Женщины, кот и собака - Мария Метлицкая

– Что? – переспросила она, опускаясь на стул.

Но в трубке мерно и монотонно, словно китайская пытка каплей воды, зазвучали короткие гудки.

Сначала был ступор, что-то вроде летаргического сна. Ольга легла рядом с мамой, на соседней кровати, пластом. Так лежала три дня. А потом словно сорвалась: металась по квартире, набирала его номер, распахивала окно, жадно хватая воздух, как рыба. Что-то бормотала, шептала, стояла под ледяным душем, замерзала до дрожи, куталась в два одеяла. Пила только воду из-под крана – долго и жадно. Вода пахла гнилью… Потом ее бурно рвало. Нашла какую-то пачку сигарет, кем-то когда-то оставленную. Пробовала закурить – снова стошнило.

Звонила Алке и кричала в трубку, что жить больше не хочет. Алка сурово спросила: «Из-за чего? Из-за этого козла? Беды ты не видела!..»

Светка хотела приехать, но Ольга решительно запретила ей это делать. Глянула на себя в зеркало и ужаснулась: ведьма! Ей-богу! Немытые патлы, серая кожа, круги под глазами… Тощая, жалкая, страшная..

Жизнь развалилась. Совсем.

Нет, не так: жизнь просто закончилась.

А в начале сентября умерла мама…

Спустя годы Ольга думала: «Как я тогда выжила? Как это все выдержало сердце? Когда все сразу…»

Выдержало. Не умерла. А очень, кстати, хотелось! Мысли были совсем страшные: «Вот бы попасть под машину! Или… газ, например. Утечка. Сделать это самой – сил не хватило. Значит, держалась за жизнь? Слабыми ручонками, обессилившими пальчиками с обломанными ногтями держалась! Верила, что все еще будет?

Нет, не верила. Полная тьма. Кошмарная, без просветов. Жила как во сне, страшном, нескончаемом сне. Работа, квартира… Чай утром, кусок хлеба, яйцо – в рот ничего не лезло, а надо! Правда, зачем?..

Приезжала Алка с девчонками. Девчонки орали, ссорились, хватали то вазочки, то статуэтки, то книги. Вазочки падали и разбивались. Ольга просила избавить ее от этого кошмара и скорее уехать. Алка нервно хватала девчонок – и к двери. Обижалась…

А после их ухода Ольга выключала свет, ложилась, не раздеваясь, и смотрела в темный потолок. Засыпала только под утро.

Пару раз приезжала Светка. Вот у кого все налаживалось! Светка нашла «человека» – именно так она говорила. Произносила это важно и медленно, по слогам: «че-ло-ве-ка».

При всей своей душевной тупости Светка была совершенно искренна в радости. Ее «человек» был свободен от каких бы то ни было обязательств. Старый холостяк, проживающий с незамужней сестрицей. Парочка еще та! Старая дева Светку возненавидела сразу. Понятное дело!

…Слушать Светкины «семейные хроники» было занятием не для слабонервных! И однажды Ольга остановила подругу: «Свет, хватит, ей-богу!..»

Та обиделась: «Это ты от зависти!»

Ольга решила, что со Светкой покончено. «Зачем мне такие подруги?»

А Светка не поленилась еще и позвонить и выдать тираду: «Сама загнала себя в угол, сама виновата и от горя и злости не можешь порадоваться за близких людей! Всех разогнала – и меня, и Алку! Не говоря уже об Андрее!»

Здесь, собственно, варианта два: или стерва, или дура. Другого не дано.

Ольга знала, что Светка – дура. И все ее выпады только от глупости. Словом, общаться с ней расхотелось совсем.

В то время Ольга вообще не могла общаться. Ни с кем. Себя жестоко ненавидела, а всех остальных – презирала.

Вскоре узнала: не обида прогнала ее жениха! Просто встретил он там, в Выборге, женщину. Молодую, красивую. Легкую. И без заморочек. Наверное, влюбился. Так бывает: крышу снесло и – все! На все наплевать! Тем более на какую-то дуру, разрушившую его представление о женитьбе как красивом празднике. О нем и не подумала! Так с чего бы ему думать о ней?

«Предатель, – шептала она. – И чтобы в такое ужасное время!..»

В октябре Алка пристроила дочек к бывшей свекрови и собралась съездить в Питер. Звала с собой Ольгу. Та раздумывала, колебалась. Питер она любила. Часто думала, что там, в Питере, она обязательно была бы совершенно счастлива! Подумать только: каждый день проходить мимо эдакой красоты! Жить среди этого – не просто любоваться суетливым туристом, закидывая голову назад, и щелкать фотоаппаратом, а жить!

Конечно же, в историческом центре! И наплевать, что там – одни коммуналки с минимумом удобств. За такую красоту и честь жить в музее надо платить! Но перетащить туда маму и бабушку было нереально. Баба Тоня – типичная москвичка, выросшая в Замоскворечье. В детстве она гуляла там с внучкой, рассказывая про купеческие особняки. Читала маленькой Оле вслух Гиляровского. А маме, давно ушедшей в себя, было и вовсе все равно: Питер ли, Москва… Главное – чтобы ее опекали, обихаживали и еще… Оставили бы в покое и давали спокойно болеть!

А после ухода бабули и мамы Ольге стало все равно, где жить и как. Потому что жить вообще не хотелось. Нигде!

В Питер с Алкой она не поехала. И, как оказалось, не зря! Вот ведь судьба! Экскурсоводом дальними родственниками к одинокой Алке был приставлен старый холостяк из питерских интеллигентов. Разумеется, знаток архитектуры и всего прочего. Алка сначала сопротивлялась, а потом согласилась. Чтобы не обидеть заботливую родню. Ну и закрутился у них с этим Петей страстный роман. Алка вернулась в Москву и… через две недели рванула обратно.

Светка – вот ведь чудеса! – взяла на себя Алкиных девчонок. В первый раз в жизни!

Ну, и через полгода питерский Петя уже проживал на Алкиной жилплощади.

Человеком он был в высшей степени странным: молчаливым, закрытым. Какой-то научный сухарь, не иначе.

Но с Алкиными девочками быстро нашел общий язык, и они его обожали.

Алка говорила, что у него удивительный юмор – нестандартный и малопонятный. Но если понять – обхохочешься просто до коликов!

Алка расцвела как маков бутон. С притязаниями к мужеску полу было покончено.

Часто она повторяла: «Как же хорошо, Оль, что ты со мной не поехала!»

Светка тоже крутилась со своим «пожелудым», как она называла своего неюного друга.

Признавалась: «Зануда страшный! Жадноват, это да. Но любит, девчонки! Заботится, понимаете? А обо мне никто никогда не заботился!»

«Пожелудый» (пожилой) Светкин любовник был мужчиной, мягко говоря, непривлекательным: лысый пузан, росту маленького, с носиком-пипкой и блеклыми круглыми глазками.

Но правда заботился. Кашку Светке варил, супчик. Проверял, надела ли Светка в мороз теплые колготки…

Алка презрительно хмыкала: «Конечно! Такая забота! Бесплатно ведь! Без единой копейки!»

Светка и Алка снова начали цапаться: «Твой, – орала Светка, – просто… маргинал, вот!»

Это она намекала на Петино безделье.

«Надо же, – с достоинством отвечала Алка, – мы слов-то каких набрались!»

«А твой старый лис?.. Все экономит? – вступала Алка. – А ты его так и корми – из того, что он принесет! Геркулес и кефир… Да, Свет? Господи! – Алка закатывала глаза к потолку. – Самое мерзкое – жадный мужик!»

«А твой – всем поделится! – не сдавалась Светка. Всем, что имеет! Умными разговорами, например… Знаниями… Да, Ал? Больше-то у него ничего нет! Или я ошибаюсь?..»

Питерский Петя был и вправду не трудоголик. Денег не зарабатывал – не умел. Приносил копейки (младший научный в музее). Но с девками Алкиными занимался. Водил по музеям, проверял уроки, делился знаниями.

Алка пахала как лошадь. Но при этом была совершенно счастлива. «Наверное, впервые в жизни: каждому – свое, – загадочно говорила Алка, и взгляд ее увлажнялся».

А Ольга все так же жила в каком-то своем тревожном полусне, в слабой реальности. Автоматически жила, не человек – робототехника.

Подруги ушли в свою жизнь. Одиночество. И адская усталость от него.

К весне Ольга твердо решила уехать. Оставаться в этом, некогда любимом городе, где сейчас ей было так плохо, Ольга больше не могла.

И квартира, еще недавно такая родная и любимая, а нынче выстуженная одиночеством и тоской, была ей почти ненавистна.

Перемена участи – вот спасательный круг! Полная перемена! Всего! Страны, города, работы, привычек…

У человека, оказавшегося в состоянии даже самого страшного и глубокого отчаяния, сохраняется инстинкт выживания – самый сильный из всех безусловных.

Мысль об отъезде взбудоражила Ольгу и встряхнула. И она лихорадочно начала искать возможные варианты.

«Уехать, уехать! – твердила она про себя. – И там… я буду другой. Здесь мне не вылезти! Здесь – бабушка, мама, Андрей. Здесь – все мое горе, мое одиночество. Здесь – предательство, которое душит меня. Здесь – моя черная яма и пропасть без дна. Здесь меня больше ничего не держит!»

Алка орала: «Куда ты поедешь? Ты инвалид! Еле ноги таскаешь! Сердце болит всю дорогу и голова! Ты же там просто сдохнешь! И сдохнешь еще быстрее! Там вообще никого не будет, ты понимаешь? Вообще! Здесь хоть мы!.. Квартира… Хоть родной язык!..»

В апреле Ольга решила: поставлю своим памятник – и все, до свидания!

Точнее, прощай! Прощай, моя прежняя жизнь! Прощайте, мои обиды, несчастье, тоска! Я уезжаю. А там – там как будет! Если сильная – значит, выживу. Ну а слабая…