера, звери, рыба и мало людей, которые утомляют своими заботами, просьбами, угрозами, своим вечным стремлением что–нибудь купить, что–нибудь достать, что–нибудь украсть… Хотя здесь, может, люди не знают, что такое воровство, но что–то не верится. Как это прожить, чтобы не украсть? Да если бы наш колхозник не воровал, то уже и колхозники вывелись бы — повымирали с голоду. У государства украсть не считается грехом, вот у соседа — это уже другое дело, это грех. А государство не обеднеет, оно вон как всех своих верноподданных стрижет под ноль: за все плати, даже за каждую яблоню плати налог. Многие свои сады повырубили, так как нет никакой выгоды иметь сад: не прибыль, а убытки…