От винта! - Анатолий Маркуша

— А еще, дальше… что дальше будет?

— Чего, собственно еще вы желаете? — спрашивал я в ответ.

— Баек.

— Больше не знаю, — пытался отшутиться я.

— Не верим, но можем помочь… — и стали помогать, да так активно, что первоначально маленькая книжечка стала расти и пухнуть, требовать дополнительных иллюстрации. В итоге и получилось то, что вы держите в руках — «ОТ ВИНТА!» (с продолжением…)

Давно уже замечено — есть очень храбрые летчики и есть старые пилоты. Старые — надежнее.

Тогда к праздникам талончики на муку давали. Все брали и он тоже взял. Отлетавшись, пошел в общагу, у него на третьем этаже была комната-пенал. Шел и думал, а на что мне эта мука? И тут лошадь на глаза попала, паслась на первой травке. Угостил мукой из ладошки. Идет дальше, а коняга — за ним, видать, понравилось угощение. Долго ли коротко, только он ту оголодавшую лошаденку на третий этаж притаранил, оставшуюся муку на подоконник высыпал. Сам ушел праздновать.

Скандал, можете вообразить, какой разыгрался — первое мая, всенародный праздник, а тут лошадь из окна третьего этаже голову выставляет и ржет. Понятное дело, виновника — на ковер. Как такое безобразие понимать? У людей праздник, а ты, что выдумал? Отвечай!

— Праздник — правильно, а кого я в гости позвал, совершенно не ваше дело…

Конягу пожарные через окно эвакуировали, в комнате ее не развернуть было. А пилотяга тот прославился, его через приказ о нарушителях провели, все Военно-воздушные силы осведомлены были.

Есть такой аэродром Багай, мы в окрестностях дешевые яйца покупали и — в Саратов. Там дети и жены наши обретались, ждали, когда городок в Багае достроят. И вот задача — как сотню-другую тех дешевых яиц переправить по назначению? Ездили на попутках, а дороги, сами знаете, какие в России дороги.

И находится специалист. Объявляет: пакую с гарантией, несите старые газеты, покажу предметно. И что ж вы думаете, упаковал он сотню яиц каким-то своим секретным способом и на глазах почтенной публики сбросил посылку с плоскости Як-11. И все яички остались цели. А дальше дело пошло так — он пакует и приговаривает: «Готовь бутылек, за сотню — ноль пять, за двести — ноль семьдесят пять». Пришлось человека спасать. Когда бы в ту пору городок не достроили, мог и вовсе с круга такой талант спиться.

Петь мне категорически противопоказано за полным отсутствием музыкальных способностей. Все окружающие не уставали мне с самого детства повторять: медведь тебе на ухо наступил. И я поверил. А петь мне всегда хотелось. И вот какой случай выпал. Пошел на облет Ту-2. Летел без экипажа. Включаю маяк, слышу Утесова «Раскинулось море широко, и волны бушуют вдали…» Не удержался от искушения, нажал на кнопку СПУ и запел вместе с Леонидом Осиповичем. Потом — с Бернесом пел, с Шульженко — тоже. И вдруг слышу:

— Командир, ты еще не устал надрываться?

Первое, что стукнуло в голову: неужели я не ту кнопку нажал и вышел на внешнюю связь? Меня аж затрясло в ознобе. На всякий случай спрашиваю:

— Это ты, Борисов?

— А кто же, я…

— Ты где?

— Где положено — в Ф-3.

Оказывается, радист Борисов прикорнул в кабине радиста, а я не проверил и считал — лечу один. Полегче сделалось, а то это конец света, если представить — я в открытом эфире!

Шел набор в школу летчиков-испытателей. К высокому начальству пришла женщина и, не соблюдая общепринятых правил обращения, очень по-домашнему объявила: вот я тут документы вам принесла, он в отлете сейчас, поручил мне.

— А вы кем ему приходитесь? — Поинтересовался генерал, глянув мельком в бумаги.

— Матерью. — Почему-то смутилась женщина.

— Извините, но сколько же вам лет, мама?

— Он у меня очень рано родился.

— Ой, мама, мама, вы хоть понимаете, на какую дорогу своего парня ставите? Рискованная у нас жизнь испытательская, подумайте, мама.

— Но вы же седой и живы. — Она улыбнулась генералу. — Но если моему сыну повезет меньше, чем Вам, я не буду в обиде — пусть погибнет счастливым, чем будет жить с отчаянием — не сумел, не достиг, не добился.

Мама умерла рано. Генерал тоже скончался, а он все живет и еще подлетывает при всякой возможности.

Гроб решили не открывать: земля не пощадила Костю. Но овдовевшая его жена потребовала: покажите мне его в морге. Она настаивала — это мое право, в последний раз ну, и так далее. Как тут отказать? Проводили ее в гнуснейший госпитальный подвал, приготовились подхватить на руки, когда начнет падать, но она устояла, хотя и сильно изменилась в лице, постояла в оцепенении, попросила всех выйти. Побыла у гроба еще сколько-то времени, на люди вышла с сухими глазами, внешне спокойная. И сказала:

— Все. Заколачивайте, — и повторила: — Все, все.

Через месяц она вышла замуж. Вроде бы за случайного соискателя вышла. Почему? Для чего? Трудно ответить: чужая душа и на самом деле — потемки.

Еще в училище пристало к нему прозвище Филей. Накрепко пристало, хотя и непонятно почему. Летал Филей надежно. Но, как ни странно, с болезненным упорством, можно сказать, поносил нашу летческую судьбу.

Ворчал он постоянно: «Летать, летать, а что такого в этом? Мухи тоже летают!» Был у него и другой конек: «Ну, что это за дело — три дня готовься, пиши, черти, отвечай на вопросы начальников, час летай и опять — разговоры. Как же на войне было — ракета и пошел!»

— Слушай, Филей, ну что ты все ворчишь?

— А это — фасон де парле! Не понял, ясно? Учи французский тогда поймешь.

Как однако мы любим выстраивать людей по ранжиру: этот — дважды Герой, а этот первый летчик страны, да что там — страны, первый в мире! Но и того мало: великий летчик… И так — годами. Я поинтересовался у сизого пилота, больше сорока лет пахавшего в нашем небе, как он оценил бы заслуги, свои личные, перед господом богом? Он усмехнулся:

— Серьезно спрашиваешь?

— Вполне.

— Боженька, учти, пожалуйста, я налетал двенадцать тысяч часов и никого не увил, так что решай, куда мне теперь — в рай, в ад или посидеть в чистилище, пока твои кадровики не получат акт о причинах моего списания с летной работы.

Инструктор своему курсанту: «Высоко, высоко выравниваешь!» А в следующем полете: «Низко, выравниваешь, внимательнее надо!»

Курсант после полетов: «Разрешите вопрос: какое выравнивание лучше — высокое или низкое?» Инструктор: «Оба хуже».

А раньше в авиации веселей жилось. Судите сами: первого апреля двадцать второго года Линдберг впервые пришел на летное поле, а девятого выполнил самостоятельный полет. Вот такие порядки были! Обучение заняло неделю и обошлось в 500 долларов, а еще за 500 долларов он купил подержанный военный самолет и начал свое восхождение к славе. Цель была ясна. Раймонд Ортег назначил приз в 25 тысяч долларов тому, кто пересечет Атлантику — в одиночку и без посадки.